вовсе не ведавших ни русской, ни литовской речи.
приходило, литвин не должен был знать о Станькином умении), да и Алексий
мог произнести при нужде несколько слов по-татарски. Те где-то прослышали
от своих, что урусутский поп Алексий - кудесник, излечивший Джанибекову
царицу Тайдулу, и тут опять приоткрылась возможность ежели не побега, то
многоразличных послаблений.
один из татар, пробормотавший вполголоса: <Не кушай, бачка, каюк!>
в келье изрядный запас древесного угля и противоядий, достанных по его
просьбе лаврскими иноками.
но вовремя вызвал рвоту и, проглотив изрядное количество угля, остался в
живых.
месяцы, никогда не исхитрял столько свой ум в поисках хоть какого выхода.
Но выхода не было. И не было вестей из Москвы.
дерев. Выходя на двор лавры по пути в церковь, Алексий видел испестренные
желтым дали, с болью вдыхал холодный, притекший из далекого далека ветер
родины, следил улетающие на юг птичьи стада. Приближалась зима, осенняя
распута уже содеяла непроходными пути. Скоро застынет земля, падет снег. О
чем мыслит Иван Иваныч? Бояре? Дума?! Минутами Алексий становился
несправедлив, забывал, что все, что могли они содеять, уже содеяно и что
ни князь, ни бояре не виноваты ни в ордынской замятне, ни в смерти
Григория Паламы. Но его властно звала родина и Господь, требующий от
христианина дел, а не слов. И тогда Алексий начинал винить уже самого
себя, так нелепо угодившего в эту зело нехитрую, расставленную Ольгердом
западню.
наступил ноябрь.
умирали не только во младенчестве, умирали во всяком возрасте. Обычный и
для наших дней совсем не страшный аппендицит мог свести в могилу молодого,
полного сил человека. Поэтому до старости доживали немногие, и в основном
те, кому позволяло отменное, данное природою здоровье и, кроме того,
правильный образ жизни, почему, например, священнослужители жили, как
правило, гораздо дольше князей. Умирали слабые, хилые, не приспособленные
к жизни, а рожали много, и потому общество было в целом молодым и
здоровым. Высокая смертность средневековья лучше всякой медицины охраняла
общество от наследственных болезней и чрезмерного постарения. Немногое
количество крепких стариков, всеми уважаемых хранителей народного опыта, и
масса полной сил, жизнерадостной и предприимчивой молодежи - вот как
выглядело общество в те далекие <средние> века; а ежели говорить о наших
XIV - XV столетиях, то скажем и еще точнее: в века подъема, в века
молодости нового этноса, Руси Московской, пробивавшего и пробившего себе
дорогу сквозь тяжкое наследие поздней, склонившейся к упадку Руси
Киевской, Золотой, Великой, но уже и нежизнеспособной Руси!
удивительно молодым, всего тридцати трех лет от роду. Был ли он болен с
молоду? Едва ли! Именно от него родила Шура Вельяминова Митю, Дмитрия,
будущего героя сражения на Дону. От больных отцов редко родятся столь
здоровые дети!
своею княжескою судьбой человека, возможно, и мягкого, и нестойкого духом,
но безусловно неглупого, сумевшего углядеть государственные таланты
Алексия, сумевшего утишить боярскую котору, возникшую после убийства
Хвоста, сумевшего удержать великое княжение в своих руках (пусть и с
помощью бояр, пусть по благословению Джанибекову и за спиною Алексия, а
все же удержать) и держать, сдерживать до конца, до смерти своей, и
тверских князей, и чрезмерные притязания Ольгерда...
души давно уже мучила молодого красивого (<красного> лицом) князя. И
теперь от малой причины - малой для иного кого - князь изнемог и почуял
начало конца.
наконец-то одевший Кремник, и думал. Мачеха и жена сидели, не отходя, у
постели князя.
архимандрита... игуменов... Всех.
любила она, и жалела, и досадовала на него порою, приблизился к своему
исходу. Дума собралась вечером.
спальном покое враз стало жарко от стольких собравшихся людей.
коренастый мальчик, ведя за руку младшего, Ивана, вступил в покой,
подталкиваемый Александрою, подошел к ложу отца.
голову Дмитрия.
Детям, как и животным, недоступна идея смерти.
Иван Иваныч боярскую думу.
платье, в парче и жемчугах, много старше его, но все еще полных сил, и
воли, и желаний, среди коих самым главным у них являлось желание
властвования.
жил бы еще долго, но некому было уступить, и вот он надорвался и умирает,
упав под крестною ношей, доставшейся ему не по его плечам.
оглядываясь на отца, оба тихо вышли из покоя.
взоров в неведомую никому даль. - Нужен муж достойный, могущий править
землею до его возрастия, и я собрал вас всех, дабы утвердить общим
приговором великих бояр мужа сего, держателя власти и местоблюстителя
стола княжеского!
отдышкою и остановками, но ясным, внятным голосом, так что понятно
становилось каждому из бояр, что говорит князь не по наитию и не в бреду,
а тщательно обдумав и взвесив свои слова и принявши твердое решение. И
тут, когда Иван отдыхал, набираясь сил, взгляды председящих заметались от
лица к лицу: Вельяминов? Феофан Бяконтов? Дмитрий Зерно? Семен Михалыч?
Быть может, глубокий старик, переживший почти всех сверстников своих, Иван
Акинфов? И вновь взгляды устремились к Василию Вельяминову. Неужто он? А
почему бы и нет? Тысяцкий, родич по жене! Возьмет, поди, на воспитание
княжеских детей, Митю с Иваном?
порешили мы оставить ведомого вам всем и всеми уважаемого мужа... - сказал
Иван и вновь умолк и договорил наконец: - владыку Олексия!
на многих лицах.
князя, приник губами к руке умирающего, изронил глухо, но твердо:
присягали, торжественно прикладывались ко кресту. Для всех был митрополит
Алексий пастырем и главою, и все же предложить такое, даже помыслить о
том, чтобы его, владыку Алексия, содеять главою страны на время
малолетства Дмитрия, сумел только он один, умирающий князь Иван, быть
может, сейчас, в сей миг единый, показавший явственно, что и он тоже,
вослед брату, достойный сын своего отца Ивана Данилыча Калиты.
он еще следил дела земные, верно, одобрил выбор сына и приговор думы
боярской, благословив на стол и труды земные своего крестника... Но
Алексий сидел в затворе, в далеком Киеве, и никто не ведал еще, выпустит
ли его Ольгерд живым. И судьба Москвы, судьба страны, судьба русской
церкви, судьба православия и судьба всего языка русского качалась на
страшных весах или - инако сказать - висела на тоненькой нити, которую
готовился уже перерезать Ольгерд.
13 ноября 1359 года, и был похоронен рядом с отцом в церкви Михаила
Архангела.
кметю кошель с серебром и - забыл о нем. Иные гонцы в тот же час
поскакали, обгоняя ветер, в Полоцк к старшему сыну Андрею с приказом
немедленно подымать полки. Новые тайные гонцы были посланы в Киев, слухачи
- в Орду, где творилась новая замятня (уже дошли вести, что хан Кульпа,
просидев на престоле шесть месяцев и пять дней, убит другим самозванцем,
ханом Наурусом, который сел, кажется, прочно и уже вызывал к себе за
ярлыками всех русских князей).
Каргалов Вадим
Лукин Евгений
Роллинс Джеймс
Пехов Алексей
Шилова Юлия
Афанасьев Роман