убеждает Онька в том, что князь Михайло лично ведет полки. Его рука,
корявая, в твердых, не размягчаемых даже в бане мозолях, рассеянно ерошит
вихрастую голову Ванчуры, что прилез, приспособился под рукой у отца.
Федюха ест молча, взглядывая с некоторой обидою на брата с батей. Тем в
поход, а ему, эко, навоз возить! Но - молчит. Родителю, да еще такому, как
Онька, не перечат.
полна дыхания спящих, одна Таньша в скудном свете светца что-то там
прибирает, скребет. Наконец тушит, сунув в воду, последнюю лучину,
стягивает в темноте тесный ей праздничный сарафан, лезет, пыхтя, на печь.
Онька уже засыпает, когда Таньша посовывается к нему и, тихо всхлипнув,
как девочка, прижимается лицом к его груди.
разбудить бы кого:
Князь, подаривший им некогда право жить, требует теперь ихних жизней для
того, чтобы биться за вышнюю власть в русской земле.
частолесье, и дрожь пробирала. Сперва сидели на телеге, потом, когда
колеса стали вязнуть в мягкой земле, Онисим решительно соскочил. Мужики
последовали его примеру. Освобожденный конь пошел резвей. Еще раз мелькнул
позади, над кустами, на зеленом светлеющем окоеме передрассветного неба
темный человечий истукан: Таньша стояла одна у жердевых ворот, прогнавши
невесток в избу, и вглядывалась из-под ладони, видя и не видя, в далекую
чащобу ельника, откуда нет-нет да и долетал до нее пропадающий скрип
тележных колес. Потом, на следующем повороте, промаячила одна кровля
терема - вс°! Больше не к чему глядеть назад...
пути. Насаженные загодя рогатины вытарчивали далеко за задок телеги.
Мужики шли молча и разгонисто, а над ними, на легчающем, пепельно-голубом
небе, разгоралась ясная золотая заря.
наперед сторожа донесла, что московская великокняжеская рать стоит у
Переяславля и что силы там нагнано что черна ворона, <в бронях вси>, и
Михаил не рискнул переправлять свои полки через Волгу. Усланные наперед
киличеи с одним из Сарыхозиных татаринов привезли твердый ответ князя
Дмитрия: <К ярлыку не еду, во Владимир, отчину свою, не пущу, а ханскому
послу путь чист!>
воды, по которой, пробиваясь наискось, отчаянно сносимые течением, шли с
того берега сторожевые лодьи, и понимал, что ничего не сможет тут содеять
и что возиться на тот берег в виду московских разъездов для него - почти
верный разгром. Сарыходжа медленно подъехал ко князю. Сыто жмурясь,
поглядел на весеннюю шалую воду, покачал головою, почмокал. Степной конь
настороженно нюхал воду, поводил ушами. Татарин, сощурясь, вопросил князя
русскою молвью:
забиться сердце. Он поднял коня вскок, прокричал, с оборота, татарину:
круче забирая на север. Василий Кашинский выслал Михаилу кормы, явно с тем
только, чтобы тверичи не пустошили Кашинской волости. Михайло яростно гнал
все дальше ратников и ропщущих мужиков (надо было пахать, а война без
сражений и грабежей не сулила никому ничего, кроме проторей), и так,
миновав Углече Поле, дошел до Мологи, первого города Ярославской земли,
столицы удельного Моложского княжества.
голос, выкрикивал с амвона слова владычного проклятия князю Михайле, а
сегодня сам Михайло Александрович с полками пожаловал под город.
принесли весть Федору Михалычу Моложскому, что рать валит великая, а с нею
ордынский посол с <байсою> ведет тверского князя всаживать на владимирский
стол.
бабы, какие-то юродивые, монахи, купцы... Вопли; на возвышении, поделанном
из бочек с положенной на них сорванною створой ворот, мятутся витии. Смерд
с расхристанным воротом кричит, требуя, дабы князь выдал оружие и брони
посадским и защищал город. Очередного краснобая стаскивают за ноги, на
помост лезет купчина. Густо кроет Михайлу Тверского:
выстоим, други!
растерянность: ветхий тын по насыпу и низкие костры - город отчаянно не
готов к обороне...
в тереме, толкует с боярином. Он мрачен. Ратных горсть, мужики покричат и
разбегутся, а с Михайлой рать неисчислимая, и без помочи ярославских
дружин ратиться с ним нечего и думать. Он прислушивается к крикам,
долетающим сюда с площади, хмурит татарские густые брови, шепчет
презрительно:
вышки, куда князь подымается спустя час, уже видно, как из-за дальних
лесов выкатывает полк за полком, <валом валит> тверская рать. Он жует ус,
думает, мрачно глядя туда, и все не может решить: выстоят или нет
московиты? Хотя приучен годами (еще Калита учил!), что Москва растет
неодолимо. Давно ли Митрия Костянтиныча, суздальского князя, сокрушили! И
- кабы не отлучение, наложенное владыкою, он бы еще и подумал, не
предаться ли тверичам. Но... Покамест князь Михайло не во Владимире...
толпы слобожан; бабы волокут овец, детишек, скарб. Стоны, гомон...
Повернув голову, он видит, как от вымолов торопливо отчаливают груженые
лодьи. Купцы смекают по-своему: пока суть да дело, товар спасти от
грабежа! Гневая, князь рычит на боярина:
ступени. Требует ратную справу, бронь, коня. Он еще ничего не решил и
решить не может. События катятся мимо него. Он ловит ухом набатные звоны,
крики ярости и страха, растерянность города. Шепчет: <Нет, не выстоят!>
Шагом, в сопровождении бирючей и дружины, едет, расталкивая народ, к
воротам. Створы уже закрыты. Снаружи бьется и молит толпа не попавших в
город. Близко-поблизку подскакивают тверичи, пускают стрелы в город через
заборола. Князь оглядывает растерянную толпу, видит безлепицу и срам,
тяжко дышит и поджимает губы. Вдруг велит:
блеет скотина, визжат задавленные жонки. Князь брезгливо сторонится,
пропуская бегущих. И - вот тот страшный миг, когда меж ним и <ими> никого.
И там, оттуда, скачут вражеские всадники в шеломах и бронях (пусть и свои,
русичи, но...). Он, решась, выезжает на мост, дружина, оробев, жмется у
него за спиною. Он, поведя глазом, успокаивает ратников:
житного двора и казны разоставь сторожу!
броне понимают, что перед ними хозяин города. Шагом, умеряя рысь,
подъезжают вплоть. Он тоже не ведает, что творить, подумав, вкладывает
саблю в ножны.
(напряженные бирючи за ним) прямо на подскакивающих всадников. Ругаться?
Грозить? Уряживать? Сам еще не ведает толком.
Войска остановили под городом. Михайло отдал наказ, запрещающий грабить и
жечь дворы слобожан.
Ярославля не воротились гонцы, а Михайло не вступил во Владимир, он как бы
ни за кого. Меча не вздынет и кормы выдаст, просит только об одном: не
предавать разору и грабежу его вотчину.
хоромах. Михайлу с воеводами и дружиной князь Федор принял у себя в
тереме. Полки становились табором вокруг Мологи. Телегой крестьянской,
набранной по пути, армии напоминали торг на городской площади. Кое-где
зажигались костры. Бабы с поросятами под мышкой шмыгали мимо ратников в
слободу, к своим покинутым хоромам. Тверичи варили кашу. Скоро по приказу
моложского князя их начали разводить по дворам окологородья и посада.
Лучше было так, чем допускать стоянье ратников в поле - все одно пограбят
да и пожгут невзначай.
подошла к городу, уже когда первая сумятица давно окончилась. Недоверчиво
оглядывая моложские стены, они таки выбрали по своему почину рогатины из
воза ради всякого случая, плотнее натянули шапки и стали сожидать,
поглядывая на полуприкрытые створы низких городских ворот, в толпе таких
Суворов Виктор
Буркатовский Сергей
Володихин Дмитрий
Сертаков Виталий
Круз Андрей
Пехов Алексей