Чтение 102–й страницы книги ~Атаульф~

Гупта вернулся к мертвому Хродомеру, сел перед ним на корточки, уты-
каясь толстыми коленями Хродомеру в простертые руки, и начал Хродомера
ругать. Я подошел ближе и сел рядом с Гуптой. Гупта бранился, словно
пел, покачиваясь на корточках.

- Течет река, у реки два берега, на одном берегу курган стоит, на тот
курган село глядит, в селе старейшин двое. Каковы старейшины, таково и
село. А каково село, коли ногу свело? Разума нет, так откуда ж свет?
Один - гав-гав - по дружкам соскучал, из дома сбежал, в курган зарылся,
от родных и домашних скрылся. Хорош! С Арбром-вутьей пивом напиться хо-
тел, а Арбр-то безголовый! Сам ему голову срубил и про то забыл. А ты,
Хродомер, куда ползешь? В нору ползешь? Экий озорник Хродомер! Что уду-
мал! В норе сидеть, из норы глядеть, кто на реку пойдет, того стращать!
Старейшина!

Течет река, в реке вода, у реки берега. На берегу село стоит, на село
Бог Единый глядит. Недоволен Бог Единый. Бог Единый Гупту призывал, Бог
Единый Гупте говорил, Бог Единый Гупте пальцем грозил, на село указывал.

Птички-то меня, Бога Единого, славят: чик-чирик! Козочки-то меня, Бо-
га Единого, славят: ме-ме-ме! А Гупта по миру ходит, весть об этом но-
сит: бу-бу-бу, люди добрые, бу-бу-бу!

Бог Единый Хродомеру разум дал, Бог Единый его у Хродомера взял. И
глупый Хродомер стал. И без того был глупый, а сейчас еще глупее.

Ступай, Гупта, от моего лица. Принеси мне, Гупта, три яйца: одно ку-
риное, одно гусиное, одно от стельной коровы. Пошел Гупта по селу, нашел
Гупта два яйца: куриное нашел, гусиное нашел, а от стельной коровы не
нашел.

Говори, Хродомер, где в селе вашем яйцо от стельной коровы?

Хродомер все глядел на курган остекленевшими глазами.

А Гупта вскричал торжествующе:

- Молчишь, Хродомер? Не знаешь? Только и горазд, что в норе сидеть,
из норы глядеть. Глупый Хродомер.

Когда Гупта только начал Хродомера бранить, я не хотел его слушать,
ибо поруганием звучали слова Гупты. Но Гупта не давал мне убежать. А по-
том вдруг понял я, что Гупта прав: да, Хродомер и есть тот самый старый
озорник, который ползет к норе, дабы шалости чинить. И легко мне стало.

Тут Гупта пошарил под своей необъятной рубахой и два яйца извлек, од-
но побольше, другое поменьше. Разбил то, что поменьше, о свой лоб и мне
протянул. Я стал пить и на Гупту глядеть во все глаза. Гупта второе яйцо
тоже о свой лоб разбил и сам присосался. Сидели мы с ним над мертвым
Хродомером и пили сырые яйца. В меня словно новые силы вливались.

Гупта же вдруг захрюкал и с косогора на тропинку скатился, где Сван-
хильда лежала. Пошарил там, а после ко мне обратно залез. Горсть ко мне
протянул, а в горсти у него козий горох лежал.

И закричал Гупта:

- Нашел! Нашел! Вот они, яйца от стельной коровы!

И начал одним катышем себя в лоб бить.

Меня хохот разобрал. Я отбросил яичную скорлупу и стал смеяться до
слез. Глядя на меня, и Гупта засмеялся. Хродомера толкнул и спросил его:

- Что, Хродомер, почему не смеешься?

Поскольку же Хродомер молчал, сказал Гупта:

- Знаю, почему не смеешься. Стыдно тебе, Хродомер. Стар ты уже в норе
сидеть.

- Это не яйца, - сказал я, трясясь от смеха. - Это козье дерьмо.

- Понял, Хродомер? - сказал Гупта строго. - Это козье дерьмо. А ты
говоришь, что это хоромы просторные. Какие же это хоромы? У девки дырка
между ног - и та шире. Носила тебя эта гора долгие годы - и выродила. И
медведя лелеяла в утробе своей - и проспал зиму медведь в утробе горы и
вышел. Нет больше медведя. Псица свирепая выводок здесь вывела. И отлу-
чилась псица - а Хродомер тут как тут. Шалун Хродомер! Всех щенков по
одному повытаскал и в реку побросал. Экий глупый Хродомер! Слепые щенки
плавать-то не умеют! Одного только оставил. Щенка-убийцу оставил. Прибе-
гает псица в нору, а вместо щенков Хродомер сидит. Псица-то Хродомеру:
гав-гав! А Хродомер псице в ответ: кхе-кхе...

Я уже изнемогал от смеха. А Гупта продолжал:

- Зачем в нору ползешь, Хродомер? Нынче это чрево волчонка носило, да
вытащил я волчонка с клыком железным. Нанялся я вам тут в повивальные
бабки, помогать вашим горам волчатами разражаться?

Зачем в нору лезешь? Думаешь, старый влезешь, молодой вылезешь? В од-
ном чреве дважды не высидишь.

В селе беспорядок и в доме у тебя упадок. Упала крыша-то, вот упадок
и получился! А ты по косогору ползаешь. Иди домой, Хродомер.

После того поднялся Гупта на ноги, повернулся к Хродомеру спиной и на
Сванхильду уставился. Я к Гупте подошел поближе, Гупта взял меня за пле-
чо своей медвежьей лапой, встряхнул слегка и промолвил с огорчением:

- Да что ж такое! Никто слушаться не хочет! Всяк делает, что в голову
взбредет. Оттого и упадок в селе. Вон и девка упала, как дом хродомеров.
Хродомер-то старейшина-то хорош-то: гостей назвал, угощенья наобещал, а
сам из дома сбежал, дом спалил и в норе укрыться думает. При таком ста-
рейшине и девка от рук отбилась. Ишь, нарядилась да в путь пустилась.
Солнце садится, домой пора, матери помогать. Матери помогать, ложиться
почивать.

И стал к Сванхильде спускаться. Цепляясь за Гупту, я пошел следом.
Гупта встал на тропинке, широко расставив ноги, и неодобрительно покачал
головой.

- Бога Единого так не славят, - сказал он. - Не славят так Бога Еди-
ного. Нет, не нравится Богу Единому, когда его так славят. Плохо это.
Бог Единый сердиться будет, Бог Единый будет ногами топать.

С этими словами Гупта ухватился за железный крест, который пригвоздил
мою сестру к тропинке, и с силой выдернул его из живота Сванхильды.
Сванхильда подалась было следом за крестом, но, освобожденная, упала на
тропинку.

Я глянул на ее лицо с широко раскрытым ртом и вытаращенными глазами.
В углу рта запеклась кровь. Я вспомнил, что моя сестра мертва, и хотел
было попросить Гупту воскресить ее прямо сейчас. Но в этот миг Гупта по-
вернулся к Хродомеру и, погрозив тому крестом, пугнул:

- У-у-у!

И размахнувшись широким движением, бросил крест в реку.

Подмигнул мне, скривив лицо на сторону, и пояснил громким шепотом,
что Бог Единый нарочно его, Гупту, попросил хорошенько Хродомера попу-
гать. Чтобы неповадно Хродомеру было.

Я решил не мешать Гупте воскрешать. Ему виднее, как делать.

Гупта наклонился взял Сванхильду на руки и сказал неодобрительно:

- Ишь, набегалась, коза! Мать-то ждет-пождет, проглядела все глаза! А
эта спать улеглась! Что надумала - на берегу спать! Хорошо, Гупта мимо
шел. Гупта тебя и нашел. А если бы недобрый человек нашел?

И стал укачивать на руках Сванхильду. Длинные светлые косы Сванхильды
раскачивались в такт гуптиным шагам. Все-таки очень здоров был Гупта.
Шел без всяких усилий со Сванхильдой на руках вверх по косогору, да еще
напевал и приплясывал по дороге.

Он колыбельную пел. Вернее даже не пел, а орал на все село, и прис-
вистывал, и причмокивал.

- Вырастешь большая, отдадим за вождя. Родишь ему сына. Пойдет он в
поход, привезет тебе золотые серьги... - И снова: - Вырастешь большая,
отдадим за вождя...

Я стал Гупте вторить, распевая во всю глотку:

- Родишь ему сына, пойдет он в поход...

Гупта обернулся ко мне и улыбнулся, кивая головой: так, мол, так!..

Беспрестанно повторяя колыбельную, мы поднялись наверх и пошли тем
путем, каким я прибежал сюда. Но с Гуптой я ничего не боялся. И я знал,
что чужаков в селе нет.

Возле дома Аргаспа, где в меня попала стрела, Гупта вдруг остановил-
ся. Пение прервал и спросил меня строго:

- Где то, что я дал тебе?

Я вытащил два обломка стрелы: тот, что Гупта из моей раны добыл, и
тот, что я еще прежде под рубахой спрятал, когда стрелу обломал. Гупта
не спеша уложил Сванхильду на землю, взял оба обломка, соединил их, по-
кивал над ними, побормотал что-то себе под нос, а после выбросил.

Аргасп так и лежал у себя на дворе, и копье торчало из его спины. Я
увидел, что у Аргаспа перерезано горло.

Гупта в сторону Аргаспа мельком только глянул и проворчал:

- Ишь, разлегся, бездельник! Все Богу Единому расскажу! Ужо вас всех
Бог Единый!..

А я смотрел на Аргаспа - и хохотал, хохотал, хохотал... и никак не
мог остановиться. Ужо тебя, Аргасп!.. Ты ведь в Бога Единого не веришь?
Так будет тебе от Бога Единого, глупый Аргасп!

Я сказал об этом Гупте. И Гупта захохотал тоже, пальцем в сторону Ар-
гаспа тыча. И толстый язык изо рта вывалил, чтобы Аргаспу обиднее было.

После опять Сванхильду на руки взял и дальше пошел.

Почти все дома в селе сгорели и курились дымком. Гупта сопел и вор-
чал, что воздух в селе испортили. И что поправить бы воздух надо. При
этом Гупта испускал ветры и шумно хохотал. И наклонившись, бородой щеко-
тал Сванхильде щеку и спрашивал ее:

- Что, коза, нравится?

А я смеялся.

Против дома Гизарны лежали трое - Оптила, сын хродомеров и двое рабов
хродомеровых, Скадус и Хорн. Земля под ними была темная. Напротив них,
прислоненные к плетням, сидели, скрестив ноги, трое мертвых чужаков. У
одного лицо было сплошь кровью залито. Перед каждым из мертвых чужаков
стоял горшок с кашей и пиво.

Оптила лежал на спине, одну руку широко откинув в сторону, другая
примостилась на груди. Он будто спал, широко раскрыв во сне рот. Только