Газны, Джалал ад-Дин и его спутники поздно вечером подскакали к небольшому
городу Зузену. Устали кони и люди. Но жители Зузена отказались открыть
ворота.
напасть на Зузен и перебить его жителей. Джалал ад-Дин не согласился. Не
дело воевать со своими, когда по пятам идет враг.
Джалал ад-Дина во дворце наместника не он, а брат бабушки эмир Амин-Мелик.
тысячами своих воинов и спросил у наиба Харпусты позволения разместить
войско для отдыха. Харпуста, будь проклято это имя, сказал мне: <Вы тюрки,
мы гурцы, потому вместе жить не можем>. Я велел его убить. В это время мне
донесли, что к Газне двигаются враги. Я пошел им навстречу. Врагов было не
много, мне удалось их отогнать. Но зловредные гурцы восстали за моей
спиной, захватили Газну, перебили оставленных мною людей. Мое войско
стояло над пучиной гибели. Но аллах милосердный не допустил торжества
двоедушных гурцев. Из Пешавера подошел эмир Сейф Аграк с туркменами и
халаджами. Мятежники были разбиты.
опасность не заставит людей позабыть застарелые обиды и обратить всю свою
ярость на врага. Не высказав Амин-Мелику ни одобрения, ни порицания, он
начал собирать под свое знамя воинов.
набралось более семидесяти тысяч человек. Он выступил из Газны и двинулся
по направлению к осажденному врагами Бамиану. Монгольский хан выслал ему
навстречу тридцать тысяч воинов под началом Шихи-Хутага. Войска сошлись в
фарсахе от небольшого города Первана, выстроились для битвы. Перевес в
силах был на стороне Джалал ад-Дина. И все равно воины робели. Пока
мусульманам не удавалось одержать над неверными ни одной победы, везде и
всюду они терпели поражения, и это сказывалось на духе воинов. Джалал
ад-Дин в серебристой кольчуге и железном шлеме с Тимур-Меликом,
Амин-Меликом и Сейфом Аграком объехал войско, ободряя воинов,
сбегая с окрестных холмов, изрыли землю глубокими канавами. Это затрудняло
битву всадников. Джалал ад-Дин повелел своим воинам спешиться, привязать
поводья к поясу.
мусульман. Их встретили стрелами. Правое крыло под началом Амин-Мелика
было смято. Джалал ад-Дин отправил туда подкрепление во главе с
Тимур-Меликом, и монголов отогнали с большим уроном для них. Отхлынув
назад, они перестроились и вновь бросились в битву.
великое множество. А утром, едва забрезжил рассвет, и те, и другие стали
строиться. Джалал ад-Дин сидел на коне, напрягая зрение, всматривался в
строй врагов. Ему казалось, что монголов стало вдвое больше. Или так
кажется в мутном свете утра? Подскакал Тимур-Мелик, наклонился, прошептал:
обнажил саблю. Рядом с ним встал Тимур-Мелик.
войска Джалал ад-Дина, которым начальствовал Сейф Аграк. Туча стрел
заставила их повернуть назад. Но тут же они ударили снова, прорвались до
мусульманских рядов, в ход пошли мечи и копья. Однако Сейф Аграк устоял...
промоинах, падали. И тогда Джалал ад-Дин приказал своим воинам сесть на
коней, идти вперед. Монголы побежали. Под мусульманами кони были свежие.
Врагов легко настигали, рубили, стаскивали с седел. Уйти удалось не
многим. Тут-то и обнаружилось, почему войско врагов показалось утром вдвое
больше. Монголы скатали войлоки, привязали их стоймя к спинам заводных
лошадей. Издали эти войлочные скатки были приняты за воинов.
разгулялись страсти победителей. Пленным отрезали носы и уши и, вдоволь
насладившись их страданием, убивали. В шатре эмиры пили вино, славили имя
Джалал ад-Дина, клялись истребить всех монголов. Джалал ад-Дин был
счастлив.
Разгоряченные вином, Амин-Мелик и Сейф Аграк поспорили из-за отнятой у
монголов арабской кобылицы. Кобылицу захватили воины Сейфа Аграка. Но
Амин-Мелику казалось, что она должна быть уступлена ему, ближайшему из
родичей молодого шаха. Сейф Аграк уступать не желал, потому что считал: он
сражался лучше всех эмиров. Спор мгновенно перерос в ссору. Амин-Мелик без
долгих раздумий хватил плетью по лицу Сейфа Аграка. У того вспух рубец.
Плача пьяными слезами, с перекошенным лицом, он стал умолять Джалал
ад-Дина тут же наказать обидчика.
иначе.
поступают. Ты несправедливый правитель. Такой же, каким был твой отец.
неизвестно куда. Джалал ад-Дин отошел в Газну. Отсюда отправил гонцов
разыскать Сейфа Аграка. Его нашли, но возвратиться он отказался. <Пока жив
Амин-Мелик, мне рядом с тобой места нет>.
Джалал ад-Дин направился к Инду, намереваясь переправиться через эту реку
и за нею укрепить свои силы. Его воины не успели собрать и приготовить
плотов, как подошли монголы. Они подковой охватили войско Джалал ад-Дина,
прижали к берегу. Внизу, под крутым яром, стремительно мчалась река, ее
шум заглушал голоса людей.
начале сражения. Монголы медленно сжимали полукружие. Джалал ад-Дин
носился вдоль берега, кидался в самые опасные места, бесстрашием укрепляя
дух воинов. Он искал слабое место в строю монголов, надеясь прорваться. Но
хан знал свое дело. Все звенья его смертельного полукружья были крепко
сцеплены друг с другом. Оставалось одно - уходить за реку. Шах стянул все
силы вокруг себя, ударил на центр монгольского войска, чуть потеснив его,
круто повернул коня, на ходу сбросил доспехи, остался в легкой рубашке и
шароварах. Конь перед обрывом стал сбавлять бег, заворачивать голову в
сторону. Он резанул его плетью. Конь птицей полетел с обрыва. Вода
захлестнула и его, и Джалал ад-Дина. Но конь выправился, поплыл, борясь с
течением. Рядом плыли воины. Сверху, с обрыва, летели стрелы. Убитых
воинов, лошадей подхватывало течение и уносило вниз. Джалал ад-Дин
оглянулся. К берегу подъехал всадник с седой бородой. Сутулясь, он смотрел
на бегство мусульман.
ад-Дина на пологий берег. На другом берегу все так же сутулился в седле
седобородый всадник. Джалал ад-Дин погрозил ему кулаком.
Хотел бы я, чтобы все мои сыновья были такими, как он.- Хан тронул коня,
поворачивая его к своему стану.
было уныло. Шихи-Хутаг тяжело переживал свое поражение - единственное за
всю эту войну. В первое мгновение, когда Шихи-Хутаг явился перед ним с
растрепанными остатками войска, хан задохнулся от ярости. Но рассудком
подавил свой гнев. Подумал, что это поражение будет даже на пользу другим.
Сказал, обращаясь к нойонам:
соли на старую рану. Но не Шихи-Хутаг был у него на уме. Глядя на
отважного Джалал ад-Дина, он думал о Джучи. Сын все больше беспокоит его.
Со своим войском он удалился за Сейхун, в кыпчакские степи, живет там, не
помышляя о походах и сражениях, тихо правит пожалованным ему улусом. Не
понимает, что стоит бросить меч в ножны, и его начнет есть ржавчина.
Ты не можешь водить в битву воинов, как Мухали Субэдэй-багатур или Джэбэ.
Но нет человека, кто мог бы, как ты, следить за исполнением моих
установлении. Через тебя утверждаю в улусе порядок... Улус мой становится
больше, и такие люди, как ты, все нужнее.
степи. Там тоже не все ладно. Недавно в найманских кочевьях изловили
несколько тангутов. Они пытались возмутить людей. На этот раз не удалось.
Но кто скажет, что будет в другой раз? Кажется, пришла пора возвращаться.
Сартаулов добьют и без него.
- соглашаются. Это облегчает его жизнь, но временами он чувствует вокруг
себя пустоту, и тогда хочется, чтобы кто-то начал спорить горячо и
безоглядно. Однако нойоны не возражали и тогда, когда он сказал, что
возвращаться намерен через горы Тибета. Об этом труднейшем пути он
подумывал давно. Если сможет провести войско по кручам, где ходят только
горные козлы, ударит на тангутов там, где они его совсем не ждут. Нойоны
не хуже, чем он сам, понимали, что путь через Тибет и труден, и опасен, а