ученого, а Мацея, как добряка, увлекающегося... Почему не слушались
Генриха?
подошел к Сухвильку и, поцеловав его руку, тихо проговорил:
похожий на короля. Наследство, полученное им от матери, он успел уже
растратить, и Казимир не особенно его любил.
надежду.
ведь столько хороших врачей.
школе, из которой вышли знаменитые доктора.
и, взяв шапку со стола, попрощался с хозяином и вышел вслед за Сухвильком.
Понемногу начали расходиться и остальные, и вскоре Вержинек остался один.
Хотя уже был поздний час, однако он и не думал об отдыхе.
послы, которых задерживали на улицах и расспрашивали о больном монархе. К
сожалению, получаемые известия были не радостные: силы постепенно
оставляли короля, он почти все время находился в бессознательном состоянии
и, когда просыпался, спрашивал, скоро ли они буду в Кракове. Он помнил,
что Мацей обещал ему с приездом в Краков полное исцеление.
потеряны. Им не верилось, чтобы тот, от которого зависела жизнь десятков
тысяч людей, которых он поддерживал, вдруг так неожиданно был бы вырван из
их среды.
прибудет в столицу.
Все высыпали на встречу короля. К вечеру показались экипажи и всадники;
шестеро человек несло на руках носилки, закрытые со всех сторон, и
чередовались с другими, сменявшими их; рядом с носилками шли врачи с
опущенными головами, придворные и слуги. Царствовала гробовая тишина и
молчание, и это шествие было похоже на похоронное. Люди, глядя на эти
черные носилки, на которых лежало обессиленное, истощенное тело их
любимого пана, сдерживали рыдания и безмолвно вытирали льющиеся из глаз
слезы. Вид печальных, грустных лиц людей, участвующих в шествии, говорил
им о страданиях больного, свидетелями которых они были. Толпа сопровождала
носилки до самого замка и разошлась, когда замкнули ворота вслед за
внесенным во двор страдальцем...
король по возвращении пришел в сознание, чувствует себя лучше, и явилась
надежа на выздоровление, другие уверяли, что Казимир никого не узнает, и
что окружающие со слезами на глазах ожидают с минуты на минуту его
кончины.
Венгрии, но неизвестна была его воля относительно принадлежавшего ему
движимого и недвижимого имущества.
- сын Ян Богута, которого мы видели у Вержинека, и от Эсфири - сын Немир -
старший сын Полка умер - и две дочери. Будущее всех их надо было
обеспечить. Между тем, духовенство начало громко высказываться о том, что
дети Эсфири и Рокичаны, как незаконные, никаких прав на наследство не
имеют. Хотели уничтожить все воспоминания об этих несчастных любовных
связях.
надеялся на его спасение... Мистер Генрих откровенно заявил, что силы
короля исчерпаны, и смерть неизбежна. Мацей сидел возле ложа умирающего и
проливал горючие слезы. Кругом замка стояли толпы народа в ожидании
известий. Шептались о том, что король пришел в сознание и выразил желание
сделать свои предсмертные распоряжения... В этот день были вызваны в замок
кастеляны, воеводы и высшие должностные лица. Целый день шли совещания у
изголовья умирающего, - записывалась его последняя воля. Близкие и
духовенство не охотно согласились упомянуть в завещании незаконнорожденных
детей, на долю которых досталось лишь маленькое обеспечение. Толпа весь
день провела в тревожном ожидании.
городе, раздался печальный колокольный звон, извещавший о кончине великого
короля с благородной душой.
молча молилась у гроба супруга, в сердце которого при жизни его она не
занимала никакого места, а придворные отдавали ей все должные почести, в
Лобзове у окна, обращенного в сторону Кракова сидела Эсфирь, сохранившая
свою прежнюю величественную красоту и как бы окаменевшая от боли. Ее
черные неподвижные глаза были устремлены в осеннюю серую мглу; перед нею
проносились картины прошлого, и она даже плакать была не в состоянии. В
тот момент, когда она услышала колокольный звон в Вавеле и поняла, что
любимый человек умер, все для нее было кончено. Около нее сидел
десятилетний сын Немира, который глядя на мать, не мог понять, что с ней
случилось, что она даже забыла о детях. Рядом тихо сидели две девочки и
робко поглядывали на мать. Кругом была тишина, лишь ветер доносил
похоронные звуки колоколов.
вуалью, пробралась в Вавель в надежде увидеть его. Она не хотела ни о чем
просить его ни для себя, ни для детей, а молила лишь о том, чтобы ей
позволено было последний раз взглянуть на обожаемого человека, пожать его
холодную руку.
его чувствовало ее присутствие, но устами не мог выразить своего желания.
Суровые лица монахов и сановников, вероятно, поняли желание короля, но не
желая потворствовать таким слабостям, тщательно охраняли вход к нему.
перед ней, притворялись, что не видят и не знают ее, и никто не хотел
содействовать ее свиданию с умирающим. Исповедник, узнав о присутствии
Эсфири в замке, вышел в сени с нахмуренным лицом и велел удалить всех, не
принадлежавших ко двору. Многие повиновались; Эсфирь стояла неподвижно. В
этот момент проходил мимо Кохан Рава; Эсфирь остановила его, открыла лицо
и взглянула на него умоляющими глазами, говорившими больше, чем слова.
Кохан сделал движение руками, показав, что не в силах исполнить ее
просьбу, и удалился в комнату больного. Эсфирь все еще не теряла надежды
увидеть в последний раз дорогого человека и не уходила.
является предвестником наступающей кончины, беспокойно метался на постели,
изредка открывая глаза. Из уст вырывались бессвязные речи, из отрывистых
слов можно было догадаться, что в нем ожили воспоминания о прошлых
страданиях...
наклонился к уху больного и шепнул о присутствии Эсфири в замке.
никого не увидел кроме ксендза и слуги. Усталые глаза медленно закрылись,
и король снова задремал и впал в забытье...
прежнем месте... Увидев его, она вздрогнула и поднялась, ободренная
надеждой... Сожаление к несчастной женщине не дало ему проговорить жестких
слов, отнимавших всякую надежду. Он молча подал ей руку и повел к
выходу... Между ними разыгралась немая тяжелая сцена. Эсфирь верить не
хотела, что она забыта и ее не допустят к ложу умирающего. Кохан почти
насильно тащил сопротивлявшуюся женщину. Эсфирь, наконец, опомнилась,
призвала всю свою гордость на помощь и, оттолкнув руку Кохана,
величественно направилась к воротам. Кохан молча провожал ее.
мало кто посещал ее. Отдавшись всей душой Казимиру, она не нуждалась в
обществе других и боялась, что появление родных могло пробудить в короле
воспоминание о ее происхождении. Один лишь Левко изредка посещал ее и то,
когда нужно было ее посредничество для защиты сынов Израиля. Она принимала
живое участие в судьбах своих единоверцев, и они уважали ее и даже
снисходительно отнеслись к тому, что она по желанию короля согласилась
окрестить своих детей.
близкого ей человека, вышла из замка в сопровождении Кохана, единственного
человека, пожалевшего бедную женщину, к ней подошел Левко, видимо,
поджидавший ее.
одинокую, осиротевшую женщину. Он понимал, что все, кто неблагосклонно
смотрел на эту любовную связь короля, продолжавшуюся столько лет, теперь
воспользуются его смертью, чтобы унизить женщину, от которой при жизни
Казимира нельзя было оторвать, и лишить ее всего имущества. Левко считал
себя обязанным придти на помощь этой женщине, не только потому что она
была его родственницей, но и из уважения к памяти короля, которому он сам
и его народ был так много обязан.
Эсфирь. Кохан, заметив Левко и находя, что Эсфирь более не нуждается в