опасливо же, будто дразня злого спящего пса, протягивает вперед оглоблю.
Тычет ее концом в костер...
могла, вытащила бабка Берта. Остальные выходили сами. Лето он проходил со
стриженой бугристой головой.
В гробе все-таки что-то лежало. Когда все пацаны в один голос сказали, что
Сашка молодец, никого не пускал, Севку вон просто вытащил оттуда, а Кольку
- ну, не успел... - отец поставил его перед собой, долго смотрел в лицо,
потом покачал головой и ушел, ничего не сказав. Да если б не Сашка, нас бы
всех в всмятку, законно, ребя? Законно... Пацаны не могли перестать, а он
вдруг ощутил странную пустоту: он совершил не свой поступок - и знал это.
И другое - тоже знал: что мог дотянуться до Кольки... Но это был бы еще
более не его поступок.
гнойного плеврита. На вопрос: в каких бы войсках хотел служить? - ответил:
где мины разряжают...
выбирает профессию, - Адлерберг так и не признал. По обоим пунктам.
даже жена. А он мог пересказывать себе целые главы - наизусть. И не
понимал, почему люди считают эту книгу смешной. Там не было ничего
смешного.
переменил себе имя, стал Игорем. Это что, тоже смешно?
жестоки...
фразы.
Ведь - добились всего, чего хотели...
вернуться в то, что было раньше. А этого сделать не удалось, не удается и
не удастся никогда. Как утерянный рай, вспоминалась тесная двухкомнатная
квартирка (трех, смеялись офицеры, есть еще и тещина комната - и тыкали
пальцем в большой стенной шкаф), опрятная кухонька, вся выложенная
кафелем, розовые занавески с оборочками: Маша любила такие... и сама Маша,
маленькая, немножко нескладная, необыкновенно живая и веселая, несмотря на
всяческие свои болезни, и дочки-близняшки (а непохожие - рыженькая и
беленькая, худенькая и полненькая) Вика и Глашка, но Глашка - не Глафира,
а Глория... сваляли дурака, конечно, нашли ребенку имечко, намучается... а
может, и нет: Глория Александровна - звучит ведь...
напряжение внезапно спало - и, как у быстро вытащенного водолаза,
начинается своеобразная кессонная болезнь... Вася, можешь не всплывать,
корабль все равно тонет, - вспомнился анекдот. Адлерберга передернуло: он
представил себя на месте этого Васи. Темная вода кругом, холод, черные
волосы водорослей... Сейчас в шланг вместо воздуха хлынет вода...
действительно были там, дома - и вернулись обратно, и это не так сложно,
хотя и чудно. Но верить в это - не получалось почему-то. Люди с такими
серыми глазами и такими желваками за скулами легко могут врать. Врать - и
при этом смотреть в глаза своими серыми глазами, и - будешь верить...
выселяться. Как бы сказать...
теперь в отлучку. Может, можно оставить?
вспышкой - звездой! - погасило прапорщика, а следом - и весь остальной
свет. Уау! - взвизгнуло в ушах.
подсунула себя под удар, и ноги подогнулись - то ли прятаться, то ли
прыгать...
глаза с нечеловеческой ненавистью. Голова Адлерберга гудела, как колокол.
Бинты промокали, горячая струйка продолжала течь на шею.
дернулся.
его "дядька" - полковник Ветлицкий.
казака. Он не знал о заключенном соглашении...
осунувшемся человеке - того, другого...
решались разбудить... Комендант дворца встретился с премьер-министром, и
они долго о чем-то совещались. Послали за князем Кугушевым. Известие о
смерти правительницы решено было пока не обнародовать - в целях
обеспечения безопасности наследника престола. Но уже вечером в гостиных
столицы шептались о скорых потрясениях...
поудобнее, приготовился слушать.
воображаемую трубку.
это говорил я, а это говорил он. А что в результате, понял ли он меня,
договорились ли мы о чем-нибудь... Монгольский божок. Многомудрый Будда.
А вы что скажете, князь? - повернулся он к Голицыну.
ему нечто, совершенно его уничтожившее. И всю беседу он просто не замечал
нас, думая о том, своем.
нового мы ему не сказали, и он просто был вынужден нас терпеть из
вежливости...
потом. Иван, пожалуйста: никого не пускай. Хоть наследник, хоть сам
Господь Бог... В голове шумело и ноги не держали - как после большой
кружки водки.
стало на места.
предопределенности. Но к него был на подхвате - я. Спасибо, папа. А у
меня, значит, на подхвате - Билли...
не знал тогда, что к чему... Как, наверное, тебя обидела моя холодность.
Стремление держать тебя на дистанции. А я - весь сгорал внутри...
расстались с тобой... я не понимаю, как идет время: в первый раз мы
расстались позавчера, во второй - секунду назад, - а тому, что во мне
поселилось и все более меня себе подчиняет - тому много лет, больше, чем
мне... странно, не правда ли? Но так и есть: в нем груз тысячелетий,
память тысячелетий, пыль и труха тысячелетий... Так вот: тогда,
давным-давно, я понял, что могу достичь в этой жизни всего абсолютно - но
должен буду заплатить потерей самого для меня дорогого. А для меня не было
ничего дороже - тебя... И я начал откупаться от рока. Я... нет, я не
скажу, что я делал. И чего не делал. Как я притворялся, как я кривлялся
перед судьбой... А оказалось - я просто не так истолковал то, что