Он умел думать только руками, а не головой, но думал так, как его хозяева
в храме Шакуника. Ему неважно было "почему?", ему важно было "как"?
значит. И сущность знака - значить не то, что он есть.
изготовленных людьми более умелыми и, вероятно, более жестокими, нежели
вейцы. Как знамение... Доносчик был прав - это был венец с головы экзарха,
чье падение потрясло землю Варнарайна.
думать, что прилетели сами по себе, но в мире ничего не происходит само по
себе: они были посланы, чтоб предуказать и изменить течение событий в
империи. Смысл упавшего венца был, конечно, один. Не пройдет и трех
месяцев, как экзарх сбросит его со своей головы и возложит на нее
императорский венец. О том же толковали по ночам звезды. Было весело
чувствовать, что не только твои усилия, но и само небо ведут к цели: это
придавало усилиям уверенность.
том, что государь нездоров, точнее, будет нездоров очень скоро. Что
государыня Касия, возможно, примирится с потерей супруга, но не примирится
с потерей власти. Что золотом Варнарайна во дворце куплено все, что
продавалось, то есть все, что стоило покупать. Но сейчас для экзарха
корабль со звезд - такая же неприятность, как для крестьян. Не надо нам ни
лишних чиновников, ни лишних комиссий. Не надо даже изучать его втихую -
шпионы, как укоры совести, являются там, где их меньше всего ожидаешь.
чтобы понять, на что они смотрят, - и все трое исчезли в глубине залитого
неживым светом и выстланным мускулами проводов прохода, ведущего в глубь
корабля.
стен рубки, и дальше - в коридор, ведущий к каютам.
маской, было все: как взлететь в небо, и как устроен мир, и как устроены
боги... Хотя последнее вряд ли. Если бы люди со звезд знали, как устроены
боги, они не прилетели бы в стальном коконе, - они бы пришли пешком,
стряхивая с сапог звездную пыль. Но он был бессилен это понять. Любой
толковый монах-шакуник, сластолюбивый, толстый, обрюзгший Кедмераг понял
бы в корабле больше него, - будущего государя. Но - ближайшие два месяца
храму Шакуника нельзя было показывать корабль. Храм и так не спешил
расставаться с монополией на знания.
знания другим способом?
девкой и кошелек с документами. Полоски, водяные знаки, печати, рисунок
владельца, трехмерный почему-то, как и раздетая девка... Великий Вей! Под
сколькими номерами в скольких казенных описях значился улыбающийся на
рисунке человек! И - деньги. Денег было очень мало и все они были
бумажные. Экзарх скрипнул зубами. Этого одного достаточно...
Ойкумена может разделиться на части, но ни одна из этих частей не будет
государством. Государство есть целое и существует лишь в единственном
числе", - вспомнил экзарх слова из трактата Веспшанки. Баршарг прав:
только сильное государство может построить этот корабль. И теперь пальцы
этого государства дотянулись до Страны Света. И оно, конечно, согласится:
вы были правы, полагая, что государство существует в единственном числе,
но вы ошиблись, принимая себя за это государство... Сильное государство,
которое не терпит узоров на приборных досках. Люди которого улыбаются на
портретах белозубой улыбкой, как улыбается рисовая маска экзарха на
публичных церемониях. Которое строит одинаковые здания из стекла и стали,
а вместо садов между ними устраивает гигантские каменные каналы. А
надписи, надписи, залившие улицы? Да, это не маленькие люди, которые
берегут праведно нажитый грош и готовы поделиться с чиновником скорее
плетями, нежели золотом, усыпали улицы на картинках крикливыми блестками
заклинаний, рассыпающейся канителью букв. Маленькие люди хоронятся за
глинобитными стенами от чужого ока, - только государство, не считая,
тратится на бессмысленные полотнища и ленты в собственную славу. Есть,
правда, и другой кандидат на роль хозяина корабля: Храм, подобный храму
Шакуника: монополия знаний, обернувшаяся монополией власти. Такой кандидат
приобретет все права государства и утратит все его обязанности.
время произошли изменения. Один из варваров-стражников, наскучив
забавляться с неотзывчивыми кнопками на главных пультах, ткнул пальцем в
сторону и удачно попал в стереовизор, - один из экранов засветился и
принялся показывать недосмотренный Ванвейленом боевик.
Прошла минута, другая...
вероятно, во славу своего государства, - экзарх дернул ртом... Он сам не
терпел публичных казней на потеху толпы: какие, однако, варвары, - казни
бывают хоть не чаще, чем раз в неделю, а эти, со звезд, убивают на экране
вот уже третьего человека за пять секунд.
бетона, гладкого, как кожа дельфина, погрузился в летающую бочку и утек.
Экран погас.
Крючков. Серебристая цацка, выкопанная им в ящике, была младшей сестренкой
той штуки, из которой стрелял человек на экране... Ах, какие деньги дадут
за такую цацку банды в горах... Правда, могут и убить, но если скажешь,
что знаешь место, где таких цацек как шерсти у бобра...
разноцветной гибкой пуповине, завертел его и так и этак. Потом вполголоса
спросил о чем-то стражника. Лия навострил уши. Стражник послушно кивнул и
размахнулся мечом. Косой удар разрубил пуповину надвое, как соломенное
чучело. Корабль заорал низким голосом. Из разрубленной жилы полыхнуло
зеленым пламенем. Охранник вскрикнул, роняя меч. Желтый неживой свет
поблек и расцветился тусклыми красными вспышками. В лицо ударила
невыносимая вонь. По экранам пошла растерянная рябь.
штанга и стала поливать зеленое пламя пеной.
Крючков мягко, по-кошачьи, подхватывает упавший меч. Араван подскочил к
Лие, мрачно осклабясь, вытянул вора по руке усатой плеткой и той же
плеткой сбил его с ног. Тот, падая, с готовностью выпустил меч, и в ту же
секунду в руке его что-то блеснуло. Баршарг инстинктивно нырнул вниз, и
это спасло ему жизнь. От сильного хлопка в руках Лии расселся грузный
экран в центре зала, во внутренностях корабля заорало еще отчаянней.
Баршарг покатился с вором по полу, задыхаясь в омерзительной желтой пене,
сгреб за волосы Лию и ударил наотмашь по кадыку. Тот пискнул и затих.
Баршарг для верности приложил его макушкой о стальной пол и вскочил на
ноги. Вой умолк. Неживой свет поморгал и зажегся снова. Охранники, топоча,
вваливались в зал через стальные лепестки у входа. Баршарг, отплевываясь
от горькой пены, счищал с мокрого платья длинные пузыристые хлопья. Весь
переполох не занял и минуты. Ремесленник Хандуш лежал ничком, зажав руками
уши. Харсома по-прежнему сидел в белом кресле и с бесстрастным выражением
лица разглядывая в экране прямо над своей головой аккуратную круглую
дырку. Потом он неторопливо встал и, наклонившись, поднял с полу ребристую
штуку, из которой стрелял Лия.
вора-искусника. Тот обвис в руках стражников, норовя повалиться в ноги:
продолжал Лия, мотнув головой на оторопевшего ремесленника. - Я - вор, а
он-то и сверчка не трогал. Я ведь вас узнал, я ведь понял: нас обоих
убьют, чтоб не болтали.
Вслед за ним погнали тычками ремесленника.
Кто-то умный и неживой, кричащий от беспорядка и тушащий огонь, изучал его
из глубин корабля. "Как варвары во дворце, - думал экзарх, - как варвары
или повстанцы: нашкодили, утварь побили и еще какой-то желтой пеной все
засрали. Воняет, как от шакуниковых снадобий..."
посыпались маленькие стальные коконы. Экзарх пристроил их обратно и
пересчитал. Двадцать штук. Экзарх с хрустом всадил рукоятку на место и
нервно, истерически засмеялся. День назад он владел единственным войском в
империи, войском, достойным этого названия. Остальное было: военные
поселения, охранные поселения, дворцовая охрана да стражи порядка. Выучка
воинов была безукоризненна. В надлежащей мере они боялись командира, - в
надлежащей мере боготворили его. За стенами храмов Шакуника хранились
гремучие зелья. А что хранится за стенами этого корабля? Скоро в народе
перестанут толковать о колдунах, которые вырезают солдат из рисовой бумаги
и уничтожают противника, махнув вышитым шарфом. Скоро станут толковать о
колдунах, которые уничтожают противника, нажав на кнопку.
мускулами труб коридора, уводящего в грузовые отсеки.
Лия, и еще парочка - с боеприпасами к ним. Еще три контейнера - вот с
этим, - и Баршарг подал экзарху лениво блеснувший в аварийном свете
ракетомет, похожий на огромную снулую белугу.