Чтение 103–й страницы книги ~Ангелы на кончике иглы~

карьеристы.

-- Правильно! Я как раз и то, и другое. Если вступлю, меня, может, в
турпоездку выпустят. В Италию. Очень хочу в Италию.

-- Что там делать?

-- Да то же, что и здесь, только открыто. Уж мужики там не хуже наших,
это точно. Никто из хороших людей мне не поможет, а Ягубов -- поможет. Глупо
не использовать, пока он меня хочет.

Вячеслав встал.

-- Хороший ты человек, Светлозерская, искренний. Давай рукопись, чтобы
тебя не попутали. А то из-за меня вся твоя карьера погорит...

Вытащив из тумбочки папку, Инна держала ее в руках, отдавать медлила.

-- Слав! -- тихо спросила она. -- А ты правда из-за меня приехал? Ну,
чтобы я не погорела?

Она подошла к нему вплотную.

-- Унизь меня. И посильней. Похабно, как хочешь. Ну, оскорби, скажи, я
шлюха, или ножом меня порежь, или зубы выбей. Не бойся, я кричать не стану,
терпеливая. Ну!..

Он смотрел ей в глаза. Глаза были сухие, бешеные.

-- Что с тобой? -- растерялся он.

-- Я сука, Славочка.

-- Почему?!

-- А потому! Все, что ты просил печатать в четырех экземплярах, я
печатала пять.

-- Зачем?

-- Пятый у меня просил почитать один мой клиент. Он мне за пятый
столько платил, сколько ты за четыре. А мне деньги всегда нужны, ты же
знаешь... Я думала, он просто почитать... Скотина! Придет, я ему ... откушу!
Не бойся их, Славик! Ничего не сделают! Ну, не расстраивайся! Сейчас я тебя
развеселю.

Сняв с гвоздя гитару, Светлозерская провела пальцем по струнам,
подстроила, откашлялась.

-- Выпить хочешь?

Он отрицательно покачал головой. Инна взяла с подоконника бутылку
водки, вылила остаток в стакан, выпила, облизав губы, подождала, пока водка
проникла в организм.

-- Вот послушай, Славик:

Задает вопрос народ:

"Что нам партия дает?"

Наша партия -- не блядь,

Чтобы каждому давать.

Эх!

66. ШМОН

На скамье для старух, напротив подъезда, сидел молодой человек в синей
спортивной куртке, поглядывая на дверь. Выйдя из дому спозаранку, Вячеслав
Сергеевич не обратил бы на него внимания, если б человек не поднялся
чересчур поспешно. Шаги в подворотне становились гулкими, и Слава понял, что
у него хвост. Значит, не отстали, и вчерашнее -- только звено в цепочке.

В толпе, ожидающей троллейбуса, Ивлев попытался пробраться в гущу,
поближе к краю тротуара. Когда подошел троллейбус, Вячеслав двинулся
напролом к задней двери, но протиснулся мимо нее и сзади троллейбуса
перебежал на другую сторону улицы. Он остановил первую попавшуюся машину,
едущую в противоположном направлении. Это был пикап с надписью "Торты,
пирожные".

-- Тут недалеко, три квартала. Плачу трешку. Довези!

Оглянувшись, он увидел, что следопытов у него на хвосте двое, и они
бодро перебегают дорогу следом за ним. За поворотом он попросил
остановиться, бросил на сиденье три рубля и нырнул во двор школы. Он обогнул
здание. Позади школы в заборе была выломана дыра, он знал ее. Через дыру
Слава вышел на соседнюю улицу, и здесь ему повезло: он сразу остановил
такси. Хвост отпал. Ивлев вылез в центре, возле ГУМа, где всегда было людно,
и позвонил Раппопорту.

-- Вы когда, Рап, собираетесь в редакцию?

-- Нужны ключи, Славочка?

-- Нет, хотел бы встретиться.

-- Что-нибудь уже случилось?

-- Так... Кое-что...

-- Я готов, старина! Только позвольте мне добриться и выпить чашечку
чаю.

-- Конечно, Яков Маркыч. Жду вас у входа в метро "Измайловский парк".

-- Разве вам это удобно?

-- Все равно делать нечего, подъеду.

Ждать Ивлеву не пришлось. Яков Маркович в шляпе и чересчур широком
плаще, шаркая по асфальту, медленно пересекал улицу.

-- Неужели есть на свете катаклизмы, которые могут заставить человека
добровольно недоспать?

Раппопорт протянул коряжистую волосатую руку. Стараясь избегать эмоций,
Ивлев перечислил факты. Яков Маркович не перебивал, только посапывал, глядя
в сторону. Лишь в одном месте поднял брови и переспросил:

-- Инна? Если б я услышал это не от вас, Ивлев, не поверил бы. Видно, я
недостаточно отсидел...

-- Что делать, Рап?

-- Видите? И теперь вы у меня спрашиваете что делать! Я что,
Чернышевский? А вы спрашивали, когда начинали? И тем не менее я
предупреждал! Да вы поступили хуже Светлозерской!

-- Я?!

-- Конечно! О таких, как Инна, наш друг Закаморный сказал бы словами
Евангелия от Марка: "Отче! Прости им, ибо не ведают, что творят". А вы-то
ведали! Или вы учили французский, чтобы переводить положительных французских
коммунистов?

-- Кюстин очень боялся попасть в лапы Третьего отделения, Яков Маркыч.
Но кто мог подумать, что его заберут через сто тридцать лет!

-- Не его, а вас, мальчик! И что вы докажете своим героизмом? Что с
Николаевских времен ничего не изменилось? Ах, вы скажете, стало хуже? Да,
России не повезло: она легла под монголов, а надо было -- под французов или,
еще лучше, под англичан. Потом бы они ушли, но обрюхатили бы ее демократией,
а не свинством! А без вашего Кюстина, думаете, мы этого не знали? Чего вы
теперь хотите?

-- Хотел только предупредить: за мной следят.

-- Спасибо! Но я всегда живу так, будто за мной хвост. А теперь
особенно.

-- Почему?

-- Год такой! Девятый вал катится. Вот-вот обрушится. Меня волна
сбивала не раз, но раньше я вставал. Теперь мне не подняться... Наверху
колебались до августа 68-го. Боялись. Но вот задушили чехов, и сошло! Они
поняли, что раз уж в чужой Чехословакии люди терпят все, в своей стране сам
Ленин им велел! Вот и первые жертвоприношения. Вы -- талантливый человек,
Славочка. Талантливым нету места в нашей системе. А может, и в Солнечной
системе, почем я знаю! Поехали-ка на работу, а то Кашин по утрам у входа
теперь записывает опоздавших.

Они спустились в метро и там, в давке, пока ехали, говорили о вещах
сторонних.

-- Как ваши дела с Надей?

Слава пожал плечами.

-- Конечно, это не мое дело, и вы можете сказать, что я старомодный
человек, но лучше бы вы не морочили ей голову.

-- Абстрактно я сам это понимаю. Но когда слышу ее голос, руки сами
тянутся расстегнуть штаны.

-- Бросьте, Славочка, корчить из себя сексуального маньяка. Советую,
как отец.

-- Как отец, вы опоздали, Рап: все кончено.

-- Ну и правильно! Обманывать жену можно с менее чистыми девушками.

Поднявшись на эскалаторе, они расстались, чтобы их не видели вместе.
Ивлев остановился у киоска купить сигарет и пришел в редакцию минутой позже.

Яков Маркович бухнулся на стул, не снимая плаща и шляпы, и, отперов
замок, выдвинул средний ящик стола. Поверх всех других бумаг в ящике лежала
тонкая папка с надписью "Личное". Это была маленькая хитрость. В папке было
несколько ничего не значащих вырезок из "Трудовой правды". Но между
вырезками лежали волоски, выдернутые Яковом Марковичем из личной волосатой
груди. Раппопорт открыл папку, осторожно поднял первую вырезку -- волоска
под ней не оказалось. Он поднял медленно вторую -- волосок лежал сбоку,
отброшенный с того места, где Рап его аккуратно положил.

-- Пе-пе-пе, -- пропел он.

Дальше можно было не смотреть. Шмонов он не боялся: у него все было
чисто. Бороться с этим явлением тоже никогда не входило в его намерения.
Просто и.о. редактора отдела комвос хотел держать руку на пульсе
редакционной жизни. Шмон давал ему сведений больше, чем тем, кто его
проводил. В дверь постучали.

-- Разрешите?

-- Валяйте.

Он хотел отчитать посетителей за стук, но заленился.

В комнату вошли двое круглолицых молодых людей -- один в черном
костюме, другой в сером. Лица их показались Раппопорту знакомыми. Он не
любил такие лица и поэтому сразу не вспомнил их.

-- Мы из ЦК комсомола, товарищ Тавров, -- напомнил гость в сером
костюме с прожилочкой. -- Помните, по поводу восхождения...

-- Как же! -- оживился Раппопорт. -- Вы собирались нести бюст Ленина...
э-э-э... на Эльбрус?