Чтение 102–й страницы книги ~Откровение~

-- Я помню тебя, рыцарь! Разве не я подарил тебе лошадку?..

Томас замер, меч сразу потяжелел, лезвие опустилось к полу. Затем
Томас отбросил меч и бросился к упавшему с воплем:

-- Санта Клаус!

-- Томас! -- вскрикнул калика предостерегающе.

Он прыгнул на врага, озверелый, в глазах была безумная ярость, и
Томас, в считанные мгновения поняв, что любимый Санта Клаус сейчас
погибнет, качнулся навстречу, они сшиблись, помещение вздрогнуло,
прокатился гул. Два тяжелых тела рухнули как горы, круша и ломая все, что
попадалось под их могучие тела.

Калика пытался вырваться, Томас удерживал изо всех сил, а когда
калика с яростью ударил Томаса кулаком в лицо, тот все равно держал, хотя
в голове зазвенели колокола, а соленая кровь брызнула из разбитых губ.

-- Не...дам...

-- Дурак, отпусти!

-- Ни...за... что...

Олег занес кулак для второго удара, сокрушительного, но сбоку
мелькнуло, захлопали крылья, их обдало порывом ветра. Олег в бессильной
злости опустил кулак:

-- Пусти, меднолобый... Эта сволочь уже удрала.

Руки Томаса разжались, но рыцарь не поднялся, лежа вытирал кровь из
разбитого лица. В глазах его была ненависть.

-- Мерзавец...-- процедил он.-- Язычник! Вот зачем пробрался в самое
святое для истинного христианина. Но тут ты ошибся! Я тебе помешал, а
теперь он вернется со всем своим воинством.

Калика дышал тяжело, морщился, прижимал ладонь к левому боку. Между
пальцами струилась кровь, алыми каплями падала на белые мраморные плиты.

-- Да,-- сказал он хрипло,-- эта сволочь сейчас вернется. Чем это он
меня? Или это ты? Томас, он враг...

-- Ты -- враг!

-- Нет, Томас.

-- Врешь. Почему говоришь это только сейчас?

-- Я сам только сейчас понял. Томас, надо уходить.

Томас с трудом перевернулся, поднялся на колени:

-- Нет, ты не уйдешь. Я тебя задержу.

Олег прокричал разбитым ртом:

-- Ты еще не понял?.. Это и есть враг...

-- Нет! -- крикнул Томас так, что вздрогнули стены.-- Ты его
ненавидишь, как все, что создано во славу Господа... Ненавидишь больше
всех!

Олег поднялся, хватаясь за стену. Лицо было измученным, а голос
внезапно упал:

-- А ты?

-- Я? -- задохнулся Томас, набрал в грудь воздуха для крика, но
опомнился, сказал ненавидяще.-- Мне, как благородному рыцарю,
отвратительна любая угодливость... даже от простолюдинов. Но у него это от
слабости душевной, от желания всем угодить! Он и подарки детям разносит, а
что от детей взять? Это не короли.

-- Сегодня нет,-- сказал Олег.-- Сегодня нет... Хотя некоторые уже
стали.

Томас насторожился:

-- Что?

-- Он уже получил силы больше, чем выказывает. Не заметил? У него нет
врагов, а во всех христианских странах... а там народцу все больше, уже
поговаривают, что после смерти вашего бога, он сядет на его трон.

Томас закричал:

-- Замолчи! Или я сам убью тебя! Господь бог бессмертен, он не может
умереть!

Олег отступил, в зеленых глазах стояла такая тоска, что Томас
задохнулся от бури в груди, но пальцы лишь крепче сжали рукоять меча. Олег
пошел к двери:

-- Будь здоров, сэр Томас.

-- Ты куда? -- крикнул Томас зло.

-- Раз уж я здесь, погляжу, что за змеиное гнездо мы разворошили...

Томас выставил перед собой меч, направив острие в голую грудь
отшельника:

-- Не выпущу. Это мой мир, я давал обет защищать. А ты -- враг.

Олег покачал головой:

-- А если попытаюсь?

-- Убью,-- сказал Томас. Он провел по губам шершавым, как терка,
языком, повторил хрипло и убежденно.-- Убью!

-- А как же... дружба?

Томас вскричал как раненый зверь:

-- Молчи! Сам знаешь, в мир пришло... нечто выше дружбы, выше кровных
уз, выше всего! Наш Господь ревнив, он требует всего... и мы отдаем все!

Олег смерил взглядом расстояние от кончика меча до груди, его зеленые
глаза снова уперлись в Томаса:

-- Ты уверен, что успеешь?

Томас ощутил в груди странное жжение. Острый конец посоха упирался
ему в грудь, там блестела искорка. Мышцы отшельника были толстые, как
сытые удавы. Страшное острие пронзит стальной доспех как пленку бычьего
пузыря. Взгляд калики печален, но Томас помнил, с какой холодной
жестокостью язычник убивал и тут же забывал про жертвы.

-- Рази,-- выдохнул он со странным облегчением.-- Может быть, и я
успею... А нет, то сложу голову, защищая Пречистую Деву...

Внезапно в глазах Олега блеснула тревога, он чуть повернул голову.
Томас тоже скосил глаза в ту сторону, и лишь когда в ушах прогремел
страшный звон, когда оглох и ослеп от искр в глазах, понял, что подлый
отшельник не родился отшельником, знает все хитрые уловки, а его, героя
сарацинских походов, поймал на самом простом...

Он рухнул на пол, пытался ухватить противника, теперь уже противника,
за сапог, но толстая подошва мелькнула перед лицом и пропала. Томас
поднялся на четвереньки, тряхнул головой, в ушах звенели все колокола,
словно сам себе саданул железным сапогом по железной голове. В глубине
зала мелькнула фигура в звериной шкуре. Красные волосы развевались как
пламя, что грозит сжечь весь... этот хехалот.

-- Черт бы тебя побрал,-- выкрикнул Томас яростно.-- Я сам... своими
руками привел врага престола Господа своего прямо в хеха... небесный
дворец, полный благочестия и святости!

Рыча от стыда и бешенства, он поднялся, держась за стену, тряхнул
головой, очищая взор. По мраморным глыбам сползали капли крови, его и
Николая-угодника, он же Санта Клаус, а может и проклятого язычника.
Стиснув челюсти, он собрал рыцарскую волю и достоинство в кулак, бросился
с обнаженным мечом в руке через анфиладу залов.

Глава 12

Три или четыре величественных зала были пусты, еще в двух он смял
стражу. В голове была ослепляющая ярость, он помнил лишь, что кого-то
рубил, кого-то просто сшиб так, что несчастный ударился о стену, где
вспыхнуло, и на пол осел белоснежный хитон с множеством крыльев. Когда
понесся дальше, взрывая благоговейную тишь грохотом тяжелых сапог,
внезапно услышал негромкий вскрик:

-- Эй, рыцарь!..

Он оглянулся, настороженный и злой, готовый увернуться как от
брошенного дротика, так и летящей стрелы. В боковом коридоре возник
высокий сухощавый серафим. Меч торчал из ножен, руки серафима были далеки
от рукояти. Он приложил палец к губам, сказал так же негромко:

-- Если ищешь женщину, то не здесь, не здесь...

-- А где? -- выкрикнул Томас во всю мощь легких...

Серафим поморщился, но все же указал, правда, совсем в другую
сторону:

-- Третий зал... поворот налево... еще двое ворот. Там на двери
крылатый лев с бычьей головой...

Он не договорил, как Томас развернулся, стены замелькали, светильники
слились в блистающие полосы. Двери распахивались как от пинка, хотя Томас
иной раз вроде бы не успевал поднять ногу.

Мимо двери с крылатым быком едва не пробежал, тот похож разве что на
толстого ягненка, но меч в руке протестующе дернулся, сделал слабую
попытку вывернуться. Томас с ходу шарахнул ногой, створки распахнулись с
такой силой, что от удара о стены посыпались драгоценные камешки.

Комната невелика, но украшена богато. Томас отметил это сразу, хотя
взгляд зацепился за женскую фигуру, что стояла возле окна. Женщина
повернулась лицом к нему, Томас вскрикнул потрясенно:

-- Яра!

Она смотрела неверящими глазами. Вскрикнула как раненая птица, ее
руки потянулись навстречу:

-- Томас! Ты... пришел сюда с мечом в руке?

-- Я пришел за тобой,-- ответил он с гордым достоинством. Подумал и
добавил,-- Любимая.

Она кинулась к нему, вытянув руки, а он, отшвырнув меч, схватил в
объятия, жадно целовал ее волосы, ее лицо, мокрые от слез щеки, счастливые
любящие глаза. Она вздрагивала и цеплялась за него, а в его сердце как
пламя в горящей башне полыхала ярость. Как посмели держать против воли!..
Она не простолюдинка какая-нибудь, а урожденная княжна, а самое главное --
невеста Томаса Мальтона, за доблесть и воинское умение избранного советом
воинов королем!

-- Я видел, как ты одевалась,-- сказал он счастливо,-- как ты вдевала
нитку в иголку!

Она удивленно отстранилась: