по трапам снизу наверх, сверху вниз, бестолково метались по
отделениям. Железный корпус судна стонал от грохота и человеческих выкриков.
Такого аврала "Изумруд" не испытывал со дня своего рождения. Если бы на это
посмотреть со стороны, то непременно пришлось бы сделать заключение, что у
всего экипажа острый психоз.
лаская загорелые лица моряков. Теперь люди заняты другой работой: на шлюпках
спешно свозили с корабля винтовки, оставшиеся пулеметы, продукты, посуду для
еды, походную кухню, свои вещи. Люди, изнуренные постоянной тревогой за свою
жизнь, казалось, не замечали лучезарного великолепия весны на морском
берегу. Некоторые, наваливаясь на весла, настороженно поглядывали в сторону
Тихого океана. Но их привлекала не красота искрящейся водной равнины
(похоже, что она была усыпана солнечной пылью), а паническая тревога: не
видно ли дымков неприятельских кораблей?
Паттон-Фантон-де-Верайон, боцман Куликов, минные квартирмейстеры Тейбе и
Григорьев и радиотелеграфист Собешкин. Им было поручено приготовить крейсер
к взрыву. А остальные офицеры и матросы находились на берегу, за версту от
судна. Во главе с бароном Ферзеном они забрались на гору и, построившись во
фронт, стали ждать.
уходя до самого горизонта, воды океана. В солнечных лучах зеленели кудрявые
вершины сопок. Это еще больше угнетало людей,
противоречивых переживаний: с одной стороны - родная земля в весеннем
наряде, с другой - такой порочный конец после героического подвига. Только
теперь сознание моряков как будто стало проясняться, и они с глубокой
скорбью всматривались в знакомые очертания корабля, приготовленного к
уничтожению.
означавший: "бикфордов шнур подожжен". Напряжение моряков нарастало.
обречены к расстрелу.
рассеялся, люди увидели свой корабль, как казалось издали, целым
невредимым. Следующим взрывом оторвало всю
разбрасывая в разные стороны куски железа и обломки дерева, высоко подняло к
небу черною облако. Раскатистым эхом откликнулись горы. Содрогнулись моряки,
словно лишились не судна, а близкого друга, не раз спасавшего их жизни. Три
с половиной сотни пар человеческих глаз смотрели туда, где вместо красавца
"Изумруда" чадил на камнях изуродованный скелет корабля.
бухту стальным дождем крупных и мелких осколков. Это рвались снаряды, до
которых добирался огонь. Полчаса длилась похоронная канонада, и потом
наступила такая тишина, как будто оцепенели и люди и вся природа.
вещей.
костры. На ее вершине часовые следили за морским горизонтом. Пока кок
Дидуренко приготовлял в походной кухне обед, усталые и осиротелые моряки,
как лунатики, бродили по берегу бухты.
прямо на земле, всхрапывая и посвистывая носами, раскинулись человеческие
тела. Это был первый сон со дня Цусимского боя, первый отдых людей,
переживших смертный побег из плена, последний ночной аврал и бессмысленную
катастрофу крейсера. Так продолжалось до двух часов ночи, когда весь лагерь
внезапно был поднят на ноги. Это внесли переполох часовые. Они прибежали с
горы и, задыхаясь от волнения, сообщили страшную новость:
два крейсера. Все это мы видели собственными глазами. Японцы хотят высадить
десант.
пулеметным огнем. У каждого было лишь одно желание - бежать скорее отсюда.
почти шепотом. Матросам было разрешено взять только винтовки с патронами и
по две банки консервов, оставив остальные вещи на берегу бухты. Стараясь не
шуметь, колонны людей направились к заливу св. Ольги. На пути нашли барона
Ферзена, который на ночь приютился в китайской фанзе. Разбуженный, он
выскочил наружу и дрожащим голосом заговорил:
рассветом изумрудовцы взошли на высокую гору, откуда долго рассматривали
бухту и море. К удивлению всех, не только в бухте, но и дальше, на всем
водном пространстве, не оказалось ни военных кораблей, ни дымков. Барон
Ферзен смущенно объяснил:
добавил:
проверить их сообщения.
Киевлянка, расположенное близ залива св. Ольги. Через несколько дней сюда же
были перевезены их вещи и продукты. Здесь моряки профили более трех недель.
У многих сложилось впечатление, что барон Ферзен по каким-то соображениям
нарочно задерживается в этом селе +4. От владивостокского коменданта,
генерала Казбека, было получено телеграммой предписание - закупать скот и
гнать его до ближайшей железнодорожной станции. Командир поручил это дело
боцману Куликову. Тот с радостью взялся за такую выгодную для него операцию.
них только один человек не поддавался распущенности - прапорщик
механической части Шандренко. Он
разговаривал, и никто не подозревал, что этот упрямый украинец ведет
дневник. Но если бы кто из офицеров заглянул в эту маленькую в коричневом
переплете, сильно потрепанную книжечку, то пришел бы в негодование и
задохнулся бы от ярости, читая страшные строки +5.
относительно взрыва крейсера. Дело дошло теперь до того, что хотят все
свалить на машину: якобы потому и во Владивосток не попали. А ведь это
наглая ложь. И я громко заявил протест, на что старший офицер заметил, что
необходимо всем показывать одинаково. Но я с этим не согласен, буду
говорить, что было!.." От 22 мая:
будет по горло. А истина опять будет неизвестна для России. Я хочу сказать,
что тунеядцы и бездельники опять возьмут безнаказанно все выдающиеся места и
снова поведут Россию к разорению и гибели. Печально и жутко!.." От 30 мая:
батареи и выжидает здесь - авось мир будет заключен. Мне так противно все
это, что если бы я мог уйти, то ушел бы как можно скорее от этих кровопийц
нашей родины. О, как я ненавижу их! Все до того подлы, что считают поступок
с крейсером "Изумруд" вполне правильным и даже себя вполне в герои
зачисляют. Об орденах Георгия мечтают".
собою около двухсот голов рогатого скота. Раньше дикая природа Приморья
привлекала красотой зеленых долин и лесистых сопок. Но теперь ходьба по этим
бездорожным местам оказалась чрезвычайно изнурительной. Крутизна подъемов на
горы, быстрые речки, болотные топи часто создавали для путешественников с
трудом преодолеваемые препятствия. Но идти было нужно.
было достать подводы для раненых и больных. Здоровые попеременно несли их на
самодельных носилках. Менялась погода, то обжигая людей зноем, то поливая
дождем. Многие из команды, будучи еще на корабле, поизносили свою обувь.
Этим пришлось отмерять пространство в лаптях и босиком. Некоторые матросы не
успели второпях захватить с судна собственные вещи и оделись в зипуны или
пиджаки, купленные у крестьян. В общем вся эта ватага воинов напоминала
французов, бежавших в 1812 году из России.
только о скотину. С какой-то непомерной жадностью фермера он в каждом
селении увеличивал ее численность. По-видимому, это успокаивало его совесть.
Недели через три стадо разрослось до пятисот голов.
начальства, играли сигнал на привал. Для этого выбирали травянистые луга с
речкой. Часть людей пасла скотину, а остальные, раскинувшись табором,
отдыхали. И снова изумрудовцы поднимались в поход. Теперь они шли без
всякого строя, разбившись на кучки и вытянувшись длинной вереницей. Дорога
вела через горные перекаты, обходила стремнины, спускалась вниз, извивалась
вдоль речек, увеличивая расстояние. По сторонам виднелись мрачные ущелья.
Для свежего глаза непривычны были таежные дебри. От нанятых проводников
моряки узнавали о лесных породах. Среди могучих тополей, мелколистных
кленов, коренастых и приземистых лип, остроконечных пихт и елей попадались
корейские кедры с тупыми, словно срезанными вершинами. По южным склонам гор
разместились монгольский дуби черная береза. Ближе к речкам, на влажных
лощинах, нашли себе приют ольшаник с темно-зеленой и липкой листвой,
высокоствольный тальник. Под крупными кронами деревьев заполнили землю