то сближались, то отдалялись. Мне показалось, что я услышал хрипловатый,
прокуренный голос Сары: Убирайся, сука! Вон отсюда! Тебя это не...
Последовал удар (неслышный, конечно), воздух столкнулся с воздухом, затем
раздался пронзительный вопль. Я его узнал, я уже слышал его глухой ночью.
Кричала Джо. Сара причиняла ей боль, Сара наказывала ее за непрошеное
вмешательство, и Джо кричала.
вперед, размахивая фонарем, словно хотел отогнать Сару от Джо. Мимо меня
пролетел рой баночек с засушенными цветами, травами, грибами. Они ударились
о стену, посыпались на пол. Ни одна в меня не попала - чья-то невидимая рука
отводила их в сторону.
он весил не меньше четырехсот фунтов, но взмыл вверх, словно перышко.
Разнонаправленными потоками воздуха его качнуло сначала вправо, потом влево.
закрытой двери, из последних сил, вымотанный донельзя. Выходило, что не
только Сара могла подпитываться энергией живых. А потом стол полетел через
комнату. Того, кто оказался бы перед ним, размазало бы по полу. Летел он с
невероятной скоростью. Раздался разрывающий перепонки крик, недовольство
выражала уже Сара, я это знал точно, и стол пробил стену, открывая доступ
дождю и ветру. Крышка соскочила и повисла на одной петле, словно высунутый
язык. Все ящички вылетели из пазов. Катушки с нитками, мотки пряжи, иголки,
путеводители, справочники, блокноты - все высыпалось, как осколки костей и
пучки волос из перевернутого гроба с давно истлевшими останками.
развалинах студии моей жены я пребывал в гордом одиночестве. Одно сражение
закончилось. Следующее еще не началось.
***
насыпавшиеся на него осколки абажура. Под ковром открылся люк, ведущий в
подпол-кладовку. Моя рука нащупала под ковром петлю люка. Я знал о кладовке,
и у меня в голове мелькала мысль о том, что сов следует искать в ней. Но
потом навалились всякие события, и про кладовку я забыл.
упорное сопротивление, но люк открылся очень даже легко. А от запаха, волна
которого накатила на меня, я просто остолбенел. Пахнуло не затхлостью, во
всяком случае вначале, а любимыми духами Джо. Но тут же духи сменили другие
запахи: дождя, корней, мокрой земли. Не слишком приятные запахи, но куда
лучше, чем тот, что я учуял на Улице, у той чертовой березы, наклоненной над
озером.
выяснилось чуть позже, старый унитаз. Я вспомнил, что Билл и Кенни Остер
перетащили его сюда то ли в 1990-м, то ли в 1991 году. Металлические ящики,
завернутые в пленку. Старые пластинки и газеты. Двухкассетный магнитофон в
полиэтиленовом мешке. Видеомагнитофон - в другом мешке. А дальше, в углу...
лодыжки, которую я подвернул в озере. Направил луч фонаря между коленями и
на мгновение увидел маленького черного мальчика. Не того, что утонул в
озере. Постарше и более высокого. Лет двенадцати, а то и четырнадцати.
Утонувшему едва ли было больше восьми.
как и у утонувшего в озере, совершенно белые, глаза статуи. И он качал
головой. Не спускайся в подвал, белый человек. Не тревожь покой мертвых.
мгновение увидел что-то отвратительное. Потому что смог заглянуть в него. И
разглядел гниющие остатки языка во рту, глаз в глазницах, мозга в черепе. А
потом он исчез, оставив после себя лишь кружащиеся в луче фонаря пылинки.
побежали тени.
***
полный рост) не было. Его заменял деревянный настил, на который и ставили
вещи и ящики, чтобы избежать соприкосновения с землей. Теперь под настилом
бурлили потоки воды. Запах духов совсем исчез. Теперь тут пахло сыростью и,
уж не пойму почему, дымом и огнем, Я сразу увидел то, за чем пришел.
Заказанные по почте пластмассовые совы, доставку которых Джо лично отследила
в ноябре 1993 года, специально приехав в Тэ-Эр, стояли в северо-восточном
углу. "Выглядели они как настоящие", - помнится, говорил Билл, и, клянусь
Богом, он не погрешил против истины. В ярком свете фонаря они казались
чучелами, упрятанными в мешок из тонкого, прозрачного пластика. Золотые
ободки глаз, черные зрачки, темно-зеленые перышки, светло-оранжевый живот.
Согнувшись в три погибели, я заковылял к ним по скрипящим, качающимся доскам
настила, и, пожалуй, нисколько бы не удивился, если б обнаружил у себя за
спиной преследующего меня чернокожего мальчугана. Добравшись до сов, я
инстинктивно вскинул руку и стукнул кулаком по изоляции, слой которой
отделял фундамент от пола студии. Подумав при этом: один удар - да, два -
нет.
хотелось как можно быстрее выбраться из подвала. Не нравилось мне журчание
воды под ногами. И запах дыма и огня не нравился, а он становился все
сильнее, несмотря на продолжающуюся грозу. Может, Сара каким-то образом
подожгла студию? Не хватало только сгореть заживо в сильнейший ливень.
перенести ее на террасу, чтобы она отпугивала ворон), а вот у второй
подставка отсутствовала. Я пятился к люку с фонарем в одной руке, второй
таща за собой мешок с совами, вздрагивая при каждом ударе грома над головой.
Но через несколько секунд концы отсыревшей клейкой ленты, стягивающей
"горло" мешка, разошлись. Сова без подставки медленно повалилась на меня, ее
золотисто-черные глаза не отрывались от моих.
сову за похожие на рога наросты на лбу и перевернул. Увидел в донной части
два штыря, на которых крепилась подставка, и нишу между ними. А в нише
лежала жестяная коробочка, которую я узнал еще до того, как вытащил. Джо
приобрела ее в одном из магазинчиков, торгующих стариной, и написала МЕЛОЧИ
ДЖО.
Открытую крышку люка я уже не замечал, ничего не замечал, ничего не видел,
кроме жестяной коробочки, которую держал в руке, размером с ящичек для
сигар, но не такую глубокую. Второй рукой я взялся за крышку, снял ее.
которых я в процессе работы над книгой делал пометки и записывал действующих
лиц. Блокноты стягивала резинка. А на сложенных листках лежал блестящий
черный квадрат. О том, что это негатив, я понял, лишь когда поднес его к
фонарю.
закинув руки за голову.
перехватило дыхание. Еще мгновение я сжимал пальцами негатив: не хотелось с
ним расставаться, потом положил его в коробочку с листочками и блокнотами.
Вот зачем она приезжала в "Сару-Хохотушку" в июле 1994 года: собрать все эти
материалы и хорошенько спрятать. Она забрала сов с террасы (Френк слышал,
как хлопнула дверь) и перетащила сюда. Я буквально видел, как она
отвинчивает подставку от одной совы, засовывает жестяную коробочку в
пластмассовое чрево, укладывает обеих сов в пластиковый мешок и волочет в
подвал студии. А в это время ее брат сидит на капоте своего автомобиля,
курит "Мальборо" и ощущает флюиды. Нехорошие флюиды. Я сомневался, что
когда-либо узнаю все причины, которыми она руководствовалась, или смогу
представить себе, о чем она думала, но в одном я не сомневался: она верила,
что я каким-то образом доберусь до ее записей. Иначе зачем ей оставлять на
самом видном месте негатив?
Касл-Рока" и "Недельных новостей", газеты, которая, вероятно, со временем
стала "Голосом Касл-Рока". На каждом листке стояла дата, выписанная рукой
моей жены. Самая старая заметка датировалась 1865 годом и называлась ЕЩЕ
ОДИН ВЕРНУЛСЯ ЖИВЫМ. Речь шла о Джереде Дивоуре, тридцати двух лет от роду.
Внезапно я нащупал ответ на один из вопросов, который не давал мне покоя: о
людях, принадлежавших к разным поколениям, которые не сочетались между
собой. Я сидел на корточках на деревянном настиле подвала, и мне на ум
пришла одна из песен Сары Тидуэлл. "Делают это и старики, и молодые, но без
стариков молодым не понять, как это делается".
обосновались на лугу Тидуэлл, Джереду Дивоуру было шестьдесят семь или
шестьдесят восемь лет. Старый, но крепкий. Ветеран Гражданской войны. К
такому могли тянуться молодые. И песня Сары соответствовала
действительности: старики могли показать молодым, как это делается.
просмотрел их и отметил разве что общий тон. В них сквозило ничем не
прикрытое пренебрежение. "Ред-топов" называли "нашими черными птичками с
Юга" и "сладкоголосыми чернокожими". Указывалось на их "природное
добродушие". В Саре отмечали "потрясающую для негритянки фигуру". Не
остались без внимания "ее широкий нос, полные губы и высокий лоб". А также
зачаровывающие как мужчин, так и женщин "приподнятое настроение,
ослепительная улыбка и пронзительный смех".
Андреев Николай
Шилова Юлия
Лукин Евгений
Прозоров Александр
Андреев Николай
Шилова Юлия