Чтение 102–й страницы книги ~Жюльетта~

Воспользовавшись возможностью, мы решили сами поговорить с настоятелем.
Он оказался красивым благообразным мужчиной лет шестидесяти и приветствовал
нас с исключительной сердечностью.
- Уважаемые дамы, мы будем счастливы оказать вам прием, - заявил он, -
вас с нетерпением будут ожидать тридцать монахов, достойных участвовать в
оргии я обещаю вам мужчин в возрасте от тридцати до тридцати пяти лет,
оснащенных не хуже, чем Клод, и обладающих силой, которую предполагает наше
призвание, и смею думать, они оправдают ваши самые смелые надежды. Что же
касается секретности, у вас нет никаких оснований для беспокойства, которые
могут иметь место в светском обществе. Кажется, вы интересуетесь
богохульствами? Ну что ж, мы прекрасно разбираемся в таких вещах, поэтому
предоставьте это нам. Глупцы полагают, будто монахи ни на что не пригодны, и
мы намерены доказать вам, глубокоуважаемые дамы, что кармелиты, по крайней
мере, хороши в плотских утехах.
Столь прямые речи вместе с недавним приключением сняли у нас последние
сомнения касательно предстоящего визита, и мы уведомили досточтимых
анахоретов, что непременно воспользуемся их гостеприимством и прихватим с
собой парочку хорошеньких девиц, которые помогут нам развлекаться однако,
добавили мы, к нашей крайней досаде у нас есть спешные дела, которые никак
не позволят нам прибыть ранее Пасхи.
Наши хозяева согласились с этой датой, и когда мы ушли, Клервиль
заметила мне, что это - самое лучшее время для нечестивых дел.
- Мне наплевать на то, что думают другие, я собираюсь получить
удовольствие от осквернения этой самой священной мистерии христианства
именно в это время года, на которое выпадает один из самых великих
христианских праздников.
От Пасхи нас отделял целый месяц, и этот период был отмечен двумя очень
важными событиями. Мне кажется, уместнее будет рассказать о них именно
сейчас, прежде чем перейти к тому, что случилось в кармелитском монастыре.
Первым из этих событий была трагическая смерть Клода бедняга явился в
поместье в назначенный день со мной была Клервиль мы провели его в
роскошные апартаменты, и он чувствовал себя на седьмом небе, а когда эрекция
его достигла предела, моя жестокая подруга дала пятерым служанкам
условленный знак, те мигом навалились на монаха, связали его и острой
бритвой отсекли его бесценное сокровище по самый корень позже обрубок
передали опытному хирургу, так Клервиль стала обладательницей самого
оригинального и, смею думать, самого большого искусственного члена. Клод
ушел из этого мира в ужасных муках, на его агонию было страшно смотреть: это
жуткое зрелище подогревало похоть Клервиль, и пока она им любовалась, я и
еще трое служанок ласкали ее тело в двух шагах от умирающего.
- Вот так, - сказала распутница после того, как забрызгала всех нас
спермой, - я же говорила, что найду отличный способ отправить этого буйвола
в мир иной и сохранить при этом его самую ценную часть.
Теперь я перехожу ко второму событию и с полным правом считаю, что оно
сделало мне честь, и я могу им гордиться не меньше, чем моя подруга гордится
ловкой проделкой, о которой я только что рассказала.
Однажды, когда в окружении толпы лизоблюдов и просителей, которые
вполне справедливо считали, что их судьба зависит от самочувствия моего
влагалища, я занималась своим туалетом, дворецкий объявил о приходе
незнакомого человека средних лет, невзрачного вида, который просит уделить
ему время для личной беседы. Я велела передать, что обычно не принимаю
подобных посетителей, что если речь идет об оказании помощи или о том, чтобы
замолвить слово перед министром, он должен изложить свою просьбу в
письменном виде, а я посмотрю, что можно будет сделать однако упрямец
стоял на своем, и я, скорее из любопытства, решила дать ему аудиенцию и
велела провести его в маленькую гостиную, где обыкновенно вела частные
беседы затем, наказав слугам находиться поблизости, я пошла узнать, что он
от меня хочет.
- Меня зовут Берноль, мадам, - начал незнакомец, - это имя, конечно,
вам незнакомо, но оно было небезызвестно вашей покойной матушке,
благороднейшей женщине, которая, будь она жива, не позволила бы вам вести
столь бессовестный и беспорядочный образ жизни.
- Сударь, - прервала я, - судя по вашему тону вы не из тех, кто пришел
с просьбой.
- Спокойнее, Жюльетта, спокойнее, - ответил Берноль. - Вполне возможно,
что я собираюсь обратиться к вам с просьбой, также возможно, что у меня есть
все права разговаривать с вами таким тоном, который вам не нравится.
- Каковы бы ни были ваши права, сударь, вы должны уяснить, что...
- А вы должны уяснить, Жюльетта, что если я и пришел к вам за помощью,
моя просьба только делает вам честь. Будьте добры взглянуть на эти бумаги,
юная дама, и вы поймете, что мне нужна помощь и что ваш долг - оказать мне
ее.
Я мельком пробежала глазами протянутые мне документы и ахнула:
- Боже мой! Это значит, что моя мать... что она согрешила с вами?
- Именно так, Жюльетта: я - твой отец, - потом Берноль заговорил
срывающимся голосом. - Я дал тебе жизнь, я - кузен твоей матери мои
родители уже готовились к нашей свадьбе, мы уже были помолвлены, когда
перспектива другого, более выгодного брака заставила моего отца изменить
свои планы. Так он принес в жертву твою матушку, к тому времени она была
беременна... носила тебя в своем чреве. Потом нам удалось обмануть человека,
которого ты считала своим отцом, и он ни о чем не заподозрил. Но ты не его
дочь, а моя, и я могу доказать это. Под твоей правой грудью есть родинка,
коричневое пятнышко размером в маленькую монетку... у тебя есть такая
отметина, Жюльетта?
- Есть, сударь.
- Тогда обними своего отца, бесчувственная ты душа! А если не хочешь
мне поверить на слово, прочти внимательно эти бумаги, и все твои сомнения
исчезнут. После смерти твоей матери... это была ужасная смерть - результат
преступления некоего Нуарсея, того самого, с которым ты - впрочем, тебя
извиняет то, что ты об этом не знала, - осмеливаешься поддерживать
преступную связь и которого завтра же колесуют, если у нас будут необходимые
доказательства, но к сожалению их у нас нет. Так вот, после смерти твоей
матушки меня стали преследовать всевозможные несчастья. Я потерял все, что у
меня было. Потерял даже то, что оставила мне она. Вот уже пятнадцать лет я
существую только благодаря общественному милосердию, но наконец я нашел
тебя, Жюльетта, и мои страдания теперь кончатся.
- Сударь, у меня есть сестра, и она, по всей вероятности, переживает
немыслимые трудности из-за предрассудков, от которых я, слава Богу,
избавилась в раннем возрасте. Она тоже ваша дочь?
- Жюстина?
- Да.
- Она - моя дочь. Женщина, родившая вас обеих, любила меня, любовь наша
продолжалась несмотря на все препятствия только я дал ей счастье
материнства.
- Великий Боже! - вскричала изумленная Жюстина. - Мой отец жив, а я
ничего не знала о нем! О, Господи, сделай так, чтобы мы встретились, чтобы я
утешила его в несчастье я поделилась бы с ним тем немногим, что у меня
есть, и моя преданность вознаградила бы его за тот грубый прием, который ты,
очевидно, ему оказала, сестрица.
- Слушай, девочка, - недовольно заметил маркиз, уже уставший от
Жюстины, с которой провел предыдущую ночь, - если тебе оказали честь и
пригласили сюда, избавь нас от своих причитаний. А вас прошу продолжать,
мадам.
- Вы достаточно знаете меня, друзья и должны понять, что эта встреча
была мне очень неприятна, потому что мало найдется сердец, которым была бы
столь чужда благодарность и дочерние чувства, как моему сердцу я не пролила
ни одной слезинки, потеряв человека, которого всегда считала своим отцом, и
естественно меня ничуть не тронули жалобы этого второго, которого злая
судьба подсунула мне. Вряд ли стоит напоминать вам, что раздавать милостыню
не в моих правилах: я всегда считала милосердие наихудшим применением
деньгам, и этот нахальный проситель мог сколько угодно рассказывать о том,
что он мой отец, факт оставался фактом - чтобы помочь ему, мне пришлось бы
расстаться с частичкой своих богатств или же замолвить за него словечко
перед министром, который был так же суров и непреклонен в такого рода вещах,
как и я сама, и вряд ли отнесся бы благосклонно к моему ходатайству.
Разумеется, этот незнакомец был моим отцом - сомнений в этом не оставалось,
доказательства были налицо, но в душе я не ощущала никаких намеков на сей
счет, внушенных мне Природой. И я с абсолютным безразличием смотрела на
стоявшего передо мной человека. Молчание продолжалось несколько минут.
- Сударь, - сказала я наконец, - все, что вы рассказываете, может быть,
и правда, однако я не вижу никаких причин, почему должна выслушивать вашу
историю. У меня есть твердые принципы, сударь, которые, к вашему сожалению,
совершенно несовместимы с благотворительной деятельностью, на какую вы,
видимо, рассчитываете. Что же до документов, подтверждающих наше родство, вы
можете забрать их, и позвольте мне добавить, что они меня совсем не
интересуют мне безразлично, как вы понимаете, есть у меня отец или его не
существует. И вот вам мой совет: избавьте, и как можно скорее, меня от
вашего присутствия, в противном случае вам придется покинуть этот дом через
окно.
С этими словами я поднялась с намерением вызвать слуг, но Берноль
бросился вперед и остановил мою руку, взявшуюся за шнурок звонка.
- Неблагодарное отродье! - закричал он. - Зачем наказывать меня за тот
давний мой грех, из-за которого я пролил уже столько слез? Увы, ты -
незаконнорожденная, но разве из-за этого в твоих жилах не течет моя кровь?
Разве не обязана ты помочь мне? Если Природа забыла вложить в твое сердце
дочерние чувства, то, по крайней мере, должна же ты иметь сострадание к
нищете и отчаянию! - Он опустился передо мной на колени, обхватил мои ноги,
увлажнил их слезами. - Жюльетта, - снова заговорил он, подняв ко мне
страдальческое лицо, - ведь ты сказочно богата, Жюльетта, а твой родной
нищий отец просит у тебя только корочку хлеба! Вспомни свою мать, дочка, и