искусный врач - это он дал мне книгу об охоте, которую вы отнесете Генриху,
- уверял меня, что у короля Наваррского вот-вот начнется какая-то
изнурительная болезнь, одна из тех болезней, которые не милуют и против
которых у науки нет никаких средств. Теперь вам понятно, что если ему
суждено умереть от столь жестокого недуга, пусть лучше он умрет вдали от
нас, не на наших глазах, не при дворе.
умрет, ослушавшись его, король увидит в его смерти небесную кару.
отъезд необходим. Но вы уверены в том, что он уедет?
лесу. Пятьдесят гугенотов должны сопровождать его до Фонтенбло, а там будут
ждать еще пятьсот.
заметно побледневший герцог.
Марго вернется ко двору свободной вдовой.
дверь, прошла в глубь кабинета и тут же вновь появилась с книгой в руках.
посмотрел на книгу, которую ему протягивала мать.
вынашивать соколов, кречетов и ястребов, написанная весьма ученым человеком,
луккским правителем - синьором Каструччо Кастракани.
или какую-нибудь другую книгу в том же роде, чтобы постичь науку соколиной
охоты. А так как на сегодня назначена охота с ловчими птицами, в которой
примет участие сам король, он не преминет прочесть хоть несколько страниц,
чтобы показать королю, что он послушался его советов и взялся за учение. Все
дело в том, чтобы вручить книгу самому Генриху.
лежала в запертом шкафу, и страницы слиплись. Вы сами, Франсуа, не пробуйте
ее читать, потому что придется мусолить пальцы и отделять страницу от
страницы, а это очень долго и очень трудно.
так усердно трудиться? - спросил герцог Алансонский.
Дайте книгу, матушка, дайте книгу! Я воспользуюсь его отсутствием и отнесу
ему книгу; он вернется и найдет ее у себя.
бы вернее.
протянула ему Екатерина.
не опасно, а вы еще и в перчатках.
книгу в плащ.
на минуту.
волнения.
его свидетелем происходивших там событий - то страшных, то радостных, в
зависимости от того, грозил или улыбался гений-покровитель будущему
французскому королю.
кутежей, опрысканных духами перед любовными свиданиями, никогда в этом
уголке Лувра не появлялось лицо, более бледное, чем лицо герцога
Алансонского, когда он с книгой в руке отворял дверь в опочивальню короля
Наваррского.
тревожным или любопытным оком подсмотреть, что он собирался сделать. Первые
лучи солнца освещали совершенно пустую комнату.
собой. Несколько звеньев от пояса-цепи валялось на полу. Туго набитый
кошелек почтенных размеров и маленький кинжал лежали на столе; легкий пепел
еще носился в камине, и все это вместе с другими признаками говорило герцогу
Алансонскому, что король Наваррский надел кольчугу, потребовал от своего
казначея денег и сжег компрометирующие бумаги.
Алансонский.
того, как он обшарил глазами каждый уголок комнаты, после того, как он
приподнял все стенные ковры, и после того, как сильный шум, долетавший со
двора, и полная тишина, царившая в покоях Генриха, убедили герцога, что
никто и не думает за ним подсматривать, он вынул книгу из плаща и быстрым
движением положил ее на стол, где лежал кошелек, прислонил ее к пюпитру из
резного дуба; тотчас же отойдя подальше, он протянул руку в перчатке и с
нерешительностью, выдававшей его страх, раскрыл книгу на странице с
охотничьей гравюрой.
перчатку и бросил ее в еще горевшую жаровню, которая только что поглотила
письма. Мягкая кожа зашипела на угольях, свернулась и развернулась, как
большая мертвая змея, и вскоре от нее остался лишь черный сморщенный
комочек.
затем свернул плащ, в котором принес книгу, сунул его под мышку и скорыми
шагами удалился к себе. С бьющимся сердцем отворяя свою дверь, он услыхал на
винтовой лестнице чьи-то шаги; будучи совершенно уверен, что это
возвращается Генрих, он быстро запер за собой дверь.
Генриха в этой части не было, и герцог окончательно убедился, что это
возвращается к себе Генрих.
эпохи Фарамона до Генриха II, который спустя несколько дней после своего
восшествия на престол дал привилегию на ее печатание.
Биение в висках отдавалось в самой глубине мозга, и, как это бывает иногда
во сне или в магнетическом экстазе, Франсуа казалось, что он видит сквозь
стены; взгляд его проникал в комнату Генриха, несмотря на тройное
препятствие, отделявшее его от комнаты.
внутренним взором, герцог пытался сосредоточить взгляд на чем-нибудь другом,
не на этой страшной книге, прислоненной к дубовому пюпитру и открытой на
охотничьей гравюре. Но тщетно брал он в руки то один, то другой предмет из
своего оружия, то одну, то другую Драгоценность, и сотни раз прошагал взад и
вперед по одной линии: каждая подробность гравюры, которую, кстати сказать,
герцог видел мельком, запечатлелась у него в мозгу. То был какой-то дворянин
на коне - он сам исполнял обязанности сокольника, махал вабилом, подманивая
сокола, и скакал во весь опор среди болотных трав. Как ни сильна была воля
герцога, воспоминание торжествовало над волей.
подходит к книге, смотрит на гравюру, пытается переворачивать страницы, но
страницы слиплись, это ему мешает, он мусолит палец и, устранив помеху,
листает книгу.
зашатался и вынужден был опереться на стол одной рукой, а другой прикрыть
глаза, как будто, прикрыв глаза, он не так ясно видел то зрелище, от
которого хотел бежать.
на несколько минут около людей, грузивших на двух мулов якобы охотничьи
припасы, которые на самом деле были не чем иным, как деньгами и вещами,
необходимыми для путешествия, и, отдав распоряжения, пересек двор по
диагонали, очевидно, направляясь к входной двери.
поднимался не Генрих! Значит, все душевные муки, которые он претерпевал в
течение четверти часа, он претерпел напрасно! То, что он считал уже
конченным или близким к концу, должно было только начаться.
подойдя к двери в коридор, прислушался. На сей раз ошибиться было
невозможно: это в самом деле был Генрих. Герцог Алансонский узнал его
походку и даже характерный звон колесиков его шпор.
вернулся к себе в комнату и упал в кресло.