Чтение 103–й страницы книги ~Чужая война~

было в нем. И руки шефанго сами сняли с постамента длинный, в его рост, Меч
с узким белым лезвием.

Империя Айнодор. Лассэдэлл

Элидор

Как и договаривались, через три дня ко мне зашел Наргиль. Я валялся на
кровати в одежде и курил. Кина вместе с мамой ушла на очередное
менестрельское сборище, а слуг не было ни слышно и ни видно.

Наргиль в отличие от меня успел переодеться после сегодняшнего
праздничного набора: танцы, песни, пиры, пиры, песни, танцы.

- Вы звали меня, Ваше Высочество?

- Да. Я попросил тебя подумать об угрозе, нависшей над всем миром, и над
Айнодором в частности. Я тебя внимательно слушаю. Присаживайся.

Капитан гвардии сел в предложенное кресло и... достал трубку. До этого
момента я был уверен, что я - единственный курящий эльф. Я ошибался.

- Где ты достаешь табак, Наргиль?

- Привозят из Грэса.

Он набил трубку, раскурил ее и после недолгого молчания заговорил,
осторожно подбирая слова:

- Ваше Высочество, я обдумал все факты, изложенные вами. Даже если
рассматривать непредвзято, опасность для Айнодора существует. Если бы этот
вопрос решал я, то Несущие Бурю были бы посланы на Материк. Но после того
как век назад часть корпуса была разгромлена в Эннэме, только император
может решать вопрос об его отправке за пределы Айнодора. А император
обязательно обсудит возникшую проблему в Совете. - Наргиль очень глубоко
затянулся, а потом медленно выпустил дым. - И Совет будет против подобной
экспедиции. Извините, Ваше Высочество, но там не станут прислушиваться к
вашему мнению. Вы слишком молоды. И только что приехали с Материка. Вы еще
не отошли от восприятия человеческих проблем и забот, как своих. Может быть,
лет через пятьдесят...

- До свидания, капитан.

Наргиль, прерванный на половине фразы, недоуменно посмотрел на меня и
вышел из комнаты.

Через пару минут я выскочил следом и пошел на конюшню. Взял первого
попавшегося коня и поскакал из города. Конюхам было велено передать их
величествам, что принцу внезапно захотелось побыть в одиночестве. Это было,
конечно, жутким хамством, но иначе я не мог.

Рушилось все. Акулы с этим Советом! В конце концов, можно было попытаться
уговорить отца. Но если даже Наргиль не понимает всей серьезности положения
и предлагает ограничиться отправкой Экспедиционного корпуса...

Айнодор был обречен. Самое большее через полгода его возьмут штурмом.

Цитадель Тарсе. Зал Меча

Эльрик де Фокс

Такая Сила, такая мощь исходили от Оружия, что все другое как-то разом
стало незначительным.

Свет. Тьма. Враги. Друзья. Анго.

Не было ничего.

Ничего не было нужно.

Был Меч. И был Я. И... было что-то еще. Что-то, что не пускало вот так
вот сразу, без возражений поверить Силе и принять ее.

- Время пришло, да, Фокс? Время умереть! Опасность? Но я не чувствовал
ничего. Ни страха. Ни возбуждения перед боем.

Голос незнакомый. Низкий, мягкий, завораживающий. Мне не хотелось
оборачиваться. Почему-то не хотелось. Совсем.

- Ну так что? Мне в спину бить? Извини, не умею.

Рывком разворачиваюсь, чтобы увидеть сразу все. Кто это? Кто?!

Шефанго. Высокий и тонкий, еще выше он кажется оттого, что белые волосы
его собраны высоко, приподняты, как хвост эннэмского скакуна, и длинная коса
течет-струится, перекинутая через плечо.

И я уже не удивляюсь. Ничему. И, кажется, даже понимаю, что происходит.

Как собака.

Все понимаю - объяснить не могу.

- Ну хоть узнаю, чего я стою как боец.

- Мне всегда это было интересно. - Лезвие его меча становится черным. -
Темный и Светлый, как тебе?

- Я не Светлый.

- Пока - нет. Знаешь, что самое смешное? Кто бы ни победил, все равно
погибнешь ты.

- И ты.

- Да. И я.

Разговор безумцев. Вернее, безумца. Сам с собой ведь беседую, сам себе
салютую клинком. Сам себя собираюсь убить.

Безумие - забавная по-своему штука.

Боль. Крик. Чей? Звон ломающейся стали.

Страх такой, какого не было никогда, никогда за всю жизнь.

Страх, лишающий разума, воли, сил.

Страх, оставляющий только где-то глубоко-глубоко крохотную искру
сопротивления страху.

Острое, дикое чувство собственной беспомощности. Пустота, где есть только
сознание, не разум даже - сознание. И снова боль. И снова бесконечный Страх.

Так я умер в первый раз.

Так я стал действительно бессмертным.

Так я стал бояться смерти.

Империя Айнодор. Лассэдэлл

Ее императорское Величество светлая госпожа Лайре раз и навсегда
запретила Кине называть ее полным титулом.

- Я такого и слышать от тебя не желаю, девочка. Хороши же будем мы с
Астором, если даже возлюбленная сына нас титуловать начнет.

Кина привыкла обращаться к Лайре просто "госпожа". Это несложно
оказалось. И императрица и император были очень добры к ней с первых часов
знакомства. К ней все были добры. Удивительно хорошо оказалось вернуться на
Айнодор. А ведь когда она уезжала, точнее, когда бежала отсюда, ослепнув от
горя, страха и беспомощной злости, ей казалось, что друзья, пытавшиеся
отговорить от самоубийственного шага, помочь, предлагавшие свое
гостеприимство, - прогнившие изнутри лицемерные красивые куклы.

Светлый Владыка! Как могла она думать такое?

Айнодор...

Священная земля.

Кина подолгу сидела у окна, глядя с сумасшедшей высоты на расстилающиеся
внизу сады, на возносящиеся к ослепительному небу кружевные башни, на
разноцветные крыши домов, утопающих в зелени.

Вечный счастливый покой царил в Лассэдэлле.

Она и раньше любила бывать здесь. Раньше - как будто в прошлой жизни, -
когда ездила по Айнодору, собирая песни и сказки, щедро делясь собственными
стихами и музыкой. Столица всегда завораживала своим величием и ласковым
дружелюбием. Здесь у Кины было много друзей. Музыкантов и поэтов, так же как
она сама, посвятивших себя дивному искусству сложения песен.

Иногда хотелось взять лошадь и проехать по знакомым улицам. Поздороваться
с каждым домом. С каждым деревом. Зайти в гости к друзьям...

Друзья, впрочем, заходили сами. И, кажется, они не очень нравились
Элидору.

Кина искала в себе удивление. Удивление тем, что даже в столице, даже во
дворце, дома, под сумасшедшими от счастья взглядами родителей Элидор
оставался напряженным и сумрачным. Но удивления не было.

Роскошь и благолепие Айнодора не подходили к принцу. Совсем. А тяжелый
взгляд алых глаз, кошачья настороженность движений, резковатая вежливость
Элидора, совершенно не вписываясь в атмосферу дворца, казались тем не менее
естественными. Кине казались. Для всех остальных Элидор оставался чужим.

Чуждым.

А еще была тоска. Непонятная, странная, не правильная какая-то тоска по
страшному миру людей. По дороге, стремительно летящей под копыта коней. По
захлестывающей ярости драк. По опасности, грозящей каждую секунду, каждый
миг...

Страха Кина не помнила.

Зато хорошо помнила вызывающе-радостную уверенность в том, что с ней
никогда не случится ничего плохого. Помнила, как, когда возникала угроза,
молча, не сговариваясь, вырастали рядом с ней Эльрик и Элидор. Несокрушимые,
как скалы. Сильные. И... они, не задумываясь отдали бы за нее жизнь.

- Сделай песню, - весело посоветовал ей Ридал. - Это подходящая тема для
песни. Что-нибудь такое... про любовь. Ну, и про опасность. Это тоже хорошо.

- Я сделала. - Кина тряхнула головой. - И не одну. Но мне говорят, это
страшные песни.

- Тебе правильно говорят. - Ридал кивнул. - Ты поешь так, как будто вы
действительно бросали вызов самой смерти. И еще... эта спешка. У тебя во
всех новых песнях какое-то непонятное стремление вперед. Быстрее. Быстрее.
Кажется, что ты торопишься... Допеть. Рассказать... Дожить.

- Но ведь так оно и было.

- Мало ли что было, Кина. Это Айнодор. И здесь ни к чему такие песни,
понимаешь? Она не понимала. А Элидор, кажется, понял сразу.

Поначалу Кина жалела Сима, которому никогда не придется увидеть щемящую
красоту эльфийских земель. Потом она поняла, что просто скучает по гобберу.
А потом... А потом начала завидовать ему. Где-то глубоко-глубоко в душе.
Завидовать тому, что он, Сим, остался на Материке, среди людей. Он делает