на кого не возлагала ответственности; она не знала, что такое эта война;
она знала, что такое война вообще. Бои, совещания протекали вдали от
нее, она не могла разглядеть морду Зверя, но ощущала на своем лице его
отравленное дыхание. Более чем когда-либо война представала перед ней
как явление природы (разложение не менее естественно, чем органическое
соединение), но явление патологическое, вроде духовной заразы. Обычно
никто не выставляет напоказ свою болезнь, а эту выставляют, точно святые
дары; ее украшают фразами об идеале и боге, как мясник украшает говяжьи
туши позолоченными бумажными цветами. Любая из этих идей, даже самых
искренних, была не свободна от фальши, от низкопоклонства перед чудови-
щем, заражавшим их проказой. Аннета узнавала ее симптомы в себе самой.
Она горела той же страстью к убийству и жертвоприношению, - всем тем,
что не признает сердце и чувство, но что окружает ореолом лицемерный ра-
зум. Ее ночи были заполнены тяжелой и преступной жизнью сновидений.
бы с этим ядом. Ведь он отравлял ее наравне со всеми другими. Ей причи-
талась некая доля его, как и доля опасностей. Зачем же ей устраняться?
Она переносила бы его высокомерно, с отвращением, запрещая себе лишь од-
но: прибегать к румянам. Она уступила бы, если б не видела его ужасающе-
го действия на того, кто был ей дороже света очей.
организм был менее защищен. Ничто из того, что совершалось в доме и за
его стенами, не укрывалось от Марка. Его глаза и уши, его обоняние, все
его тело, как резонатор, ловило нервные токи, исходившие от этих насы-
щенных электричеством душ. Он был одарен беспокойным, более зрелым, чем
его ум, инстинктом, помогавшим ему угадывать таинственные драмы совести.
обволакивавшую их черную тучу, - прозрел до конца, хотя и не все пони-
мая. Он почуял перемену в Клариссе Шардонне задолго до того, как о ней
узнала мать. Аннета все еще думала, что Кларисса в отчаянии от разлуки с
мужем, а Марк уже заметил, что птица линяет и облекается в новые перья.
Он следил за ней через стену. Стоило ей выйти за дверь, и он уже спешил
на лестницу, чтобы вдохнуть струившийся от нее запах мускуса. Он подме-
чал малейшие перемены в ее одежде, во всей ее повадке. Будь он ее мужем
или любовником, он не уделял бы ей больше внимания. Не то чтобы он любил
ее. Но Марка мучило любопытство, далеко не невинное. Эти души, эти тела
женщин... Подсмотреть бы, что делается внутри!.. Он угадал ее виновность
еще раньше, чем она провинилась. От этого влечение к ней стало еще
сильнее. Ему хотелось всюду следовать за ней - нет! проникнуть в ее ду-
шу!.. Что происходит под этой грудью?.. Узнать ее желания, ее тайный
трепет, ее запретные мысли... Его чувства только еще формировались. Юно-
ша он или девушка?.. И он еще не постигал смысла своего влечения к де-
вушке - хочет ли он быть таким, как она, или хочет обладать ею.
терью домой. На скудно освещенной улице он заметил два блестящих зрачка
- или они померещились ему?.. Это Кларисса прошла с мужчиной. У Марка
вырвался возглас удивления:
пусть Кларисса не знает, что он видел ее. Аннета, расслышавшая его возг-
лас, осведомилась, чем он вызван. Марк поспешил отвлечь ее внимание. Ему
казалось в ту минуту, что его долг - охранять Клариссу. Но после он уп-
рекал себя за то, что не разглядел как следует, она ли это. Теперь он
уже был не уверен. Он пожирал ее глазами... Ее? Нет, неведомую.
этого дома, из атмосферы этого города, отравленного войной, из горячей
земли, накрытой добела раскаленным грозовым небом. Ожидание, тревога,
скука, траур, смерть разжигали сладострастные желания. Кларисса была не
единственной среди этих душ, оказавшихся во власти наваждения.
коньеров, а мать, поймав дочь, не нашла ничего лучшего, как раскричаться
и выставить ее за дверь. Все это тоже не ускользнуло от внимания Марка.
Ее зовут Марселина. Почти так же, как и его... Эта дерзкая девчонка гля-
дит на него исподлобья своими смеющимися глазами с припухшими веками; у
нее вздернутый носик, маленький, полный подбородок и губы козлоногого
Пана, выпяченные наподобие мундштука духовых инструментов... Он не прочь
поиграть на них, но от одной мысли, что он к ним прикоснется, дрожь про-
бегает по всему его телу - от колен до плеч. Когда они встречаются на
лестнице, она называет Марка по имени и бесцеремонно разглядывает его,
чтобы вогнать в краску. А он хорохорится и, пряча смущение, называет ее
Перрэттой. Она смеется. Они обмениваются взглядами, как заговорщики.
тает это бесчестьем. Его жена, хорошенькая болтушка, ловкая, разбитная,
носит шелковые чулки и высокие ботинки, зашнурованные на двадцать пе-
тель. Она их купила на свои трудовые деньги. Она работает на заводе, но
- "сегодня нажил - завтра по ветру пустил..." Вот пословица, как будто
созданная для военного времени! Г-н Пельтье - истинный патриот. Г-жа
Пельтье - тоже. Она обманывает мужа только с союзниками. Разве он от
этого в убытке? Это значит сражаться вместе с ним. Говоря это, она хохо-
чет. Эта задорная галльская женщина лжет себе только наполовину. Боже
мой, ведь бедняга муж не в проигрыше от того, что в выигрыше она!.. И не
вечно же думать об отсутствующих! Или о прошлом и будущем. У настоящего
- большая пасть. Оно все заглатывает, на все зарится. Оно - все. Оно -
ничто. Это бездна.
будет ли оно, это будущее! Кто на него надеется, тот окажется обокраден-
ным. Бери! Угощайся скорей, не дожидаясь, пока тебя станут угощать! Тебе
даны зубы, руки, глаза, чудесное тело, усеянное глазками, как павлиний
хвост, вбирающее в себя жизнь всеми порами. Бери и бери!.. Люби и позна-
вай, упивайся и ненавидь!..
выбитый из колеи. Война, женщина, враг, желание - огненный тысячеликий
Протей - сколько хмельных напитков, которые можно лакать до тошноты!
Сколько вещей, приводящих в восторг, - до того мгновения, когда падаешь,
изнуренный, измученный, во славу жизни!.. Уследить за сорвавшимся с при-
вязи жеребенком было очень трудно. Все были поглощены своими мыслями.
Аннета не скоро заподозрила, что не все благополучно. В своем смятении,
которое все усиливалось, она не могла оставаться праздной. Уроки, запол-
нявшие ее досуг, прекратились. Буржуазные семьи сжимались, экономничали,
лишая куска хлеба учительниц, - какой от них толк? Аннета пошла месяца
на два сменной сестрой в один из парижских госпиталей, на ночные де-
журства.
роду с бьющимся сердцем, принюхиваясь ко всему, стремясь не столько пе-
режить, сколько увидеть, слишком неопытный, чтобы посметь, слишком само-
любивый, чтобы навлечь на себя насмешки, выдав свое неведение. Он шел,
не останавливаясь, не чувствуя под собою ног от усталости, с сухими гу-
бами и горячими ладонями, шел наугад, возвращаясь и кружа на одном мес-
те... И очень скоро угодил бы в ловушку, если бы, к счастью, на второй
же вечер этих скитаний, когда он сидел в каком-то подозрительном баре в
самом неподобающем обществе, в плечо ему не вцепилась маленькая крепкая
рука. Чей-то голос не то сердито, не то смеясь сказал ему:
ет? И так как Марк за словом в карман не лез, он спросил:
у себя под мышкой, сказала:
пойман, я доставлю тебя домой.
чем отправиться домой. Тетушка и племянник, очутившись наедине, стали
перебрасываться колкостями. Сильвия хорошо понимала, что зверенышу охота
побегать, но она была не лишена здравого смысла и знала, как чревата
опасностями преждевременная свобода.
Нет, погоди! Ты наш. Ты мамин. Музейное сокровище. Хранится под замком.
А она почему свободна?
поставила его в тупик. Она лукаво взглянула на него. Он хотел рассер-
диться, но засмеялся.
разделить вину пополам. Они погрозили друг другу пальцем, глазами. Она
отвела его домой. Но Аннете не выдала. Сильвию отпугивала суровость
старшей сестры, ее серьезное отношение к жизни. Она думала:
еще веселее".
птенца одного в гнезде. Она бросила работу. Да и тошно ей становилось от
этого влечения женщин к раненому мужчине, от любви, которая примешива-
лась к жалости, любви на крови, любви к крови!..
приправляет свои свирепые инстинкты запахом лжи. И этот запах она почуя-
ла в своем сыне. Его, казалось, источала даже одежда, волосы, нежный пу-
шок на теле мальчика... Лишь бы этот запах смерти не успел подобраться к
самому его сердцу.
тиска чувств, опьянения маленького фавна, которого Марк не умел скрыть.
Мать, знающая жизнь, ждет этого часа; и если не без трепета сторожит его
приход, то и не удивляется: она молча бодрствует и ждет-с грустью, с
Ильин Андрей
Лукин Евгений
Шилова Юлия
Махров Алексей
Сапковский Анджей
Каргалов Вадим