Чтение 103–й страницы книги ~Разгон~

самолете было тесно, так и проломил бы стенку, чтобы шагнуть хоть и в
эмпиреи к господу богу и сразу броситься в полемику, в борьбу, в горение.

Карналь отодвинул от себя бумаги, ничего не записывал - не привык
фиксировать свои мысли, просто раздавал их на все стороны, раздаривал
походя, а уж если что-то слишком докучало и сформировывалось в какую-то
завершенность, тогда в бешеной торопливости падал за стол, просиживал целые
ночи, работал по восемнадцать часов в сутки. Так выходили статьи, книги,
монографии. Сам потом удивлялся: когда и как успевал все это написать, а
Кучмиенко громко завидовал и все выискивал цитатки о том, что в науке более
всего ценится капитально-медлительное мышление, ничего общего не имеющее с
поспешностью. "Науку тянут волы!" - восклицал Кучмиенко, на что Карналь шутя
отвечал: "Но ведь наука - это не арба с сеном". На том и кончались их якобы
споры, якобы разногласия.

Снова появилась стюардесса со столиком на колесиках, покатила его между
кресел. Карналь спросил:

- Скоро Париж?

- Через полчаса.

- Вы часто летаете сюда?

- Это наша трасса.

- Не надоедает Париж?

- Разве такой город может надоесть?

Стюардесса задержалась возле Карналя, надеясь на продолжение разговора,
но он умолк. Не станет разочаровывать эту симпатичную девушку, сообщив ей,
что ему лично Париж все же надоел, ибо ни разу не приезжал он сюда просто
так, как ездят миллионы людей, чтобы послоняться по бульварам, поглазеть на
ночную Сену с мостов, побывать в Лувре и Версале, не думая о жестоком
дефиците времени, о симпозиумах, о порядке дня, о выступлениях, спорах,
дискуссиях, недоразумениях, несуразице, неудовлетворенности. Ученые как бы
забыли о своем основном назначении и объединились в некий международный
дискуссионный клуб, в котором почти никогда не менялись темы разговоров, а
изменялись лишь места споров: континенты, города, острова, пейзажи, времена
года.

Чтобы не быть невежливым, он спросил еще:

- Мы прибываем в Орли?

- В Орли.

- Благодарю вас.

Он помнил еще старый Орли, знал и новый аэропорт, этот бесконечно
длинный модерновый барак, бетон, стекло, нержавеющая сталь, подвижные ленты
горизонтальных эскалаторов для ленивых пассажиров, бесчисленные киоски с
мелочами, кафе и закусочные, прекрасно распланированные зоны посадочные и
паспортного контроля, беспорядок при регистрации билетов на очередные рейсы,
совершенно бессмысленная система сдачи вещей, вечные толпы встречающих,
которые стоят у загородок паспортного контроля точно с дня открытия
аэропорта и никогда не расходятся. Впечатление такое, будто мир
располовинился: одна половина в вечных странствиях, другая - в таких же
вечных встречах.

Теперь Карналь летел сам, и встречать его, кажется, не должен был
никто, разве что товарищи из посольства, которые отвезут его в гостиницу и
скажут, где состоится заседание "круглого стола".

Но из посольства никого не было. Правда, посол теперь был новый, может,
и сотрудники сменились, и Карналь просто мог не знать того, кто его
встречал. Он небрежно скользнул взглядом по теплой мозаике чужих лиц и вдруг
натолкнулся на рыжую девчушку в джинсовом костюме, которая тоже смотрела на
него странно дерзкими глазами, а может, и не на него, а ему только так
показалось, потому что на груди девчушки висел плакатик с надписью еще более
дерзкой, чем ее глаза: "Я - академик Карналь".

Чиновник поставил штамп в паспорте Карналя, один шаг - и ты уже на
территории Франции и мажешь подойти к той рыженькой Марианне, которая
выбрала столь комично-остроумный способ выудить из толпы неизвестных
пассажиров советского академика Карналя.

- Добрый вечер, - сказал, подходя, Карналь. Сказал по-французски, хотя
не очень полагался на свое произношение.

- Добрый вечер! - стрельнула девчушка на него своими цепкими глазами.

- До сих пор мне казалось, что академик Карналь - это я.

Девчушка враз кинулась к нему:

- Мосье - академик Карналь?

- Да.

- Я встречаю вас. Я ваш гид и переводчик.

- Вы говорите по-русски?

- Можно.

- Разрешите спросить, как вас зовут?

- Жиль.

- То есть Жильберта? Имя почти математическое*.

______________

* Имеется в виду немецкий математик Д.Гильберт, для которого, кстати,
характерной была уверенность в неограниченной силе человеческого разума.
(Примеч. автора.)

- Изучать и русский язык, и математику? Вы шутите, мосье академик!

- Значит, не угадал. Зато не ошибусь, назвав вас парижанкой? Из
Сорбонны?

Жиль, которая извивалась впереди Карналя, ловко прокладывая ему путь
среди снующей толпы, повернула к нему на миг лицо, блеснула
золотисто-смуглой щекой, сверкнула зеленоватым глазом из-за
рыжевато-золотистой челочки, лицо было еще подвижнее, чем вся ее фигурка,
оно как бы сдувалось ветром, вот-вот полетит, и больше не увидишь его
никогда - истинное лицо парижанки, по крайней мере в представлении Карналя,
и он с не присущим ему внутренним удовлетворением подумал о своей опытности,
приобретенной за много лет зарубежных поездок, даже в таком, казалось бы,
несущественном, как отгадывание происхождения с точностью, которая должна
была бы удивлять в первую очередь не его самого, а тех, кого он
угадывал-вычислял.

Однако с этой летучей Жильбертой все было наоборот. Он опять не угадал.
Она немного попрыгала впереди него, размахивая кожаной сумочкой на длинном
ремешке, потом снова показала ему теперь уже другую половину лица,
засмеялась:

- Мосье, я из Орлеана! Сорбонна - это действительно прекрасно, но наш
университет не хуже, по крайней мере, русский мы будем знать лучше парижан,
у нас такая очаровательная мадемуазель Лиз из Москвы! Вы шокированы, мосье:
город Жанны Д'Арк и русский язык?

- Я придерживаюсь взгляда, что великие люди вырастают не только в
больших городах, а в маленьких тоже, и даже, я бы сказал, чаще.

- Вы еще больше подивитесь, мосье академик, когда узнаете, что
международная встреча ученых состоится не в Париже, как задумывалось, а на
Луаре, в ее знаменитых замках, и я приехала за вами, чтобы сразу отвезти вас
на Луару, не показав вам даже Парижа. Мы только прикоснемся к Парижу, въедем
в него и сразу же выедем через Орлеанские ворота. В Париже вы уже, надеюсь,
бывали, а вот в замках Луары...

- Вы угадали. Но выходит, что вы, Жиль, еще и мой, так сказать,
персональный водитель? Тут у нас мог бы возникнуть маленький конфликт, ибо я
с некоторого времени воздерживаюсь от пользования машиной, особенно когда за
рулем его - женщина.

- Мосье, эпоха карет давно минула даже во Франции.

- Я крестьянский сын и мог бы добраться до Орлеана пешком, но боюсь,
что к тому времени наша международная встреча закончится. Так что же мне
делать?

- Садиться в мою "симку" и ехать на Луару! Предварительно поужинав либо
здесь, в аэропорту, либо в Париже, где-нибудь на окраине, чтобы не окунаться
в его глубины.

- От ужина я отказываюсь, разве что выпьем по чашечке кофе где-нибудь
здесь, в одном из этих милых кафе.

- Тогда мы немедля тронемся. Вы не представляете, какая это чарующая
дорога, мосье! Мы поедем через Фонтенбло, затем минуем древний Намур с его
мостами, старинными соборами и водяными мельницами, проедем по
провинциальным тихим шоссе, мимо маленьких речушек Луанг и Луарет, потом
увидите нашу Луару, с которой ничто на свете не может сравниться. Встреча
начнется в замке Сюлли возле Жьена, затем вас примут в салоне Чести
Орлеанской мэрии, заключительное заседание состоится в знаменитом замке
Шамбор! Мосье, вам повезло, как никому, и я страшно рада за вас!

- Благодарю за искренность, Жиль, вы чрезвычайно милая девушка, -
Карналю захотелось церемонно поклониться ей, но он своевременно спохватился,
что она этого не заметит.

Все происходило в этот день с такой стремительностью, что Карналь даже
не успевал удивляться переменам, которые должен бы наблюдать в самом себе.
Ненавидел машины, всячески избегал их, а этот день не оставлял никакого
выбора, начиная с раннего утра, когда пришлось ехать в аэропорт с Кучмиенко,
потом в Москве и вот здесь, во Франции, да еще с девушкой за рулем. Но не
станешь же говорить ей о своих переживаниях и не потребуешь вертолет,
который перенес бы тебя из Парижа в Луару! Приезжаешь за границу не для
демонстрирования собственных капризов. Представляешь тут не себя -
государство. Для собственных прихотей места не остается. Правда, престиж его
государства требовал бы не такой встречи. Девчушка для академика, который
представляет великий Советский Союз, - все же слишком мало. Даже никого из
посольства. Запоздали или разминулись где-то в этом вавилонском
столпотворении аэропорта Орли. Карналь имел все основания обидеться. Но не
успел он об этом подумать, как уже сидел в маленькой "симке" рядом с
рыжеволосой Жиль.

Париж лежал где-то совсем близко, но оставался в стороне от их пути.
Миновали его, как незнакомую красивую женщину: как ни привлекает, а не
остановишься, не заговоришь, не прикоснешься. Даже знакомый силуэт Эйфелевой