ясности, что весь лучился ею, как солнце лучится светом,
одаривая всякого своей благожелательностью и жизнерадостностью,
своим добрым расположением духа, верой и доверием; и все, кто
проникновенно воспринимал это сияние и вбирал его в себя,
излучали его дальше на других. И меня тоже осиял его свет, и
мне он уделил толику своей ясности и внутреннего блистания, так
же, как нашему Ферромонте и некоторым другим. Достигнуть такой
ясности было бы для меня, а со мною и для многих других, высшей
и благороднейшей целью. Ты можешь встретить ее и в некоторых
отцах нашего Ордена. Эта ясность -- не блажь и не
самоуслаждение, она высшее познание и любовь, приятие любой
действительности, бодрствование на краю всех бездн и пропастей,
добродетель святых и рыцарей, она неразрушима, и с годами, с
приближением смерти только возрастает. В ней -- тайна
прекрасного и подлинная субстанция всех искусств. Поэт,
славящий в танцующем беге своих стихов величие и ужас жизни,
или музыкант, заставляющий прозвучать чистое бытие, есть
светопосец, делающий мир радостнее и прозрачнее, даже если он
ведет нас через слезы и мучительное напряжение. Быть может,
поэт, чьи стихи столь пас восхищают, был печален и одинок, быть
может, музыкант был угрюмым мечтателем, но его творение все
равно причастно ясности богов и звезд. Дарит он нам уже не свой
мрак, не свою боль и робость, но каплю чистого света, вечной
ясности. И когда целые народы в мифах, космогониях, религиях
силятся измерить глубину мирозданья, последнее и наивысшее, до
чего они доходят, есть все та же ясность. Припомни древних
индийцев, о которых так хорошо рассказывал некогда наш
вальдцельский преподаватель: ведь это был народ страданий,
раздумий, самоистязания, аскезы, но последние взлеты его духа
были преисполнены света и ясности, ясной была улыбка
преодолевших мир будд, ясность отмечала образы его бездонной
мифологии. Мир, как его изображают эти мифы, предстает в своем
начале божественным, блаженным, лучезарным,
первозданно-прекрасным, как золотой век; затем он заболевает и
портится, все больше и больше впадает в грубость и убожество и
к концу четырех все ниже спускающихся мировых веков он готов
распасться и погибнуть под ногами танцующего и смеющегося Шивы;
но это не конец, все начинается сызнова с улыбкой сновидца
Вишну, который играющей рукой творит новый, юный, прекрасный,
сияющий мир. Ты только подумай: этот народ, проницательный,
способный страдать как никакой другой, с ужасом и стыдом взирал
на жестокую игру мировой истории, на вечно вращающееся колесо
вожделения и страдания, он разглядел и уразумел всю хрупкость
вещей, всю дьявольскую ненасытность человека, но также и его
глубокую тоску по чистоте и гармонии, и он нашел для выражения
мировой красоты и мирового трагизма эти несравненные притчи о
мировых веках и распаде мироздания, о грозном Шиве, в пляске
сокрушающем дряхлый мир, и об улыбке Вишну, который покоится в
дремоте и из золотых божественных снов, играя, творит новый
мир.
можно рассматривать как позднюю и малую разновидность той
великой ясности, но и эта разновидность, бесспорно, имеет право
на существование. Ученость не всегда и не везде была
праздничной, хотя и должна быть таковой. У нас она в качестве
культа истины тесно связана с культом красоты и, сверх того, с
медитативным воспитанием души, по каковой причине не может
окончательно утратить праздничной ясности. Но Игра объединяет
все три начала: пауку, поклонение красоте и медитацию, а потому
подлинный адепт Игры должен быть весь пропитан ясностью, как
спелый плод сладким соком, и, прежде всего, он должен носить в
себе ясность музыки, которая есть не что иное, как отвага, как
бодрое, улыбчивое, танцующее шествие сквозь ужасы и огни мира,
как жертвоприношение. Эта ясность была моей целью с тех времен,
когда я школьником и студентом только начал о ней догадываться,
и я никогда ее не предам, будь то в несчастье и страданиях.
поскорей, расскажешь мне побольше о себе, и мне тоже будет что
рассказать, ты увидишь, что и в Вальдцеле, и в жизни Магистра
есть свои диссонансы и разочарования, что и ему ведомы отчаяние
и бездны. Но сейчас ты еще должен насытить слух музыкой, возьми
ее в свой сон. Взгляд на звездное небо и слух, вобравший в себя
музыку перед отходом ко сну, не в пример лучше, чем все твои
снотворные.
Перселла, которую так любил отец Иаков{2_6_06}. Словно капли
золотого света, падали звуки в безмолвие, так тихо, что в
промежутках слышна была песня старинного фонтана во дворе.
Нежно и строго, скупо и сладостно встречались и переплетались
голоса прозрачной музыки, отважно и бодро вели они свой
любовный хоровод сквозь Ничто времени и бренности, на краткий
срок своей жизни придавая комнате и ночному часу безмерность
мироздания, и когда Иозеф Кнехт прощался с Плинио, у гостя было
совсем другое, просветленное лицо, а в глазах стояли слезы.