которая вас ждет, прелесть моя? - спросила миссис Вудкорт.
достойного, гораздо старше вас, - лет этак на двадцать пять. И будете
прекрасной женой, глубоко любимой и очень счастливой.
она должна быть моей?
деловитая, такая аккуратная, и у вас такое своеобразное положение, что это
самое для вас подходящее; и это сбудется. И никто, прелесть моя, не
поздравит вас с таким замужеством искреннее, чем я.
странно, но, кажется, так оно и было. Наверное так. В ту ночь я заснула не
сразу, и мне было очень не по себе. Я так стыдилась своей глупости, что мне
не хотелось сознаться в ней даже Аде; но тем больше мне было не по себе. Все
что угодно я отдала бы за то, чтобы эта умная старушка была менее
откровенной со мною, но я никак не могла избежать ее откровенности. Поэтому
я то и дело меняла свое мнение о миссис Вудкорт. То я думала, что она любит
фантазировать, то - что она воплощение правдивости. Иной раз подозревала,
что она очень хитрая, но в ту же секунду уверяла себя, что ее честное
уэльское сердце совершенно невинно и простодушно. Впрочем, какое это имеет
значение для меня, думала я, и почему это все-таки имеет значение? Почему бы
мне, когда я перед сном поднимаюсь к себе, забрав корзиночку с ключами,
самой не зайти к старушке, не посидеть с нею перед камином, не поболтать
немножко о том, что интересует ее, - ведь я же умею так говорить с любым
другим человеком, - и почему не могу я не огорчаться теми безобидными
пустяками, о которых она рассказывает мне? Если меня влечет к ней, - думала
я, - а меня, конечно, влечет, так как мне очень хочется ей понравиться и я
рада, что нравлюсь ей, - почему же я с душевной болью, с отчаянием
вдумываюсь в каждое слово, которое она произносит, и все вновь и вновь
взвешиваю его на двадцати весах? Почему меня так тревожит, что она живет у
нас в доме и каждый вечер разговаривает со мной по душам, если я чувствую,
что для меня лучше и спокойнее, чтобы она жила у нас, а не где-нибудь в
другом месте? Все это были недоумения и противоречия, в которых я не могла
разобраться. То есть, может быть, и могла бы, но... впрочем, я вскоре
расскажу и об этом, а сейчас это не к месту.
все-таки я почувствовала облегчение. А потом к нам приехала Кедди Джеллиби и
привезла с собой такую кучу семейных новостей, что они поглотили все наше
внимание.
твердила), что лучшей советчицы, чем я, во всем мире не сыщешь. "Ну, это не
новость", - сказала моя Ада, на что я, понятно, ответила: "Чепуха!" Потом
Кедди объявила, что выйдет замуж через месяц, и если мы с Адой согласимся
быть подружками у нее на свадьбе, она будет счастливейшей девушкой на свете.
Вот это действительно была новость, и я думала, что мы никогда не кончим
говорить о ней - так много нам хотелось сказать Кедди, а Кедди так много
хотелось сказать нам.
он "прошел через газету" *, как выразилась Кедди, точно газета - это нечто
вроде туннеля, а кредиторы отнеслись к нему мягко и сострадательно, поэтому
он, к счастью, выпутался, - хотя так и не сумел разобраться в своих делах, -
отдал все, что имел (очевидно, не так уж это было много, судя по его
домашней обстановке), и убедил всех заинтересованных лиц в том, что ничего
больше сделать не может, бедняга. Ну, его отпустили с миром, честь его не
пострадала, и он поступил на службу, чтобы начать жизнь заново. Что это была
за служба, я так никогда и не узнала. Кедди говорила, что теперь он
"таможенный и общий агент"; я же поняла только то, что, когда ему были
особенно нужны деньги, он уходил добывать их куда-то в доки, но ему,
кажется, никогда не удавалось ничего добыть.
вся семья переехала в меблированную квартиру на Хэттон-гарден (в которой я,
зайдя туда впоследствии, увидела, как дети выдергивают из кресел конский
волос, жуют его и давятся), Кедди познакомила отца с мистером
Тарвидропом-старшим, и бедный мистер Джеллиби, человек донельзя застенчивый
и кроткий, так покорно поддался влиянию хорошего тона мистера Тарвидропа,
что старики прямо-таки подружились. Мало-помалу мистер Тарвидроп-старший
свыкся с мыслью о женитьбе своего сына и, настроив свои родительские чувства
на высокий лад, согласился на то, чтобы знаменательное событие совершилось в
ближайшее время, а жениху и невесте милостиво разрешил обзавестись
хозяйством в танцевальной академии на Ньюмен-стрит, когда им будет угодно.
надежду, что мы с Принцем поладим лучше, чем ладил он с мамой. Он сказал
это, когда Принца не было, - только мне одной. И еще он сказал: "Бедная моя
девочка, плохо тебя учили вить уютное гнездо для мужа, но если ты сама не
стремишься к этому всем сердцем, лучше тебе убить своего жениха, чем выйти
за него замуж... если только ты искренне любишь его".
слышать от него такие страшные вещи; ну, и я тоже не удержалась от слез. Но
я сказала ему, что, право же, всем сердцем стремлюсь свить уютное гнездо, а
когда он будет приходить к нам по вечерам, ему будет хорошо у нас и я
постараюсь заботиться о нем лучше, чем заботилась в своем родном доме. Потом
я обещала взять Пищика к себе, а папа опять прослезился и сказал, что дети у
него - индейцы.
она всхлипнула, бедняжка, а это уж вовсе не подобало "самой счастливой
девушке на свете", - а еще сказал, что для них будет лучше, если их всех
зарубят томагавками.
очевидно, не всерьез высказал столь кровожадное пожелание.
лужах их собственной крови, - согласилась Кедди, - но он хотел сказать, что
им очень не повезло с такой матерью, а ему очень не повезло с такой женой, и
это, бесспорно, правда, хоть мне, как дочери, и не следует этого говорить.
дочери уже назначен.
известно ей что-нибудь или нет? Я ей не раз говорила, но сколько ни говори,
она только бросит на меня равнодушный взгляд, словно я... не знаю что...
какая-нибудь отдаленная колокольня, - внезапно придумала Кедди сравнение, -
а потом покачает головой и скажет: "Ах, Кедди, Кедди, какая ты надоедливая!"
- и опять примется за свои бориобульские письма.
вправе задать этот вопрос потому, что она всегда откровенно говорила с нами
обо всем.
- Буду всячески стараться одеться поприличнее и хочу верить, что мой милый
Принц никогда не попрекнет меня тем, что я вошла в его дом такой замарашкой.
Если б меня снаряжали в Бориобулу, мама отлично бы знала, что надо делать, и
пришла бы в полный восторг. А в приданом она ничего не понимает, да и не
интересуется такими вещами.
правду, и вовсе не преувеличивала. Мы так жалели бедняжку, так восхищались
тем, что она осталась хорошей девушкой, несмотря на подобное невнимание, что
обе (то есть Ада и я) сразу же предложили ей небольшой план действий,
которому она очень обрадовалась. А именно: она прогостит у нас три недели,
потом я поживу с неделю у нее, и мы втроем будем придумывать фасоны, кроить,
переделывать, шить, чинить и всячески постараемся, чтобы приданое у нее было
как можно лучше. Опекун не менее самой Кедди обрадовался нашей выдумке, и мы
на другой же день отвезли девушку домой, чтобы все устроить, а потом
торжественно привезли ее назад вместе с ее сундуками и всеми покупками,
какие только можно было выжать из десятифунтовой бумажки, которую мистер
Джеллиби, быть может, добыл где-то в доках, а может быть, и не в доках, но
так или иначе подарил дочери. Чего только не надарил бы ей опекун, если бы
мы ему не помешали, сказать трудно, но мы уговорили его купить ей только
подвенечное платье и шляпу. Он согласился на этот компромисс, и тот день,
когда Кедди села за шитье, был, пожалуй, самым счастливым в ее жизни.
часто, как, бывало, пачкала их чернилами. Время от времени она слегка
краснела, то ли от боли, то ли от досады, что шитье у нее не ладилось, но
это скоро прошло, и она быстро начала делать успехи. Итак, все мы - Кедди,
Ада, моя маленькая горничная Чарли, портниха из города и я - день за днем
усердно работали в самом радостном настроении.
выражалась. Но, господи твоя воля! Одна лишь мысль о том, чтоб учиться
домоводству у столь опытной хозяйки, как я, показалась мне такой нелепостью,
что, когда Кедди завела об этом разговор, я рассмеялась, покраснела и
смутилась самым комичным образом. Тем не менее я сказала:
научиться у меня.
посвятила ее во все мелочи своей домашней суеты. Можно было подумать, что я
показываю ей какие-то необыкновенные изобретения, - так внимательно она все
это изучала; когда же, заслышав звон моих ключей, она вставала и всюду
ходила за мной, можно было подумать, что свет не видывал такой
самозванки-учительницы, как я, и такой доверчивой ученицы, как Кедди
Флинт Эрик
Буркатовский Сергей
Володихин Дмитрий
Грабб Джеф
Шилова Юлия
Шилова Юлия