Чтение 103–й страницы книги ~Восставшая из пепла~

похоти. Говори это. _Г_о_в_о_р_и _э_т_о_.

В ужасе я последовала, запинаясь, за ним.

- Я грязь... зло... Сила нечистая, ужасная... Я буду молиться никогда
не обрести ее!

Эти отвратительные слова изрыгались вновь и вновь, когда он держал
меня железными руками перед пламенем. Я раскаялась, что подумала об отце.
Я не поняла, но усвоила. Я стала низкой, грязной. Я сморщилась, сжалась и
была проклятой.

Когда он отпустил меня, я убежала в свою келью и свернулась в клубок,
спрятав лицо и сжав тело от любого взгляда. Я чувствовала на себе следящие
глаза богов, судящие и приговаривающие. Могла ли я усомниться, что я
теперь тоже умру, и мое мясо будет падать с костей в темноте?

Однако с новым днем я проснулась, к своему горю. Секиш лежал перед
каменной чашей, - вернее, то, что от него осталось.

После Секиша другого лидера не появилось. Однако мы и не нуждались в
нем, наши собственные вина и страх служили суровым лидером.

В тот последний месяц смерть повыкосила нас, пока не осталась только
кучка, восемь-десять принцев и принцесс из великих домов севера, да
горстка жрецов. Если кто и оставался в живых за пределами нашего убежища,
то мы не имели никаких известий, равно как и никакой надежды на это. Земля
отняла у нас свои дары, отдавшись опять человеческим дикарям, которые
некогда владели ею.

А потом раздался гром, поставивший последнюю печать на нашей тьме.
Спящая гора заворочалась и задрожала глубоко в своих недрах. Верхние
галереи храма обрушились, оставив после себя лестницы, которые вели теперь
в никуда, платформы их были отсечены, а помещения завалены рухнувшими
камнями. Когда обвал, наконец, стих, обломки завалили высеченные в горе
большие воздушные воронки. Теперь воздух, означавший для нас жизнь и пищу,
не мог больше поступать, а оставшийся воздух стал затхлым и ядовитым.

Один за другим они впадали в сон удушья, и к одному за другим,
лежавшим в своих комнатах, словно бедные забальзамированные куклы с
заводными сердцами, являлся Мор и расплавлял их как воск.

Я медленно бродила по безмолвному храму, задыхаясь и рыдая, когда у
меня хватало на это дыхания. Я наблюдала, как они умирают. Не найти слов
для описания моих чувств, когда я задержалась, ожидая, что последую за
ними к их отвратительному концу.

Среди них была одна принцесса, и она оставалась целой дольше, чем
другие. Она лежала в трансе с рассыпавшимися белыми волосами, с ярко
видимыми под тонкой одеждой прямыми белыми ногами и руками. На груди у нее
сверкала капля алмаза - подарок какого-то давно умершего возлюбленного -
который она не сняла даже в муках раскаяния. Каждый день я тащилась к ней
в келью и сидела на полу около нее, держа ее обмякшую руку так, словно это
служило защитой и утешением.

Однажды я пришла, а белый светильник ее кожи угас в вонючем пятне на
ложе.

Я ушла обратно в свою маленькую келью. Свернулась в клубок. И в
последний раз расплакалась, пока не заснула.

Проснуться и не знать - где ты, кто ты, что ты - то ли существо с
ногами и руками, зверь, или хребет в теле огромной рыбы - согласитесь, это
странное пробуждение.

Но через некоторое время возникла новая темнота, полная световых
узоров. Я боялась. И боролась, пытаясь освободиться от лент, которые,
казалось, держали меня, попробовала закричать, и даже мои тело и голос
были теперь для меня новыми.

А затем возник обвал цвета, звука, движения, пронесшийся через мой
мозг, омывая его и оставляя его избитым. Остальная моя жизнь прошла
быстро, словарю кто-то перелистывал страницы огромной книги слишком
стремительно. Однако теперь я смогла вспомнить, что это не то первое
пробуждение под Горой, то первое пробуждение в качестве женщины, которая
заснула четырехлетней девочкой.

Вокруг меня биение скрытых двигателей в серебряном звездолете.

Руки сняли металлический обруч с моей головы и металлические браслеты
с моих запястий. Я поднялась с металлического кресла и была свободна.

Я посмотрела на Сьердена, туда, где он по-прежнему сидел, медленно
отодвигая от себя металлические ленты. Лицо у него выглядело сжавшимся и
бледным. Он взглянул на меня и чуть улыбнулся.

- Утомительное путешествие, - сказал он, - для нас обоих.

Я кивнула. Мною овладели покой и пустота. Чувствуя ростки понимания,
я, казалось, не нуждалась в достижении его. Оно придет.

Дверь в противоположной стене ушла в сторону; за ней находилась
небольшая тускло освещенная комната. Свет загородила высокая фигура Рарма.
Он жестом подозвал меня, и я без трепета вошла в ту комнату. Он последовал
за мной, и двери мягко закрылись.

Между нами повисло молчание. Наконец я проговорила:

- Странно вспомнить пережитое при рождении. Первая борьба, которую мы
все забываем.

- Твое рождение, - отвечал он, - не важно. Ты раскопала собственную
тайну?

- Да, по-моему, раскопала.

- Тогда скажи мне, - попросил он.

- Это кажется смехотворным, - сказала я, все еще не желая говорить об
этом вслух.

- Потребность открыть ее для тебя так же важна, как и отыскать ее, -
указал мне он. - А теперь скажи мне, - так, как ты это видишь, что с тобой
произошло.

Я уселась на ложе, которое явилось ко мне из стены. И посмотрела на
собственные руки, спокойные, белые, слегка раскрытые у меня на коленях.

- Дарак, Вазкор и ты, Рарм Завид, уж это-то я ясно вижу, - тихо
произнесла я. - Вы обладаете лишь поверхностным сходством друг с другом;
нет того абсолютного подобия, которое, как я воображала, связывало каждого
из вас с последним. Я также вижу, сходство с кем послужило началом моей
одержимости - высоким темным узкоглазым мужчиной - Секишем, лицо которого
появилось в моих первых снах после того, как я покинула Гору. Секишем,
который напугал и унизил меня, который заставил меня осознать мое зло и
недостойность жить. Я также понимаю, почему я заблокировала свои мысли
четырех лет своего прошлого и особенно последнего полугода смерти и горя.
За исключением того, что я помнила, Рарм, и даже слишком хорошо - не
вспоминая.

- Ты была сильной, - сказал он. - Каким-то чудом ты спаслась от Мора
и выросла в женщину, пролежав шестнадцать лет в безвоздушной келье.
Б_е_з_в_о_з_д_у_ш_н_о_й_ келье. Не дыша, ты могла лежать только в коме. Ты
знаешь теперь, что тебя разбудило?

- По-моему, да, - не уверена.

- В последние дни Мора, - разъяснил он, - вулкан проснулся; скала
обрушилась и перекрыла воздушные воронки. Шестнадцать лет твоей комы
вулкан глухо ворчал и дрожал, готовясь к извержению. В последний день
стены горы потрескались под давлением накопившихся внутри газов. Сквозь
эти трещины к тебе просочился свежий воздух. Ты начала дышать. Через
некоторое время в последние часы перед извержением ты очнулась.

- Значит, - заключила я, - не мое пробуждение вызвало извержение -
эту часть проклятья и наказания, которое я должна понести за выход из
горы. Именно извержение-то и пробудило меня.

- Твое проклятие и наказание, - повторил он. - Однако ты ведь теперь
понимаешь, не так ли, кто тебя проклял и кто тебя наказал? Ты понимаешь,
наконец, природу Карраказа?

- Карраказ был моим изобретением. Я наделила жертвенные чаши
Сгинувших силой своего страха перед собой. Никогда не существовало
никакого Злого, Бездушного, созданного из пороков моего народа и
вернувшегося, чтобы уничтожить его. Я страшилась своей Силы, потому что
Секиш заставил меня страшиться ее, и я старалась всем существом своим не
дать себе обрести ее.

- И это, - сказал он, - по нелепой иронии, стояло за всем, что с
тобой случилось. Потому что ты проснулась, обладая Силой, своей
п_о_л_н_о_й_ Силой. Голос, который, как ты воображала, говорил с тобой из
жертвенной чаши, сказал тебе, что ты никогда не сможешь вновь обрести
прежнее величие, пока не найдешь сородича своей души в виде зеленого
Нефрита - поиск, безнадежный поиск. Если б ты продолжала верить в это и
следовать этой инструкции, тебе никогда не понадобилось бы раскрывать
собственную Силу: требования Секиша были бы выполнены. Несмотря на твои
очевидные дары - способность понимать любую речь посредством разновидности
телепатии, способность исцелять самые смертельные заболевания - ты
придумывала оправдания своим достижениям - толпа сама себя исцелила - и
мечтала о Нефрите, которого никогда не смогла бы найти. Явился Дарак, и ты
заживо похоронила себя в его образе жизни, сожалея о своем пропащем
поиске, но не в состоянии вырваться на волю. В стане в ущелье ты
поднималась к прислоненным камням, потому что чувствовала их ауру,
ощущение зла, исходившее от них из-за суеверий разбойников. Оно идеально
соответствовало тому представлению, какое ты создала о самой себе. На
Южной дороге проявилась эмпатия, еще одна часть твоей Силы. Ты видела
вещи, происходившие там в прошлом, ты видела Сгинувших, но видела глазами
их человеческих рабов до такой степени, что тоже перепутала левитацию с
полетом. А потом Ки-ул. Ты пригрозила самой себе молнией у Дорожных ворот,
но руины все равно притягивали тебя.

Он умолк, подталкивая меня своим молчанием.

Я послушно продолжила: