глотаешь его второпях, не чувствуешь вкуса.
плечо, как под ее быстрыми пальцами расцветают на канве цветы, обрамленные
зеленой листвой. После долгой паузы он снова спросил:
совершенно разные люди. Мне кажется, мистер Мур, что горе и тайные страхи
растут в тишине, как дети титанов, не по дням, а по часам.
часто идут рука об руку.
вторая ей под пару. Постарайтесь найти ей достойную подругу, мистер Мур.
непостоянства?
сверкающую всеми красками и озаряющую надеждой сумрачный небосклон жизни.
Час спустя, когда я снова гляжу в окно, половина радуги уже исчезла, вторая
померкла. А вскоре на пасмурном небе не остается и следов этого радостного
символа надежды.
это ваш самый большой недостаток. С вами никогда не знаешь, чего ожидать.
очень дорожил. Генри мне дорог, но она была еще дороже. Генри никогда не
причинял мне неприятностей; она - частенько. Я думаю, двадцать три часа из
двадцати четырех она только и делала, что досаждала мне.
часов кряду.
тарелки, оставляя меня на весь день голодным, а мне это было крайне
неприятно, потому что я люблю вкусно поесть и вообще сторонник скромных
земных радостей.
ваши самые лакомые блюда...
В давние времена, когда я еще принадлежал самому себе, ночи никогда не
казались мне слишком длинными, а постель слишком жесткой. Она все изменила.
меня - совершенно спокойно, хладнокровно, словно после всего этого мир мог
стать для меня таким же, как прежде. Я знал, что когда-нибудь встречусь с
ней снова. Почти через два года мы увиделись в доме, где она была хозяйкой.
Как же, вы думаете, она со мной обошлась, мисс Килдар?
отчужденности, держала меня на расстоянии своей сухостью, надменным
взглядом, ледяною вежливостью.
Ваша холодность научила ее высокомерию. Согласитесь, сэр, ваши уроки не
пропали даром!
держаться отчужденно, сковывали меня, как тяжкие кандалы. Она же была
свободна - она могла быть великодушнее.
к самой себе, чтобы просить, ожидая отказа.
как прежде. Когда мне казалось, что я уже привык думать о ней, как о
надменной незнакомке, она вдруг покоряла меня вспышкой очаровательной
простоты, согревала меня теплом ожившей симпатии, дарила мне час такой
милой, веселой и доброй беседы, что сердце мое снова раскрывалось перед ней
и я уже не мог изгнать ее оттуда, как не мог закрыть перед нею двери.
Объясните, за что она меня мучила?
просто приходило в голову, что в сырую холодную погоду классная комната не
такое уж веселое место, и она чувствовала себя обязанной заглянуть туда,
узнать, не мерзнете ли вы с Генри, хорошо ли топится камин... А придя туда,
она уже не хотела уходить.
бы ей не приходить почаще?
в грезах, но на следующий день придется проснуться. Я проснусь в день вашей
свадьбы с сэром Филиппом Наннли. Огонь хорошо освещает и вас и меня, - пока
я говорил, я все время смотрел на вас в зеркало. Взгляните, какая разница
между нами! Мне тридцать лет, а выгляжу я много старше.
лицо! Мне вы никогда не казались юношей, тем более младшим братом Роберта.
моего плеча выглядывает красивая голова Роберта! Какая противоположность с
моим тяжелым, угрюмым лицом, не правда ли? О, вот оно! - Луи Мур вздрогнул:
звонили к обеду. - Вот уже полчаса я жду этого звука.
есть какие-либо известия о вашем брате? Почему он так задержался в городе?
Когда он собирается вернуться?
совести говоря, вам должно быть известно лучше, чем кому бы то ни было во
всем Йоркшире, почему он медлит с возвращением.
задерживается не без причины; пока торговля так плоха, фабрику лучше не
восстанавливать. Однако он не должен совсем покидать наши края.
- После этого он тотчас оставил Филдхед. Я прочитал, вернее пытался
прочитать по его лицу, что случилось. Он от меня отвернулся. Тогда я
догадался, что он уедет надолго. Иной раз прелестные маленькие пальчики
удивительно ловко умеют сокрушать мужскую гордость, - ведь она так хрупка! Я
полагаю, что Роберт слишком понадеялся на свою мужественную красоту и
врожденное благородство. Тем, у кого таких преимуществ нет, много легче, -
они не питают несбыточных надежд. Однако я все же напишу, что вы желаете его
возвращения.
желательно.
и переносил подобную жизнь лучше многих других людей. Его собственный
обширный мир, заключенный в голове и сердце, позволял ему весьма терпеливо
переносить вынужденное пребывание в тесном уголке реального мира.
Наннли, - мисс Килдар, все семейство Симпсонов и даже Генри. Сэр Филипп
настоятельно приглашал их, чтобы познакомить со своей матерью и сестрами,
приехавшими погостить в Прайори.
Но учитель скорее согласился бы на свидание с духом графа Хантингдонского и
всей его буйной свитой под сенью самого древнего, самого толстого, самого
черного дуба в Наннлийском лесу, и уж конечно охотнее повстречался бы с
привидением аббатисы или бледной монахини среди замшелых развалин их бывшей
обители, чьи руины милосердно прикрывает теперь лесная поросль. Луи Муру
очень не хочется оставаться сегодня одному, но еще меньше - видеть
мальчишку-баронета, его снисходительно-строгую мать, его высокорожденных
сестер и тем паче кого-нибудь из семейства Симпсонов.
противостояния. Днем шел проливной дождь, сейчас он перестал, вихрь рассеял
огромную тучу, но небо не очистилось и не блещет звездной синевой: обрывки
облаков несутся по нему, заслоняя луну, и ветер не смолкая стонет и плачет в
высоте. Луна сияет, словно радуясь ночной буре, словно в яростных ее ласках
для нее любовь и наслаждение. Эндимион{458} не ждет этой ночью свою богиню:
в горах нет ни стад, ни пастухов. И хорошо, что нет, ибо в эту ночь Луна
принадлежит Эолу{458}.