Чтение 102–й страницы книги ~Графиня Де Монсоро~

- О! Шомберг! Это голос Шомберга! - закричали трое миньонов. - Но где
же ты, черт возьми?

- Клянусь богом! Я там, где вы меня видите, - возопил тот же голос.

И тут все заметили, что из темноты кабинета к ним приближается не
человек, нет, - тень человека.

- Шомберг! - воскликнул король. - Откуда ты явился, откуда ты вышел и
почему ты такого цвета?

И действительно, весь Шомберг, от головы до пят, не исключая ни одной
части его тела и ни одного предмета его костюма, весь Шомберг был самого
прекрасного ярко-синего цвета, какой только можно себе представить.

- Der Teufel! <Дьявол! (нем.)>

- закричал он. - Презренные! Теперь понятно, почему весь этот народ
бежал за мной.

- Но в чем же дело? - спросил Генрих. - Если бы еще ты был желтый,
это можно было бы объяснить испугом, но синий!

- Дело в том, что они окунули меня в чан, прохвосты. Я думал, что они
меня окунули всего лишь в чаи с водой, а это был чан с индиго!

- Клянусь кровью Христовой! - засмеялся Келюс. - Они сами себя
наказали: индиго штука дорогая, а ты впитал краски не меньше, чем на
двадцать экю.

- Смейся, смейся, хотел бы я видеть тебя на моем месте.

- И ты никого не выпотрошил? - спросил Можирон.

- Знаю одно: мой кинжал остался где-то там - вошел по самую рукоятку
в какой-то мешок, набитый мясом. Но все свершилось за одну секунду: меня
схватили, подняли, понесли, окунули в чан и чуть не утопили.

- А как ты от них вырвался?

- У меня достало смелости решиться на трусливый поступок, государь.

- Что же ты сделал?

- Крикнул: "Да здравствует Лига!"

- Совсем как я, - сказал д'Эпернон, - только меня заставили добавить
к этому: "Да здравствует герцог Анжуйский!"

- И я тоже, - сказал Шомберг, кусая себе пальцы от ярости, - я тоже
так крикнул. Но это еще не все.

- Как! - воскликнул король. - Они заставили тебя кричать еще
что-нибудь, мой бедный Шомберг?

- Нет, они не заставили меня кричать еще, с меня и так, слава богу,
было достаточно, но в тот момент, когда я кричал: "Да здравствует герцог
Анжуйский!.."

- Ну, ну...

- Угадайте, кто прошел мимо в тот момент?

- Ну разве я могу угадать?

- Бюсси, проклятый Бюсси, и он слышал, как я славил его господина.

- По всей вероятности, он не понял, что происходит, - сказал Келюс.

- Черт возьми, как трудно было сообразить, что происходит! Я сидел в
чане, с кинжалом у горла.

- И он не пришел тебе на выручку? - удивился Можирон. - Однако это
долг дворянина по отношению к другому дворянину.

- У него был такой вид, словно он думает совсем не о том; ему только
крыльев не хватало, чтобы воспарить в небо, - несся, едва касаясь земли.

- Впрочем, - сказал Можирон, - он мог тебя и не узнать.

- Прекрасное оправдание!

- Ты уже был синий?

- А! Ты прав, - сказал Шомберг.

- Тогда его поведение простительно, - заметил Генрих, - потому что,
по правде говоря, мой бедный Шомберг, я и сам-то тебя не узнал.

- Все равно, - возразил Шомберг, который недаром происходил из
немцев, - мы с ним еще встретимся где-нибудь в другом месте, а не на
углу улицы Кокийер, и в такой день, когда я не буду сидеть в чане.

- О! Что касается меня, - сказал д'Эпернон, - то я обижен не на
слугу, а на хозяина, и хотел бы встретиться не с Бюсси, а с монсеньером
герцогом Анжуйским.

- Да, да, - воскликнул Шомберг. - Монсеньер герцог Анжуйский хочет
убить нас смехом, в ожидании пока не сможет убить нас кинжалом.

- Это герцогу Анжуйскому пели хвалы на улицах. Вы сами их слышали,
государь, - сказали в один голос Келюс и Можирон.

- Что и говорить, сегодня хозяин Парижа - герцог, а не король.
Попробуйте выйти из Лувра, и вы увидите, отнесутся ли к вам с большим
уважением, чем к нам, - сказал д'Эпернон Генриху.

- Ах, брат мой, брат мой! - пробормотал с угрозой Генрих.

- Э, государь, вы еще не раз скажете то, что сказали сейчас: "Ах,
брат мой, брат мой!", но никаких мер против этого брата не примете, -
заметил Шомберг. - И, однако, заявляю вам: для меня совершенно ясно, что
ваш брат стоит во главе какого-то заговора.

- А, смерть Христова! - воскликнул Генрих. - То же самое я говорил
этим господам только что, когда ты вошел, д'Эпернон, но они в ответ
пожали плечами и обернулись ко мне спиной.

- Государь, - сказал Можирон, - мы пожали плечами и обернулись к вам
спиной не потому, что вы заявили о существовании заговора, а потому, что
мы не заметили у вас желания расправиться с ним.

- А теперь, - подхватил Келюс, - мы поворачиваемся к вам лицом, чтобы
снова сказать вам: "Государь, спасите нас или, вернее, спасите себя, ибо
стоит погибнуть нам, и для вас тоже наступит конец. Завтра в Лувр явится
господин де Гиз, завтра он потребует, чтобы вы назначили главу Лиги,
завтра вы назовете имя герцога Анжуйского, как вы обещали сделать, и
лишь только герцог Анжуйский станет во главе Лиги, то есть во главе ста
тысяч парижан, распаленных бесчинствами сегодняшней ночи, вы полностью
окажетесь у него в руках.

- Так, так, - сказал король, - а в случае если я приму решение, вы
готовы меня поддержать?

- Да, государь, - в один голос ответили молодые люди.

- Но сначала, государь, - заметил д'Эпернон, - позвольте мне надеть
другую шляпу, другой камзол и другой плащ.

- Иди в мою гардеробную, д'Эпернон, и мой камердинер даст тебе все
необходимое: мы ведь с тобою одного роста.

- А мне, государь, позвольте сначала помыться.

- Иди в мою ванную, Шомберг, и мой банщик позаботится о тебе.

- Ваше величество, - спросил Шомберг, - итак, мы можем надеяться, что
оскорбление не останется неотомщенным?

Генрих поднял руку, призывая к молчанию, и, опустив голову на грудь,
по-видимому, глубоко задумался.

Потом, через несколько мгновений, он сказал:

- Келюс, узнайте, возвратился ли герцог Анжуйский в Лувр.

Келюс вышел. Д'Эпернон и Шомберг остались вместе со всеми ждать его
возвращения, настолько их рвение было подогрето надвигающейся
опасностью. Самая большая выдержка нужна матросам не во время бури, а во
время затишья перед бурей.

- Государь, - спросил Можирон, - значит, ваше величество решились?..

- Увидите, - ответил король. Появился Келюс.

- Господин герцог еще не возвращался, - сообщил он.

- Хорошо, - ответил король. - Д'Эпернон, ступайте смените ваше
платье. Шомберг, ступайте смените ваш цвет. А вы, Келюс, и вы, Можирон,
отправляйтесь во двор и сторожите там как следует, пока не вернется мой
брат.

- А когда он вернется? - спросил Келюс.

- Когда он вернется, вы прикажете закрыть все ворота. Ступайте!

- Браво, государь! - воскликнул Келюс.

- Ваше величество, - обещал д'Эпернон, - через десять минут я буду
здесь.

- А я, государь, я не знаю, когда я буду здесь, это зависит от
качества краски.

- Возвращайтесь поскорее, вот все, что я могу вам сказать.

- Но ваше величество остаетесь одни? - спросил Можирон.

- Нет, Можирон, я остаюсь с богом, у которого буду просить
покровительства нашему делу.

- Просите хорошенько, государь, - сказал Келюс, - я уже начинаю
подумывать, не стакнулся ли господь с дьяволом, чтобы погубить всех нас
в этом и в том мире.

- Amen! <Аминь! (лат.)>

- сказал Можирон.

Те миньоны, которые должны были сторожить во дворе, вышли в одну
дверь. Те, которые должны были привести себя в порядок, - в другую.

Оставшийся в одиночестве король преклонил колени на своей молитвенной
скамеечке.

Глава 5

ШИКО ВСЕ БОЛЬШЕ И БОЛЬШЕ СТАНОВИТСЯ КОРОЛЕМ ФРАНЦИИ

Пробило полночь. В полночь ворота Лувра обычно закрывались. Но Генрих
мудро рассудил, что герцог Анжуйский не преминет провести эту ночь в
Лувре, чтобы оставить меньше пищи для подозрений, которые могли
возникнуть у короля после событий, происходивших в Париже этим вечером.

И Генрих приказал не запирать ворота до часу ночи. В четверть первого
к королю поднялся Келюс.

- Государь, - сказал он, - герцог возвратился.

- Что делает Можирон?

- Он остался на страже, последить, не выйдет ли герцог снова.

- Это нам не угрожает.

- Значит... - сказал Келюс, жестом показывая королю, что остается
только действовать.