стремлениям.
лишь спустя несколько недель.
которые владели ею перед спектаклем в Чикаго да и после долго не оставляли
ее. Как случилось, что она утратила их?
роль, - сказал Эмс. - Я наблюдал за вами и...
трудную загадку, - весь секрет в изумительной выразительности вашего лица.
Примерно то же впечатление производит на нас трогательная песня или
взволновавшая нас картина. Подобные вещи трогают душу, ибо удивительно
точно отражают самые тонкие человеческие чувства.
его слов.
большинство из них не способны рассказать о своих переживаниях. Они
надеются на других, на тех, у кого есть талант. Один выражает переживания
этого большинства в музыке, другой - в стихах, третий - в драме. А
некоторых природа наделяет таким выразительным лицом, что оно способно
передать все многообразие человеческих переживаний. Вот так случилось и с
вами.
поняла его. Или, по крайней мере, поняла, что природа одарила ее лицом,
которое может выражать человеческую тоску и душевные порывы. Она приняла
это очень близко к сердцу.
- Вы получили подарок от судьбы. Здесь нет вашей, заслуги: я хочу сказать,
что вы могли бы и не обладать этим даром. Вы ничем не заплатили за него.
Но раз уж вы им обладаете, то должны как-то использовать его.
богатый, мелодичный голос. Создайте из этого что-нибудь ценное для других.
Только тогда вы не растратите своих способностей.
малого стоит.
глазах, в линии рта, и, конечно, в особом складе вашей души. Но все это вы
можете потерять, если отвернетесь от себя самой и будете жить лишь ради
удовлетворения своих желаний. Глаза потускнеют, линия рта изменится, вы
лишитесь сценического дарования. Вам, может быть, не верится, но это так.
Природа уж позаботится об этом!
вкладывал всю душу в свои слова, и речь его временами возвышалась до
пафоса. Что-то в Керри вызывало в нем симпатию. Ему хотелось расшевелить
ее.
немного виноватой.
грустить. Долгий путь прошла Керри, пока достигла лучшей - как могло
казаться - жизни, и ее окружил комфорт. Но она томилась от бездеятельности
и тоски.
47. ПУТЬ ПОБЕЖДЕННЫХ. ЭОЛОВА АРФА
учреждений, занимавшихся примерно тем, что и капитан, и Герствуду
приходилось пользоваться их жалкой помощью. На дверях миссии Сестер
милосердия - в кирпичном жилом доме на Пятнадцатой улице - висел простой
деревянный ящик пожертвований. Надпись на этом ящике гласила, что всякий,
кто обратится в миссию с просьбой о помощи, может получить в полдень
бесплатный обед. Это в высшей степени скромное объявление на самом деле
означало широкую благотворительную деятельность. В Нью-Йорке такое
количество миссий и прочих благотворительных обществ, что люди, живущие в
довольстве, обычно проходят мимо подобных объявлений, не замечая их. Стоя
в утренние часы на углу Шестой авеню и Пятнадцатой улицы и не зная о
деятельности миссии, можно было не обратить внимания на то, как от густой
толпы, снующей на этом оживленном перекрестке, каждые несколько секунд
отделяется какой-нибудь потрепанный всеми ветрами, тяжело волочащий ноги
представитель человеческой породы, с испитым лицом и в ветхой одежде. Чем
холоднее день, тем раньше можно наблюдать эту картину. Ввиду недостатка
места в миссии накормить одновременно можно было лишь двадцать пять или
тридцать человек, остальные же вытягивались в длинный ряд снаружи и
входили по очереди. Это зрелище, повторявшееся изо дня в день и из года в
год, стало для жителей Нью-Йорка настолько привычным, что не возбуждало ни
малейшего интереса. Бедняки ждали терпеливо даже в самую холодную погоду,
- ждали несколько часов, чтобы их впустили. Здесь не задавали никаких
вопросов и не оказывали никаких услуг. Пришедшие ели и уходили. Многие из
них появлялись здесь каждый день в течение всей зимы.
тех, кого можно было пропустить. Люди продвигались вперед в строгом
порядке. Никто не торопился и не суетился. Это было похоже на шествие
немых. Людей, ожидающих обеда, можно было застать здесь в самую лютую
стужу. Под порывами ледяного ветра горемыки хлопали в ладоши и
приплясывали, их лица имели такой вид, точно их жестоко пощипал мороз.
Присмотревшись к этим людям при ярком свете дня, можно было заметить, до
чего они все похожи друг на друга. Они принадлежали к тем бездомным,
которые коротают дни на садовых скамейках, а летом и ночуют там же. Они
бывали в ночлежках на Бауэри и бродили по тем неказистым улицам восточной
части города, где лохмотья и изможденное лицо никого не удивляют. Скверная
еда, не вовремя и с жадностью поглощаемая, разрыхлила их кости и мышцы.
Все они были бледны, дряблы, с ввалившимися, лихорадочно блестевшими
глазами, впалой грудью и болезненно-красными губами. Их волосы были
взъерошены, уши побелели, стоптанные башмаки потрескались. Это были люди,
беспомощно плывшие по течению, и каждая людская волна выбрасывала все
новых, подобно тому, как буря выбрасывает на берег мелкие щепки.
булку каждому, кто приходил за ней в полночь к задней двери его магазина
на углу Бродвея и Десятой улицы. Каждую ночь в течение двадцати лет
человек около трехсот выстраивались в очередь: в определенный час дверь
открывалась, голодные, проходя мимо, брали из огромной корзины булку и
скрывались во мраке ночи. Состав и число этих людей почти не менялись.
Лица многих из них уже запомнились тем, кто из года в год наблюдал за этой
процессией. Тут было двое таких, которые за пятнадцать лет не пропустили
ни одной ночи, и около сорока более или менее постоянных посетителей. Во
время кризиса и необычайных трудностей в очереди редко собиралось более
трехсот человек. Во время процветания, когда о безработных почти и не
слыхали, у булочной выстраивалось такое же количество народу. Зимою и
летом, в бурю и в хорошую погоду приблизительно те же триста человек
назначали друг другу печальные свидания у хлебной корзины Флейшмана.
холодный день, и он долго и безрезультатно просил милостыню на улицах, а
под конец отправился в приют Сестер милосердия. Уже в одиннадцать часов
туда приплелось несколько подобных ему бедняков. Ветер трепал их ветхую
одежду. Придя пораньше, чтобы попасть в столовую первыми, они ждали,
прислонившись к железным перилам перед зданием арсенала Девятого полка,
выходящим на Пятнадцатую улицу. До открытия оставался еще целый час, и
голодные держались на некотором расстоянии от входа. Но так как прибывали
все новые, те, кто пришел раньше, желая закрепить за собой право
первенства, начали придвигаться ближе к двери.
возле самых дверей. Те, кто явился до него, подошли ближе и своим
поведением, не произнося ни слова, дали ему понять, что они первые.
самом хвосте. Когда порядок был восстановлен, чувство враждебности
рассеялось.
подъехал бакалейщик и внес в дом корзины со съестными припасами. Это
вызвало несколько ленивых замечаний насчет цен на продукты.
впереди явно были довольны, что им не придется ждать так долго, как
другим. Они оборачивались, пытаясь разглядеть конец очереди.