Пегготи.
Приехал мистер Дэви. Приободрись, милочка! Неужто ты ни словечка не скажешь
мистеру Дэви?
ее руке, она была холодна - я это и сейчас чувствую - и казалась бы совсем
безжизненной, если бы не высвободилась из моей руки. А потом Эмли медленно
поднялась со стула и, подойдя с другой стороны к своему дяде, молча и все
еще дрожа, припала к его груди.
мистер Пегготи, приглаживая своею большой заскорузлой рукой ее пышные
волосы. - Оно и натурально, мистер Дэви, что молодые непривычны к таким вот
испытаниям и вдобавок робки, как моя птичка... оно и натурально!
слова.
пришел, чтобы отвести тебя домой. Ну, ступай с ним - у него тоже любящее
сердце. Ну, как же, Эмли? Ну, как, моя красоточка?
голову, как бы прислушиваясь, а затем сказал:
дядей остаться, моя птичка? Да ведь твой муж - он скоро будет твоим мужем -
ждет, чтобы отвести тебя домой! Ну, кто бы мог подумать, что эта малютка
прилепится к такому заскорузлому старику, как я! - сказал мистер Пегготи, с
невыразимой гордостью озирая нас обоих. - Но в ее сердце больше любви к
дяде, чем соли в море... глупенькая Эмли!
тому же она так встревожена и напугана, я ее оставлю здесь до утра. Да уж и
сам останусь!
человек, или почти что женатый, взял да и пропустил рабочий день. Не годится
и так - днем работать, а ночью ухаживать за больным! Ступай домой и ложись
спать. За Эмли не тревожься, о ней здесь позаботятся, уж я-то знаю.
- я не видел, как он к ней подошел, но чувствовал, что природа наделила его
сердцем джентльмена, - она еще крепче прижалась к своему дяде, словно
отстраняясь от своего нареченного. Я бесшумно закрыл за ним дверь, чтобы
ничем не нарушать тишины, царившей в доме; когда же я вернулся, мистер
Пегготи все еще с ней разговаривал.
она немножко приободрится, - говорил он. - А ты, моя милая, посиди покуда у
очага и погрей руки, они у тебя ледяные. Разве можно так бояться, принимать
все так близко к сердцу!.. Что? Ты пойдешь со мной? Ну что ж, пойдем,
пойдем!.. Знаете ли, мистер Дэви, - добавил мистер Пегготи с не меньшей
гордостью, чем раньше, - если бы ее дядю выгнали из дому и пришлось бы ему
валяться в канаве, я уверен, что она пошла бы за ним! Но скоро появится
кто-то другой, да, кто-то другой, Эмли!
комнатки, где было темно, мне смутно почудилось, будто она лежит там,
распростершись на полу. Но была ли то она, или в комнате сгустился мрак, я и
по сей день не знаю.
испытывала малютка Эмли, - памятуя о том, что говорил мистер Омер, я
приписал этому страху перемену, происшедшую с ней, - и, прежде чем сошла
вниз Пегготи, пока я сидел в одиночестве, прислушиваясь к тиканью часов,
охваченный торжественной тишиной, царившей вокруг, было у меня также время
подумать более снисходительно об этой ее слабости. Пегготи заключила меня в
свои объятия, призвала благословения на меня и снова и снова благодарила за
то, что я принес ей утешение в ее горе (таковы были ее слова). Потом она
умоляла меня пойти наверх, всхлипывая, говорила, что мистер Баркис всегда
любил меня и восхищался мною и часто вспоминал обо мне, пока был в сознании,
и она уверена, что если он придет в себя, то при виде меня оживится, ежели
вообще может его оживить что-нибудь на свете.
кровати в неудобной позе, свесив голову и руки и привалившись к сундучку,
который стоил ему стольких трудов и забот. Я узнал, что, когда он уже не в
силах был сползать с кровати, чтобы открывать его, и не в силах был всякий
раз удостоверяться в его сохранности с помощью волшебной палочки, которою
пользовался как-то на моих глазах, он потребовал, чтобы сундучок поставили
на стул у кровати, и с той поры держал его в своих объятиях днем и ночью. И
сейчас его рука покоилась на нем. Время и вселенная ускользали от него, но
сундучок оставался на месте; и последние его слова, которые он произнес (как
бы поясняя), были: "Всякое тряпье!"
в то время, как ее брат и я стояли в ногах кровати. - Здесь мой дорогой
мальчик... мой дорогой мальчик, мистер Дэви! Благодаря ему мы поженились,
Баркис! Помнишь, ты передавал с ним поручения? Хочешь поговорить с мистером
Дэви?
придавал его фигуре какую-то выразительность.
рот рукой.
повторил:
мистер Пегготи. - А рождаются здесь только во время прилива - рождаются на
свет, когда вода стоит высоко. Он отойдет во время отлива. В половине
четвертого кончается отлив, прилив начнется через полчаса. Если он дотянет
до начала прилива, то, стало быть, продержится, пока вода не начнет опять
спадать, и отойдет, когда снова начнется отлив.
сказать, какое таинственное влияние оказало на него мое присутствие, но
когда, наконец, слабым голосом он начал что-то бормотать в бреду, то,
несомненно, вспоминал о том, как отвозил меня в школу.
моей руке и прошептал со страхом и благоговением:
воскликнул он.
глаза.
протянуть мне руку и сказал внятно, с ласковой улыбкой:
ГЛАВА XXXI
останки бедного возчика не отправятся в свой последний путь в Бландерстон.
Она давно уже купила на свои собственные, сбереженные ею деньги маленький
клочок земли на нашем старом кладбище близ могилы "ее милочки", - так
называла она всегда мою мать, - и здесь они должны были покоиться.
возможное (в сущности, это было очень мало), я испытывал такое
удовлетворение, которое и теперь мог бы себе только пожелать. Но боюсь, что
еще большую радость, эгоистическую и профессиональную, я получил, когда взял
на себя заботу о завещании мистера Баркиса и разъяснял его содержание.
поискать завещание в сундучке. После недолгих поисков его нашли в сундучке,
на дне лошадиной торбы, где (кроме сена) были обнаружены: старые золотые
часы с цепочкой и печатками, которые мистер Баркис носил в день свадьбы и
которых ни до, ни после этого никто не видел; серебряная затычка в форме
ноги, которой он уминал табак в трубке; игрушечный лимон, наполненный
крохотными чашечками и блюдечками, - по моим догадкам, мистер Баркис купил
его в подарок мне, когда я был ребенком, а потом не нашел в себе духу
расстаться с ним; восемьдесят семь с половиной гиней - гинеями и
полугинеями; двести десять фунтов новехонькими банкнотами; несколько
квитанций на акции Английского банка; старая подкова, фальшивый шиллинг,
кусок камфары и устричная раковина. Судя по виду сей последней, старательно
отполированной и отливавшей с внутренней стороны всеми цветами радуги, я
заключил, что мистер Баркис имел некоторое представление о жемчужинах, но к
какому-либо твердому понятию так и не пришел.
свои поездки. Чтобы не привлекать к нему внимания, он прибег к такой
выдумке: сундучок-де принадлежит "мистеру Блекбою" и "оставлен на хранении у
Баркиса до востребования"; эту небылицу он старательно запечатлел на крышке,
но теперь буквы едва можно было разобрать.
благую цель. После него осталось почти три тысячи фунтов. Проценты с одной
тысячи он завещал в пожизненное пользование мистеру Пегготи; по смерти его
капитал надлежало разделить поровну между Пегготи, малюткой Эмли и мной или
теми из нас, кто останется в живых. Все прочее имущество он завещал Пегготи,
назначая ее своей наследницей и единственной исполнительницей его последней
воли и завещания.