же, как и они, набранных дорогою ополченцев. Темнело. Кто-то проскакал в
броне, крикнув повелительно:
только оглядывал ряды коней, телег, мужиков в ратной справе с топорами и
копьями. У многих-таки были шеломы, у двоих-троих - татарские луки. Редко
где посверкивала бронь. Впрочем, иные везли брони с собою, упрятавши их в
торока. Толпа не то что мирных, но еще и не подлинная рать, и Михайло,
нимало не обманываясь, понимал, что с такими воинами много не навоюет.
Чума унесла тысячи ратников, и выставить достаточное количество воинов для
борьбы с Москвою он не мог. Вся надежда была на татарина, который, однако,
с каждым днем все больше чванился и проявлял нетерпение, не желая
понимать, почему Михаил не переправляется на ту сторону Волги и не идет
прямиком к Владимиру.
Сарыходжу и доругиваясь с моложским князем, трое загорян на площади у
костра слушали в толпе таких же, как они, новиков рассказы бывалого
ратника о летошнем походе на Москву, о том, сколь добра, скотины, лопоти
было взято. Удивлялись, завидовали, поглядывая на притихшие очерки
бревенчатых слободских хором, там, в темноте, за кругом огня, молчаливых,
настороженных. И все же непонятно было: как это так? Взойти, и - что?
Взойти, дак поздравствовать надобно, на икону перекреститься, а потом -
чего? Волочить добро? После уж иконы-то как-то и в стыд такое!
глаза не глядя... А уж с бою, дак озвереешь сам!
рассказчика. - Ну, как я, скажем... Котел мне надобен... Как я у ево, у
такого же мужика, буду котел выламывать хошь из печи? Да и с оружием... Я
тут копье отложил, °н меня и ткни, и будет прав!
завалить... Визжит! Без дружка тут и не совладашь! - Он нехорошо
осклабился, хохотнул. - А боле на страх берешь, уставил рогатину:
<Запалю!> Ну, тут, почитай, сами волочат: ослобони только от огненной
беды!
сзади за рубаху. В ближнюю клеть, хоть и созывали их, загоряна не пошли:
не ровен час, коня сведут! Легли спать в телегу, раздвинув мешки. Укрылись
зипунами. Ночь была теплая, хоть от земли, еще не прогретой, и сквозило
холодом.
Прохор. Фрол фыркнул:
сестру, или хоть нашу Мотрю, али Калянину Надюху с Оленкой такой вот
завалил?
уминая погодней.
горя не нать! Хошь и вороги, а - свои. Да и те-то, помыслить ежели, татары
там, фряги, - у кажного свой толк, коли мирны, дак и зла никоторого нет!
небо над головой. С соседних телег, от костра, уже доносило храп
прикорнувших мужиков.
брал на рогатину. Смекаю, и ворога комонного снял бы с коня... А грабить?
Хошь и на бою... Ну, с мертвого снять справу, ино дело! А чтобы в избу, да
на глазах у хозяев добро ворошить - не возмог бы того! И тебе, сын, того
не велю...
прижавшись друг к другу, тоже заснули. Уже под утро - зипун был весь в
росе, и площадь окутал белый туман - Онька, вздрогнув, проснулся с жутким
испугом. Показалось, что свели коня. Вскинулся очумело, спросонь, озирая
возы, ратных, тлеющие головешки костров, дремлющую сторожу... Конь был
цел, хрупал овсом и глянул на хозяина большим преданным глазом: не боись,
мол, я здесь! Онька улыбнулся коню и заснул опять.
легчая, начало отдалять от земли, и первые шафранные полосы уже пролегли
по нему, предвещая рассвет, когда к вымолу подошла с той стороны
долгоносая лодья, глухо стукнув о бревна причала. Сторожевой окликнул, с
лодки ответили:
выпрыгнули двое слуг. Приезжий, чуялось по походке, был молод и легок на
ногу. С лодьи, кинув мостки, вывели коня.
его высокое звание, чуть тронув стремя носком, оказался в седле. О чем-то
переговоривши со сторожею (ратники были все, на счастье, моложского
князя), он, озрясь, потрусил по берегу, явно избегая тверских дозорных.
Двое слуг и провожатый из местных торопливо поспешали за ним.
двора. Приезжий, наклонясь с седла, показал пайцзу.
Узревши <байсу>, тверичи отступили, подозрительно глядя вослед
удивительному гонцу-русичу, который, однако, ехал вестоношею от татарского
хана.
сумел достичь ордынского двора, где почивал Сарыходжа, не потревожив
внимания тверичей. Теперь, как полагал он, больше чем половина дела была
уже содеяна.
Сарыходжи по-татарски, порасспросил одних о доме, оставленных семьях,
других - о добыче, намекнувши на возможные нескудные подарки московского
князя, так что скоро на него перестали коситься подозрительно, и, как
только Сарыходжа проснулся (уже били в колокол, созывая народ к ранней
обедне), сотник тотчас провел Федора Кошку в хоромы посла.
не ведая, кто перед ним такой. Федор решил не заставлять посла
разгадывать, кто он, зачем и откуда, сразу и простодушно повестив
по-татарски:
встречам. Это совсем упрощало дело. Скоро Федор сидел по-татарски на
кошме, брал руками баранину, грыз, облизывал пальцы, смеялся, блестя
белыми зубами, и, мешая серьезный разговор с шуткою (вздыхал, жалобно
озирая хоромы: такой ли прием окажет тебе московский князь!), звал
Сарыходжу посетить князя Дмитрия, который не ест, не пьет и не спит, а
только и ждет приезда к себе дорогого гостя, дабы засыпать его с ног до
головы подарками.
этот (к тому же и старый знакомец по Орде!) оказался всех красноречивее:
татарской рати! Ну! Понимай, свои тут дела, може, и тебя водят округ
пальца! Потолкуй с Дмитрием! Ты сам потолкуй! Мамай умен, Мамай тебе то же
самое скажет! Надобно серебро? Будет серебро! Сам приди! Тебе скажу, как
друг скажу! Пущай князья сами ся решают! Ты свое исполнил? Дары получил?
Ярлык? Отдай ярлык князю Михаилу, сам езжай на Москву! Лучше раз
взглянуть, чем сто раз выслушать! Погляди сам! Того, другого, князя
погляди! Мамаю скажешь, Мамай похвалит тебя! Не поедешь, все эмиры подымут
тебя на смех: Сарыхозя, скажут, побоялся взять серебро у московского
князя! Я не говорю: измени! Не говорю: продай ярлык нам! Того я не говорю!
Отдай ярлык Михаилу и поезжай! Ну! Погляди! Что скажешь Мамаю, то и будет!
Люди ждут, лодья ждет, кони за Волгою ждут!
дорогой перстень: мол, ничего не жаль! И Сарыходжа размяк. В конце концов,
зачем князь Михайло тащит его через леса и не идет во Владимир, чего ждет?
А ежели он не может осилить коназа Дмитрия, при чем тут он, Сарыходжа?!
великого князя.
храм по воле Алексиевой. Стал в дверях и раскинул руки. Михайло вскипел,
поднял плеть, но встретил замученные, полные страха и обреченной решимости
глаза старика, явно приготовившего себя к мученической гибели, резко
поворотил, взмыл на коня. Не хватало бы ему еще и эдакой славы! Ропот тек
у него за спиною, ропот тек по городу, по всей русской земле. Князь,
отлученный от церкви, не мог быть великим князем владимирским!
сдержаться, но после срамной сшибки у собора он не выдержал. Впервые князь
и посол рассорились вдрызг. Князь кричал, кричал Сарыходжа, брызгая
слюною. Кончилось тем, чего и добивался Федор Кошка: Сарыходжа едва не
швырнул ярлык Михайле. Бери, мол, а я тебе боле не провожатый, володей,
как заможешь, сам! Михайло сбавил спеси, но уже порвалось, лопнуло.
Сарыходжа устал, изверился, да и корыстолюбие одолело (ежели не на Руси,
то где и нажиться еще!). На Москве, предвидел он, его, и верно, засыплют
соболями и золотом!
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Куликов Роман
Посняков Андрей
Шилова Юлия