вернуться в кафе, где мы ели завтрак? Ты сможешь его найти?
глаза вниз. Теперь она подняла их, и они были полны слез.
прозвищем. - Оба вы ангелы.
тебя, - сказал Миляга. Сказав это, он грозно расширил глаза. Улыбка была у
него на губах, угроза - во взгляде.
себе.
неблагоразумным. Прошу тебя, Миляга, доверяй мне.
всерьез. Несмотря на все свои оптимистические заверения, Пай, судя по всему,
совершенно не был уверен в том, что они встретятся вновь.
зависит и от этого. Ты понимаешь? Мы давали друг другу обеты.
пальчики Хуззах уже ждали своей очереди.
воротам Кеспарата, оставляя Пая под охраной взвода.
искушению. В такой ситуации Паю будет только хуже, если он расчувствуется.
Лучше вести себя так, как если б все они были уверены, что встретятся через
несколько часов и будут попивать в Оке Ти-Нун. В воротах, однако, он не смог
удержаться от того, чтобы оглянуться на цветущую улицу и бросить последний
взгляд на существо, которое он любил. Но взвод уже исчез внутри чианкули,
забрав собой блудного сына.
Глава 32
1
еще несколько часов. Автарх находился в комнате неподалеку от Башни Оси,
куда доступ дню был закрыт. Здесь утешение, приносимое криучи, не было
испорчено светом. Было так легко поверить, что все вокруг - только сон, а
значит, не стоит никакого сожаления, если - или, вернее, когда - этот сон
рассеется. Однако, как обычно, Розенгартен безошибочно отыскал его нишу и
принес известия не менее сокрушительные, чем самый яркий свет. Попытка
незаметно уничтожить оплот Голодарей, предводительствуемых отцом Афанасием,
благодаря прибытию Кезуар превратилась в публичный спектакль. Вспыхнуло и
быстро распространилось насилие. Судя по всему, войска, первоначально
направленные для штурма оплота Голодарей, были вырезаны до последнего
солдата, но проверить эту информацию не было никакой возможности, потому что
путь в портовый район преграждали самодельные баррикады.
Розенгартен. - Если мы не растопчем очаг сопротивления немедленно, то все
религиозные фанатики Доминионов заявят своим последователям, что День
настал.
побунтовать немного? Они все ненавидят друг друга. Мерцатели - Голодарей,
Голодари - Зенетиков. Пусть перережут друг другу глотки.
жертва, Розенгартен. Неужели ты этого не понимаешь? Я сидел здесь и думал:
если б я только мог заставить Комету упасть на него, я бы сделал это. Пусть
он умрет так же, как жил: красиво. Что ты так опечален, Розенгартен? Будут и
другие города. Я смогу построить еще один Изорддеррекс.
распространилась.
молчание. - Значит, ты не уверен.
побрал. Знаешь, созови-ка ты генералов.
крепость. - Он поднялся на ноги. - А я намереваюсь пойти поговорить с моей
ненаглядной супругой.
(утратившая все свое кокетливое настроение, дрожащая и с сухими глазами, что
для ее постоянно плачущего племени было эквивалентом слез) знала, где
находится его супруга: в своей часовне. Он ворвался внутрь в тот момент,
когда Кезуар зажигала свечи у алтаря.
слово, теперь был тусклым и невзрачным, как и весь ее вид.
она зажигала свечи, Кезуар повернулась к алтарю. Подобно ее покоям, он был
коллекцией всевозможных излишеств. Вырезанный из дерева и расписанный
Христос висел на позолоченном кресте, в окружении херувимов и серафимов.
меня никого нет.
меня.
благочестием, нежели раздраженный.
застрелить Его, и Он был ранен. Я сама видела, как Его ранило. Но когда они
принялись искать тело, оно исчезло.
женщинам, - сказал он ей. - Там ты сможешь ожидать Второе Пришествие. Если
хочешь, можешь все это забрать с собой.
снисхождении? Нет. Обвини меня в каких угодно преступлениях, и, возможно, я
окажусь виновным. Но страха во мне не будет. Ты должна это знать.
нужен. Но, сама понимаешь, он найдет меня не за молитвой. Может быть, я буду
писать. Интересно, способен ли Он вынести это зрелище? - Автарх схватил руку
Кезуар и зажал ее у себя между ног. - Может быть, именно Ему придется
проявить смирение. - Он рассмеялся. - Ты когда-то молилась на этого
паренька, леди. Помнишь? Скажи, что помнишь?
остается только нести это бремя. - Он неожиданно придвинулся совсем близко.
- Не думай, что ты можешь бросить меня ради Него. Мы принадлежим друг другу.
Если ты причинишь вред мне, то этим самым ты вредишь и себе. Подумай об этом
хорошенько. Если наша мечта сгорит, мы поджаримся вместе.
его объятий и вся дрожала от ужаса.
Скорбящего, если он помогает тебе хорошо спать по ночам. Но помни, что наша
плоть едина. Каким бы заклинаниям ты ни научилась в Бастионе, ты осталась
тем же, кем и была.
себе.
любовь.
Или нет, обнаженной! Лучше всего обнаженной!
словно ее безумие было заразным. Она продолжала раздирать свои одежды,