проволочек гости съехались в Баварию, в тихое местечко Бад-Рейхенхаль;
бригаду агентов секретной полиции, которая должна была работать с русскими
офицерами, возглавлял капитан Райнерт; его помощником был активист
Немецкой народной партии Генрих Мюллер, двадцати одного года, из крестьян,
посещает курс на факультете права, холост, активный противник как
коммунистов, так и национал-социалистов, вполне лоялен и верен немецким
традициям.
заседание в ресторане "Пост" в Бад-Рейхенхале, - доносил Мюллер, -
наиболее видную роль играют генерал Василий Бискупский, киевский
митрополит Антоний и сенатор Римский-Корсаков. Каждый день начиная с
десяти часов утра русские обсуждают вопрос об экономическом возрождении
страны после того, как будет реставрирована монархия. Во время перерывов в
вестибюле и коридорах они более всего интересуются, кто из собравшихся
является германским агентом, а кто французским осведомителем. В конце
четвертого дня противоречия между делегатами сделались неуправляемыми,
случился скандал, поскольку бывший парламентарий Николай Марков-второй
обвинил всех присутствующих в том, что они служат масонам и евреям вместо
того, чтобы заняться военными формированиями и инфильтрацией в Россию. Не
придя к соглашению, съезд русских изгнанников закончил работу. Полагаю,
что впредь такого рода собрания психически неуравновешенных людей
разрешать нецелесообразно. Если уж и начинать диалог с русскими, то с
теми, которые обладают реальной властью. Такими, увы, являются
большевики".
черепаховая, большая, очень дорогая, надел свои маленькие, в тоненьком
золоте), внимательно прочитал документ, покачал головой, усмехнулся
чему-то, удивленно посмотрел на Штирлица:
всяком случае на этом континенте, - призыв к переговорам с красными не
очень-то украшает вашу биографию.
мобильности мышления молодого полицейского агента. Уже в двадцать первом
году он, Мюллер, обладал умом политика, то есть человека, исповедующего
прагматизм как альфу и омегу п о с т у п к а.
вымочены в красном вине, пальчики оближете... Ну, сыр, понятно...
мы обсудим за столом?
улыбнулся. - Вы же профессионал, в вашем материале нет удручающей грязи,
которая рождает чувство стыда за поступок. Стыда и страха...
Ратенау.
так, впрочем, было одно лишь мгновение; он откинулся на спинку удобного,
т о п к о г о кресла и кивнул:
гитлеровского национал-социализма, борцы за чистоту "германской истории и
немецкого духа" - маршировали по улицам Германии, распевая свой гимн:
"Кнальт аб ден Вальтер Ратенау, ди готтферфлюхте юденшау!"'
_______________
националистам, чем министр иностранных дел, возвратившийся из Рапалло с
договором между разрушенной Германией и большевистской Россией, договором,
который сразу же изменил баланс сил на европейском континенте, заставивший
Париж и Лондон перейти от презрительного третирования поверженного Берлина
к сдержанным переговорам с немцами; те ныне опирались на мощь русских; с
такого рода фактором нельзя не считаться.
члены "Стального шлема", и "национал-социалисты" Гитлера, Штрассера и Рэма
собирали митинги, на которых неистовствовали истеричные ораторы:
"Еврейский министр Ратенау предал немецкий народ русским большевикам!
Смерть Ратенау!"
Ратенау, силясь доказать свою н е м е ц к о с т ь, был одним из финансовых
покровителей "Стального шлема", внес пять миллионов марок на создание
"союза германских патриотов, хранителей святых традиций имперского духа";
они не хотели помнить, что он, Ратенау, промышленник и финансист, во время
войны разработал вместе с Людендорфом план принудительной депортации
семисот тысяч бельгийцев на германские военные заводы - "ковать оружие для
победы великой армии кайзера"; они не желали оценить и тот факт, что
социал-демократы находились к нему в оппозиции, как к "денежному тузу и
эксплуататору"; они постоянно помнили, знали и слепо ненавидели в нем
только то, что он был евреем, подписавшим договор с большевиками.
писатель Стефан Цвейг заметил как-то: "Ни в ком я не видел более трагичной
судьбы еврея в стране, где антисемитизм стал болезнью общества, как в нем
- великогерманском патриоте, преданном идее тех, кто травил его и
преследовал до последней секунды жизни".
княжеской и императорской власти, гарантировав равные права всем
религиозным группам и национальностям, но не проведя экономической
реформы, породила страшного зверя: одержимый шовинизм неграмотного
люмпен-пролетариата, с одной стороны, и, с другой - тотальное, внешне,
правда, достаточно корректное, неприятие этого "неразумного и
преждевременного" шага со стороны аристократии, юнкерства, промышленников,
финансистов и ряда историков, незыблемо стоявших на великогерманской
доктрине расового превосходства немцев не только над евреями, но и вообще
над всеми европейскими народами - славянами, понятно, в первую очередь.
Брехта, Зегерс, режиссеры Рейнгард и Пискатор, мыслитель Эйнштейн,
композитор Эйслер - истинные патриоты н е м е ц к о й философии и культуры
были слепо и бездумно отринуты только потому, что средневековое темное
зверство проникло в поры людских душ; главное - обозначить чужого; прежде
всего оттолкнуть, запретить д е л а т ь что-либо каждому, кто несет на
себе тавро иноплеменного проклятия. С евреем бороться легко; с властью -
опасно; антисемитизм - религия стадной трусости.)
убить "паршивого еврея Ратенау, предавшего Германию русским большевикам";
сын генерала, вынужденного - после краха империи - выйти в отставку, он
записал в своем дневнике: "Из-за мерзавцев типа Ратенау наш великий кайзер
никогда больше не сможет провести колонны победоносных солдат через
Бранденбургские ворота. Имеет ли смысл жить, если немецкая история
лишилась своего главного символа - великого вождя, воплощавшего в себе
германскую идею? Что может нация без того, кто единолично, твердой рукой
правит ею? Коварный замысел "мудрецов Сиона", поставивших себе цель лишить
мой народ монарха и ввергнуть его в пучину безнравственной, чуждой нам
демократии, когда каждый мерзавец может открыто говорить все, что ему
вздумается, когда чернь вправе возражать хозяину, одержал верх. Но мы еще
посмотрим, кто выйдет победителем! Мы еще решим, за кем последнее слово!
Мы еще потанцуем на руинах чужеродных и отвратительных п о н я т и й:
"демократия" и "социализм"!"
класса - Гюнтером; тот, в свою очередь, дружил с двадцатипятилетним
отставным морским лейтенантом Эрвином Керном; несмотря на свою молодость,
Керн был ветераном "Стального шлема", крепко п о р е з в и л с я во время
спартаковского восстания, запретил своим солдатам расстреливать
захваченных социал-демократов - только з а б и в а т ь насмерть,
продлевать мучения жертв, делать это при зрителях, пусть другие
спартаковцы видят, что их ждет, хороший урок для всех: ощущение ужаса
жертвы - залог мужества в предстоящих битвах.
фанатик национальной идеи Эрнст фон Саломон ("Я не читаю ничего, кроме
книг, связанных с историей германской нации; нынешняя литература глумится
над святынями; когда мы победим, немцы будут получать только то, что
возвеличивает их в их же глазах; все остальные тома будут сожжены на
площадях, а брехты, цвейги, Фейхтвангеры повешены вниз головой на фонарных
столбах: уж если пока живут среди нас, то пусть живут тихо, как мыши; их
посягательство на равенство с нами должно караться смертью"); в группу
входил двадцатипятилетний инженер Германн Фишер и сын одного из
руководителей берлинской магистратуры Эрнст-Вернер Техов.
тайным "Организационным комитетом", во главе которого стоял прусский
офицер Эрхардт, старший "товарищ" Адольфа Гитлера.
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Василенко Иван
Шилова Юлия
Флинт Эрик