борется с истерическим припадком..." Пуанкаре произнес речь по вдохновению,
а Николай II - по шпаргалке. Возвращаясь из Петергофа ночным поездом,
Палеолог просмотрел свежие питерские газеты.
столице заводы, работающие на военную мощь.
****
аккредитованных в Петербурге. Первым подошел граф Пурталес, и президент
задержал его руку в своей, расспрашивая немецкого посла о его французских
предках. Палеолог подвел к президенту английского посла, сэра Джорджа
Бьюкенена; это был спортивного вида старик с надушенными усами и с
неизменной свастикой в брошке черного галстука. Пуанкаре заверил Бьюкенена в
том, что русский царь не будет мешать англичанам в делах персидских.
Пуанкаре выразил вежливое сочувствие по случаю убийства сербами герцога
Фердинанда.
что в России у сербов много друзей, а Россия издавна союзна Франции.
Дума угощала офицеров французской эскадры. Играли оркестры, дамы много
танцевали, от изобилия свезенных корзин с розами и орхидеями было тяжко
дышать... В этот день полиция провела массовые аресты среди рабочих,
выступавших за мир. Берлин получил депешу Пурталеса, в которой тот
докладывал кайзеру о беседе с Сазоновым: "Вы уже давно хотите уничтожения
Сербии!" - говорил Сазонов. Возле этой фразы Вильгельм II сделал отметку:
****
завтрака Пуанкаре отбыл в Красное Село, где раскинули шатры для гостей, а
гигантское поле на множество миль заставили войсками - вплотную. На трибунах
полно было публики, белые платья дам казались купами цветущих азалий.
Пуанкаре в коляске объезжал ряды солдат, рядом с ним скакал император. Потом
был обед, который давал президенту Николай Николаевич - будущий главковерх.
Палеолога за столом обсели по флангам две черногорки, Милица и Стана
Николаевны, непрерывно трещавшие:
Черногорский, пишет, что его армия соединится с русской и вашей в Берлине...
Германию мы уничтожим! - Внезапно они смолкли, будто их мгновенно запечатали
пробками. - Простите, посол, но... сюда смотрит императрица!
черногорки более уже не беспокоили посла.
марша, ибо президент был родом из Лотарингии, которую в 1871 году Бисмарк
похитил у Франции.
****
столами, простираясь в сизые хляби морей, вытянулись стальные хоботы
башенных установок; короткий и теплый шквал растрепал цветочные клумбы на
палубе корабля... Пуанкаре бросил последнюю фразу: "У наших стран один общий
идеал мира!" После чего вместе с царем он поднялся на мостик, чтобы в тиши
штурманских рубок обкатать последние сомнения перед решительным прыжком в
пропасть. Императрица, сидя на палубе в кресле, указала Палеологу на
соседнее, приглашая посла к беседе.
нас начинают яростное аллегро, подкрепляемое медными инструментами и
барабанами". Палеолог велел капельмейстеру играть потише, но тот, не поняв,
совсем остановил оркестр.
бестактное поведение в гостях. Посол отметил "надутые губы" Алисы и завел
пустую речь об удовольствии морских путешествий. С мостика, жестикулируя,
спустились Николай II и Пуанкаре, оркестры снова заполнили рейды гимнами.
президент стал прощаться... Тысячи людей проводили глазами эскадру, за
которой низко над водою стлался бурый неприятный дым.
ультиматум - провокационный! Эту бумагу состряпали в Вене так, что, не имей
Белград даже крупицы гордости, он все равно отказался бы принять венские
условия. Принять такой ультиматум равносильно отказу Сербии от своей
независимости... В этот же день кайзер очень крупно проболтался:
наступать на ноги всей этой славянской сволочи!
прося о помощи, а сами сели составлять ответную ноту, на писание которой
Вена отпустила им 48 часов.
****
завтраком встретился с Палеологом и Бьюкененом.
постараемся сдерживать германские притязания"). В три часа дня в Елагином
дворце собрался совет министров. Коллегиально решили: провести мобилизацию
округов, направленных против Австрии, а Сербии дать отеческий совет - в
случае вторжения австрийцев отступить, сразу призывая в арбитры великие
державы. На крыльце Елагина дворца поджидал решения посол Спалайкович.
красным носом и слезящимися глазами. - А мы не оставим сербов в беде, -
предупредил его Сазонов.
Францу-Иосифу осталось жить совсем немного, и неужели Петербург не даст ему
умереть спокойно?
и делает, что удивляется его долголетию.
зла больше, чем турки?
рублей, хранившихся в германских банках. В этот день германские послы в
Лондоне и Париже, угрожая Европе "неисчислимыми последствиями", вручали
ноты, в которых было сказано: в конфликте пусть разбираются Вена с
Белградом.
****
не в силах решить, что им делать - отдыхать на дачах или трепыхаться в
городском пекле; масса офицеров, загорелых и восторженных, скрипя новенькими
портупеями, осаждали поезда дальнего следования, их провожали сородичи - с
цветами, веселые, нервно-приподнятые. Никто ничего не знал, а пресса крупно
выделила слова Сазонова: АВСТРО-СЕРБСКИЙ КОНФЛИКТ НЕ МОЖЕТ ОСТАВИТЬ РОССИЮ
БЕЗУЧАСТНОЙ... В Царском Селе было уже известно, что Германия проводит
скрытую общую мобилизацию. Царь на общую не решился - он стоял за частичную.
Тринадцать армейских корпусов против Австрии были подняты по тревоге. Но
было еще не ясно туманное поведение туманного Альбиона...
Если вы заявите на весь мир, что поддержите нас и Францию, войны не будет.
Если не сделаете этого сейчас, прольются реки крови, и вы, англичане, не
думайте, что вам не придется плавать в этой крови... Решайтесь!
ответное послание на австрийский ультиматум венскому послу в Белграде -
барону Гизлю. Сербское правительство выявило в своей ноте знание
международных законов и кровью своего сердца, омытого слезами матерей,
создало такой документ, который можно считать самым блистательным актом всей
мировой дипломатии... Это был подлинный шедевр! Белград с тонкими оговорками
принял девять пунктов ультиматума. И не принял только десятого пункта, в
котором Вена требовала силами австрийских войск навести "порядок" на
сербской территории. Венский посол мельком глянул на ноту, увидел, что там
что-то не принято, и... потребовал паспорта. У них все уже было готово к
Адамов Григорий
Василенко Иван
Лукьяненко Сергей
Прозоров Александр
Свержин Владимир
Фазиль Искандер