ней, находись она на острове. На острове, может быть, добились бы
уравнения всех на службе империи и базилевсы, требуя исполнения законов,
сотворили бы легкую жизнь даже для убогого калеки.
законы хороши, а получается плохо, то не мудрец законодатель и не добрый
человек, а напрасный мечтатель. На Страшном Суде будут нас судить не по
мечтам, а по делам, и тою же мерой отмерится правителям.
среди нас не двадцать ли лет, ты, Андрей, ста дней еще не прожил. Пусть
глаза зорки, пусть остры суждения, а все же...
языческом Риме императоров приветствовали, поднимая руку. И еще можно было
поцеловать в плечо. Потом опускались на одно колено. В христианской
империи обряд еще усложнился, и вскоре начали ползать, как ты видел
сегодня. Но что на душе у ползущего? Любовь или подделка, подобострастие?
Удивляетесь? А тому не дивитесь, как часто у нас вслух клянутся в любви к
базилевсу, к империи? Ты, Шимон, не наслушался?
Заподозрив в другом холодность чувств, такие разъяряются, могут даже
убить. Такие доносят не из выгоды. Подобная любовь к властям для вас,
людей посторонних, есть извращенная похоть...
сотвори себе кумира и всякого подобия!
недавние язычники, воспринявшие веру в простоте учения. Мы, древние
христиане, отличны от вас...
базилевса. Это избранное войско еще недавно пополнялось норвежцами,
шведами, датчанами, исландцами. Эти северяне люди воинственные, были
привлечены роскошью и жалованьем. Ныне преобладают англичане. Они здесь
женятся и остаются навсегда. Нормандцы лишили их родины. Ты скажешь,
Англия осталась? Остались названье и толпа, которую нормандцы обтесывают
себе на потребу. Нет там обычаев, привычек, свободы. Значит, и родины нет.
Что человек, как не сын человеческий? А империя не плавильный ли тигель?
без которых не обойтись, убедительные сегодня, завтра теряют силу.
Позвольте мне, друзья мои, предложить вам рассказ, чтоб ум отдохнул от
рассуждений?
простой жизнью. Счет родства они ведут по материнским линиям, ибо не знают
брака. У них ребенок не будет покинут, больного, старого, увечного кормят
без укоров. Добытое одним делится между всеми. Все они равны во всем, нет
между ними богатых и бедных. Там каждому тепло, как овце в стаде.
память, разукрашая ее сказками? Но некогда пришло время, когда люди,
наскучив общностью, разделились. И мужчина сказал себе и другим: "Вот моя
жена и мои дети!" И женщина соглашалась из любви к мужчине, и они оба
уходили, ведя за собою детей. И почитали своей собственностью землю,
обработанную ими под пашню, и колодезь, вырытый ими, и рощу, и деревья. И
научились говорить "мое", "наше", и не допускали других к своему,
возражая: "У вас есть свое, а нашего не берите".
защиты у них, кроме собственной руки, и хотя одна семья селилась рядом с
другой, но у каждой было свое поле, свой скот и вся остальная
собственность. И вот империя прислала к ним писцов, и писцы измеряли,
сколько югеров пашни, и добивались знать, сколько чего родилось за
последние десять лет, сколько оливковых деревьев, сколько югеров под
виноградными лозами, сколько самих лоз, и сколько лугов, и где пасут скот,
и сколько скота, и сколько ставят стогов, и нет ли соленой воды, чтоб
выпаривать соль...
масло, за вино - по числу масличных деревьев и лоз и по их силе, и за
пастбища, и за скот, и за луг, и за лес, и за соль, если она добывается
земледельцем. Но если соль не добывалась, то за соль не брали. Так же
брали за жилища - по числу очагов, от которых поднимается дым по утрам, и
за каждого человека, который дышит, - эта подать называется "воздух" -
"аир". И сверх того особый сбор на возведение крепостных стен и другие...
И также самому сборщику подати, что называлось пошлиной, ибо сборщик шел к
плательщику, а не плательщик шел к сборщику. И сверх того, тому же
сборщику погонные на содержание помощников сборщика. И еще нечто, ибо
сборщики были ответственны перед казной базилевса, а казна, имея списки,
знала, сколько должен принести каждый сборщик, и за недобор требовала от
сборщика не объяснений, но денег. Не получив денег, могла взять жизнь
сборщика. Хоть жизнь сборщика имела цену лишь для него самого, но, взяв
ее, казна получала устрашение другим сборщикам, что для казны полезно. Еще
были самые деньги, которые изменялись, ибо в целях выгоды империи
базилевсы выпускали более дешевые деньги, примешивая к золоту серебро и
медь в большем количестве, чем прежде, а налоги взимали по расчету старой
монеты, и был такой счет тонок и труден даже обученному человеку, а
плательщик не знал грамоты.
солдату. И доставлять хлеб для войска по особо дешевой цене. Своей силой
участвовать в строении крепостей, возить камень, дерево, песок, известь, а
также строить военные корабли. Живущие вблизи государственных дорог
обязаны содержать в порядке дороги и на своих участках возить на своих
лошадях имперских служащих.
же, и пасли лошадей на полях, и разводили костры из плодовых деревьев, и
военачальники не мешали солдатам, ибо от этих солдат они завтра потребуют
самоотвержения, стойкости перед смертью, а живет человек не три раза, и не
два раза, а только один и в тоске повторяет: лучше живому псу, чем
мертвому льву, и при мысли о битве, навстречу которой он идет, рвет
сегодня куски с жадностью пса.
захотел заботиться о них, и привязал себя к куску земли, и не может
бросить свой удел, ибо земля дает жизнь тем, кого он любит, а без любви
жизнь не имеет цены, и он, грубо и зло проклиная себя и любимых, несет
свою ношу.
меня! И пашет, и смеется, и слагает песню, потому что он человек и нет
конца человеческой силе.
"длинг-длонг-длинг". Что случилось? Пахарь развязывает сыромятные ремни,
сбрасывает ярмо с бычьих шей и бегом гонит волов. Из дома выбегают его
жена, его дети, каждый тащит на себе самое дорогое, о чем вспомнилось в
страхе, и, навьючившись сами, они выгоняют со двора свинью, овец, осла, и
все бегут к лесу на ближней горе и гонят глупых животных, непослушных,
заразившихся страхом от хозяев. Туда же бегут соседи, кто-то несет
больного ребенка, тащат бессильных стариков, старух. Видны яркие,
праздничные платья - то девушки уносят лучшее достояние на себе, чтобы
освободить руки для другой ноши. На северо-востоке, там, где поворачивают
между невысокими, но крутыми, поросшими лесом хребтами и речка, и прорытая
ею долина, и дорога, протоптанная со времен сотворения мира, веет облачко
дыма. Набат умолк - звонарь спасает свою жизнь.
поток, который уносит вековые деревья, как щепки, летом воды едва хватает.
Люди и животные гремят окатанной галькой. Скорее, скорее! Волы бегут
медленно, их бьют. Никто не оглядывается. Не к чему, не к чему
оглядываться. По узким тропкам, пробитым между зарослями колючих кустов,
беглецы вламываются в лес. Вперед, еще глубже, еще дальше. Убедившись, что
все свои - женщины, дети, волы, свиньи, овцы - здесь и теперь в
безопасности, будто бы есть безопасность в этом мире, мужчина отстает. С
ним его сын, старший, лет двенадцати, помощник, который уже умеет все,
знает все, не хватает лишь силы. Мальчик захватил - не забыл - отцовский
лук и колчан из луба, обшитый овечьей шкурой, отцовский меч, боевой топор
на длинном топорище и деревянный щит, окованный железом, с широкими
бляхами, подбитый двумя слоями толстой кожи. Старший и младший, утирая
пот, возвращаются на опушку. Из леса слышен голос, женский голос,
протяжный крик, в котором оба различают - один свое имя, другой - имя
отца. Поворачиваясь, мужчина отвечает, в ответе - приказ и утешенье.
два таких же отстали и вернулись. Все вооружены, здесь все умеют держать
оружие. Они ждут, пользуясь тенью. Они видят, невидимые. Пыль, пыль, пыль.
Всадники. Передние уже у домов, передние уже проскочили мимо домов. А там,
левее, все клубится пыль. Нашествие? Набег?
скакали, отряд разведчиков, глаза войны, чтобы осмотреться, чтобы
высмотреть, нет ли засады. Десяток всадников скачет к реке, прямо к
мелкому броду. Муть уже улеглась, ее унесло тихим теченьем, но свежий
навоз выдает, выдает влажная галька, которую солнце еще не успело
просушить с теневой стороны, - у разведчиков глаза - осиное жало. Видно,
как лошади тянутся к воде, как всадники не дают им пить. Мелко, подпруги
затянуты; лошади вредно низко опускать голову, когда затянута подпруга.
Осторожно, чтоб не разбить копыта лошадей, всадники движутся по широкому
Корнев Павел
Бажанов Олег
Лукьяненко Сергей
Куликов Роман
Майер Стефани
Посняков Андрей