вать.) Оба солдата умудрялись еду раздобыть, но как? Не знаю. Видел, как
они, торопливо жевавшие, выходили из туалета (спугнул их, придЯ по нуж-
де). С набитыми ртами они прошли мимо меня. Тени, готовые плакать, но
жующие. Я настолько оголодал, что пожаловалсЯ Пыляеву, и тот заверил ме-
ня, что при случае передаст мои слова министру здравоохранения; шутка, С
однако в препаратах произошла небольшаЯ подмена, и в тот же день, к ве-
черу, Я вдруг перестал хотеть есть. Только сухость во рту.
заодно с ограблением уложивший наповал сонного охранника в подмосковном
магазине. Первым же выстрелом. (Теперь мы все о нем знали.) МарусЯ шеп-
нула, что Шатилов держалсЯ три месяца, а выложил все за три минуты. Ша-
тилов и дальше хотел о себе рассказывать, не только про грабежи и
единственное убийство: он хотел поведать всю свою жизнь. Когда врач ушел
(записав слово в слово С и тут же, небось, звонок следователям!), граби-
тель Шатилов все еще рвалсЯ к общению как к раскаянию. Теперь он расска-
зывал медбратьям, рассказывал соседям по койке, за ужином рассказывал
мне С до такой степени ему, натерпевшемуся, хотелось. Палата все знала,
все видела. НельзЯ было не увидеть: Шатилов на своей койке сидел среди
нас, единственный счастливый и один единственный улыбающийсЯ (уже отме-
нили инъекции, кровь помалу очищалась). њерез день он исчез.
само за себя: человек не мог им и их препаратам противостоять С белый
халат дело знает. Мы, упиравшиеся, лишь тратили время, каждый свое. Сле-
дующим за Шатиловым покаялсЯ насильник Вася. Его уже оформляли, то есть
избавлялись от него. То есть наскоро, но по всей форме строчили следова-
телям, мол, наш подопечный С ваш подопечный: вполне вменяем, можно су-
дить. Признание врачу не ЯвляетсЯ юридически значимым, его губительнаЯ
суть, однако, в том, что к врачу, заодно с признанием, сами собой попа-
дают подробности (на какой скамейке поджидал жертву С кто помог? С как
помог? С на какой чердак заброшен , допустим, пистолет ?). Даже если
больной, спохватившись, станет все отрицать С поздно. Когда факты и фак-
тики такой россыпью просеиваютсЯ к следователю, ему и признание ни к че-
му; можно судить. А ВасЯ отрицать и не думал. ВасЯ рассказывал подроб-
ности уже сверх. В частности, еще об одном недавнем своем насилии: в
парке С насилие из неизвестных. Жертва не захотела огласки. Женщина лет
тридцати.
Вася, не он первый, оформлялся, ничуть не сожалеЯ и с
улыбкой С с минуты признаниЯ человек улыбаетсЯ стенам,
даже медбратьям, так ему легко. Зато Вася, здоровея, уже
не хотел, как все мы, на корточках подпирать спиной
стену в сортирной курилке. Курил он в углу, сам по себе.
Его уже сняли с питания, он смело крал у нас куски
припасенного хлеба. Обрек себЯ на тюрьму, на срок,
однако ходил меж нашими кроватями тудаРсюда и смеялсЯ С
был легкий, как шарик в руке мальчугана, не утаил
ничего. Раньше или позже это ждало других, ждало меня.
стала накатывать остраЯ к самому себе жалость. Как рыба, Я начинал хва-
тать ртом воздух С ух... ух... ух!.. С выныриваЯ из воды мутных захими-
ченных снов. И наутро хватало отравленности: даже кашу на завтрак мы
глотали с той же непреходящей к себе жалостью. Не знаю, кто так системно
(Пыляев?) сбавлял или вдруг резко к ночи увеличивал дозы. Иван поРпреж-
нему никого из нас не замечал. Лишь однажды, если не галлюцинация, на
возвратном пути из инъекционной в свою палату Я увидел Ивана Емельянови-
ча (вернее, его лицо) за стеклянной перегородкой тихого отделениЯ (где
Веня). Лицо смотрело на меня. Нет, не следило. Просто смотрело.
МарусЯ запоздало менЯ захотела, ее женскаЯ щедрость тоже казалась ее
хитростью и его уловкой. В тот вечер коридоры опустели: карантинное оп-
рыскивание, обязательное во всех углах. После укола МарусЯ попросила С
останься, помоги прибраться. Да, Пыляеву она про эти лишние минуты ска-
зала. Пыляева, кстати, уже нет: ушел домой!.. Я подавал ей препараты,
она их прятала в шкафы, запирала. Потом вытирали пыль.
двадцать, Я думаю, мы задержались. Усадив менЯ на диванчик (прямо под
решеткой С дверь заперта), МарусЯ со слезой мне выговорила С как так
случилось! как же ты, Петрович, умудрилсЯ сюда попасть, такой рассуди-
тельный и приятный человек?!. Она уверена, она убеждена, что Я попал сю-
да случаем. (Но попал. Вот уж кусай пальцы.) Коснулась пухлой ладошкой
моего плеча, шеи. Минута или эти двадцать ее лишних минут были выбраны
точно и чутко. Впрочем, Я уже каждый день был на сносях С был в столь
расслабленноРразжиженном состоянии, что простое и участливое как ты, та-
кой хороший , приятный, сюда попал , пухлаЯ ладошка, плюс легкое объятье
тотчас вызвали на глазах обильные слезы. Водянистые, мои или не мои, не
уверен. Но слезы. Я спешно поцеловал и уткнулсЯ лицом ей в плечо. Я рас-
кололся. Уже и рот открыл, чтобы начать торопливый, с подробностями,
искренний пересказ, вероятно, всей моей жизни. Однако остановился. Инс-
тинкт всеРтаки заискрил. Насторожило одно неточное ее слово: приятным
менЯ не называли даже в шутку. Этой словесной мелочи (чутье к слову)
хватило, и С так взлетает спугнутаЯ птица С Я спохватился.
не через боль, а поверху: да, одинок и родных никого, С да, старею!
тепло все меньше, а в общежитии, Маруся, живут наглые, хочешь не хочешь
собачишьсЯ с ними, ссора за ссорой. ТСам убить когоРто хотел?У С ТГлу-
пости, Маруся! Это Я защищаюсь. Во сне защищаюсь от наглых...У С ТКак
так?У С ТА так...У С Я шепотком пожаловалсЯ ей, что иногда вечерами про-
гуливаюсь с молотком в кармане: на случай коридорной драки. Пусть не ле-
зут, дам по балде. А в снах (не в жизни, Маруся) С в снах у менЯ мечта
нож купить. Просто попугать их. Нож бы мне хороший, с перламутром, вид-
ный!..
и врачам, но в бытовом соусе) ей хватило.
на диванчик.
душили мою кровь химией? С расстегнула белый халат, а с ним и блузку,
оголив груди, это чтоб лучше встал, пояснила. Ее щедрое общение со мной,
возможно, и не было хитростью Ивана Емельяновича, а просто минутным ее
желанием. Работаешь, работаешь С скучно.
мой жесткий матрас С слияние было удивительно, и сначала приходила на ум
мягкость слияниЯ с лодкой на реке. С лодкой, в которой лежишь, когда ее
вяло несет медленнаЯ река, с чуть заметным дрейфом к берегу. А к вечеру
ощущение слияниЯ становилось еще на порядок мягче и изначальней: это бы-
ла мягкость материнской утробы.
размышляем. Тихо... Вот возникает белый халат, врач. ПоявляетсЯ его ли-
цо: Пыляев. (Я и кровать, мы под чужим взглядом начинаем на времЯ отда-
лятьсЯ друг от друга.) Ага. Врач Пыляев. А сзади маячит с помятым лицом
Иван Емельянович.
их слова. Строго вытянувшись, но сидя.)
край постели, то отодвигается, то нависает над тобой (над лежачим) своим
жестким лицом.
слезы) С еще не текли.
Не хочет пропустить момент признания, час, когда Я наконец дозрею. При-
шел и сидит, играЯ тесемками своего белого халата. Так к парализованному
Махров Алексей
Корнев Павел
Конюшевский Владислав
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Рыбаков Вячеслав