тоненьких ножках. В дальнем углу Кудлатый откопал плуг и обрадовался ему,
как родному. А борону еще раньше обнаружили в куче старого кирпича. В
школе нашлись только отдельные ножки столов и стульев да остатки классных
досок - явление вполне естественное, ибо каждая зима имеет свой конец и у
всякого хозяина могут на весну остаться небольшие запасы топлива.
действия необходимо было построить уборные. В методике педагогического
процесса об уборных ничего не говорится, и, вероятно, потому в Куряже таак
легкомысленно обходились без этого полезного жизненного института.
во все стороны. Только на южном обрыве не было стены, и здесь, через
заболоченный монастырский пруд, открывался вид на соломенные крыши села
Подворки. Вид был вво всех отношениях сносный, приличный украинский вид,
от которого защемило бы сердце у любого лирика, воспитанного на созвучиях:
маты, хаты, дивчата, с прибавлением небольшой дозы ставка#11 и вышневого
садка. Наслаждаясь таким хорошим видом, куряжане платили подворчанам
черной неблагодарностью, подставляя их взорам только шеренги сидящих над
обрывом туземцев, увлеченных последним претворением миллионов,
ассигнованных по сметам соцвоса, в продукт, из которого уже ничего больше
нельзя сделать.
Овчаренко достигал максиума серьезности и убедительности, когда жаловался:
чем ездить?
два подворских плотника, и старший из них, солдатскогго вида человек в
хаковой фуражке, с готовностью поддерживал мои предначертания:
А насчет досок - тут на Рыжове склад. Вы не стесняйтесь, меня здесь все
знают, давайте назначенную сумму, сделаем такую постройку - и у монахов
такой не было. Если, конечно, дешево желаете, шелевка пойдет или,
допустим, лапша, - легкое будет строение, а в случае вашего желания
советую полтора дюйма или двухдюймовку взять, тогда выйдет вроде как лучше
и для здоровья удобнее: ветер тебе не задует, и зимой затышек, и летом
жара не потрескает.
этого прекрасного человека, строителя и организатора зимы и лета, ветров и
"затышка". И фамилия у него была приятная - Боровой. Я дал ему стопрку
кредиток и еще раз порадовался, слушая, как он сочно внушал своему
помощнику, сдобному румяному парню:
мою забери. Пока се да то, а людям сделаем строение... А кто-нибудь нам
покажет, где и как...
запеленал деньги в некую тряпочку и еще раз морально поддержал меня:
неповротливую, дохлую, подготовительную стадию и приступили к
педагогической работе в Куряже.
был вопрос, тоже относящийся к бытию: тарелки и ложки. В сводчатой
трапезной, на стенах которой выглядывали из-под штукатурки черные
серьезные глаза святителей и богородиц и кое-где торчали их
благословляющие персты, были столы и скамьи, но никакой посуды куряжане не
знали. Волохов после получасовых хлопот и дипломатических представлений в
конюшне усадил на старенькую линейку Евгеньева и отправил его в город с
поручением купить четыреста пар тарелок и столько же деревянных ложек.
кликами, обьятиями и рукопожатиями целой толпы. Хлопцы нюхом почувствовали
приток знакомого радостного ветра и выскочили к воротам#12. Выскочил и я и
моментально попал в лапы Карабанова, который с недавних пор усвоил
прривычку показывать на моей грудной клетке свою силу.
в моем сознании толпа таинственных куряжан вдруг обратилась в мелкую
пустячную задачку, которой отказал бы в уважении даже Ложкин.
всех рабфаковцев: и основательного тяжелого Буруна, и Семена Карабанова,
на горячей черной страсти которого так приятно было различить тонкий
орнамент, накладываемый наукой, и Антона Братченко, у которого и теперь
широкая душа умела вместиться в узких рамках ветеринарного дела, и
радостно-благородного Матвея Белухина, и серьезного Осадчего, пропитанного
сталью, и Вершнева - интеллигента и искателя истины, и черноокую умницу
Марусю Левченко, и Настю Ночевную, и "сына иркутского губернатора"
Георгиевского, и Шнайдера, и Крайника, и Голоса, и наконец, моего любимца
и крестника, командира седьмого сводного Александра Задорова. Старшие в
седьмом сводном отряде уже заканчивали рабфак, и у нас не было сомнений,
что и в вузе дела пойдут хорошо. Впрочем, для нас они были больше
колонистами, чем студентами, и сейчас нам было некогда долго заниматься
счетом их учебных успехов. После первых приветствий мы снова засели в
пионерской комнате. Карабанов залез за стол, поплотнее уселся на стуле и
сказал:
не буты! Ось мы и приехали!
нахмурились, беспокойно оглянулись, заскрипели стульями. Задоров задумчиво
посмотрел в окно и прищурился:
его знает, взять не за что. Много, ты говоришь, а где они? Где? За кого ты
ухватишься? Надо их как-нибудь... той... в кучу собрать. А как ты их
соберешь?
подозрительный взгляд Карабанова и сказала:
Пускай не двести восемьдесят, так сто восемьдесят придут. Там будет видно.
Чего тут сидеть?
проголодались, все в спальнях ожидают обеда. Черт с ними, пускай лопают! А
во время обеда всем пойти по спальням и агитнуть. Надо им сказать,
сволочам: приходите на собрание, люди вы или что? Приходите! Для вас же,
гады, интересно, у вас новая жизнь начинается, а вы, как мокрицы,
разлазитесь. А если кто будет налазить, заедаться с ним не надо. А лучше
так сказать: ты здесь герой, возле кастрюли с борщом, - приходи на
собрание и говори, что хочешь. Вот и все. А после обеда позвонить на
собрание.
обеда. Мишка Овчаренко стоял в дверях и поучал того самого рыжего, который
вчера интересовался моей фамилией.
толкуешь: полагается! Ничего тебе не полагается. Понимаешь, друг? Ты это
должен хорошенько понять, если ты человек с умом. Я, может, тебе и выдам,
так это будет, милый мой, по моему доброму
желанию. Потому что ты не заработал, понимаешь, дружок? Каждый человек
должен заработать, а ты, милый мой, дармоед, и тебе ничего не полагается.
Могу подать милостыню, и все.
и вообще со вчерашнего дня на физиономии рыжего произошли большие
изменения: некоторые детали этого лица значительно увеличились в обьеме и
приобрели синеватый оттенок, верхняя губа и правая щека измазаны были
кровью. Все это давало мне право обратиться к Мишке Овчаренко с серьезным
вопросом:
а этого самого Ховраха. А я свое дело делаю, про свое дело могут вам дать
подробный доклад, как нашему заведующему. Волохов сказал: стой у дверей, и
никаких хождений на кухню! Я стал и стою. Или я за ним гонялся, или я
ходил к нему в спальню, или приставал к нему? Пускай сам Ховрах и скажет:
они лазят здесь без дела, может, он на что-нибудь напоролся сдуру?
зрения:
Ты меня не знаешь? Хорошо, ты меня узнаешь!..
принужден был задуматься. Подобные неясные случаи встречались и в истории
и разрешались всегда с большим трудом.
могло быть преступлением, но это не было ошибкой".
разговоры были большие. Волохов сказал: на кухню - никого! Я с этого места
не сходил, а он с финкой пришел и говорит: пусти! Я, конечно, не пускаю,
Антон Семенович, а он обратно: пусти и лезет. Ну, я его толкнул.
Полегоньку так, вежливо толкнул, а он, дурак такой, размахивает и
размахивает финкой. Он не может того сообразить, какой есть порядок. Все
равно, как остолоп...
Русанов Владислав
Акунин Борис
Аникина Наталья
Василенко Иван
Володихин Дмитрий
Лукин Евгений