не укроетесь. Желаю удачи. От всего сердца!
Ремарка.
вырисовывалось смутно, неопределенно. Я думал уже не о том, что оставил, а о
том, что ждало меня впереди.
ЭПИЛОГ
сказал начальник по службе, что уже вторично один и тот же мужской голос
требует меня к аппарату. Первый раз он звонил в мое отсутствие - я была в
командировке, выезжала из Берлина. Теперь наконец застал меня.
обычные детали только и оказались в моем распоряжении. И для меня они играют
роль. Они стали тропинкой к моему прошлому, которое мне дорого и, возможно,
дорого другим, по крайней мере, мне хочется думать, что оно дорого кому-то
еще на земле. Это желание наивно, хотя и продиктовано убежденностью много
видевшего и много пережившего человека.
учреждение весьма хлопотливое. Мы занимаемся вопросами землеустройства и на
отсутствие звонков не жалуемся. Но разговор оказался необычным.
искал, как Андреас, не ведая о том, что теперь я живу под своей девичьей
фамилией Эйслебен. И только недавно совершенно случайно узнал об этом - и
вот звонит мне.
чувство досады и одновременно страха. Мне показалось, будто друзья мужа
решили воскресить память Андреаса и им понадобилась я как объект шантажа.
Бывшая жена гестаповца - приманка для всякого рода политических интриганов
из Западного Берлина. Я могла бы сразу оборвать разговор, но он просил
назначить время, когда я смогу его принять.
однообразно. Во всяком случае, ничего необыкновенного, ничего таинственного
не случалось. И вдруг... этот звонок. Он пробудил не только любопытство. Он
заронил надежду. Давно уснувшую надежду. Я захотела услышать что-то
радостное.
только об этом я думала четыре томительных часа, пока ждала встречи с
незнакомым человеком. Я была почти уверена - он принесет мне счастливое
известие, обязательно счастливое. Ведь не ради же горьких и печальных слов
он искал меня так долго. Нет, так не бывает.
парадную дверь и впустила в дом высокого, лет сорока мужчину с густой
шевелюрой.
не быть обременительным для других. Он назвал себя советским журналистом и
спросил, была ли я в войну в оккупированном немецкими войсками русском
городе Энске. Когда я утвердительно кивнула, он задал второй вопрос: служила
ли я в Викомандо? Получив и на это утвердительный ответ, он промолвил:
сомневался. И он задал последний вопрос: говорит ли мне о чем-либо фамилия
Пейпер? Да, конечно, говорит. Если речь идет о том Пейпере, который служил в
Энске начальником аэродромной метеослужбы, то я его знала. Он часто заходил
в Викомандо, передавал нам сводки погоды.
человека с тем прошлым, о котором я думала.
толстый пакет и положил передо мной на стол. Положил и сказал:
вновь. Вы должны помочь нам полностью восстановить истину...
сводила глаз с пакета, в котором содержалась тайна, касающаяся меня. Моя
память воскресила одну деталь: я вспомнила, что как-то в Энске видела
Пейпера в компании Дмитрия. Пакет, должно быть, связан с Дмитрием. Он
расскажет о нем. Я уверена в этом.
что-то живое.
открытку.
предела, пальцы вздрагивали. Я боялась узнать страшное. Внутри жила надежда,
и если я сумела пронести ее через годы страданий и тревог, то зачем сейчас,
в тишине, терять свою мечту!
Он! Его почерк. Круглый, четкий. Записки Дмитрия. Их много. Целое богатство.
буквами страниц! Я слышала его голос. Волнующий, любимый голос.
Долгожданная встреча! Пусть не такая, как рисовалась мне в мечтах. Но все же
- желанная.
каких-нибудь понятных мне слов. На последней странице стояла дата: "1943
год". И все. По-видимому, это история. История, которая завершилась сорок
третьим годом. Дмитрий своей рукой поставил дату. А потом? Потом он жил,
дальше жил. Если бы жизнь его оборвалась, оборвались бы и записки.
каждый листок. Еще одна надпись попалась мне на глаза. Она была сделана на
почти прилипшей к обложке серой страничке. Она гласила: "Дмитрий Брагин,
майор, район Крустпилса. 15 мая 1944 года".
внушили новое подозрение. Что значит - 15 мая 1944 года?
одолевали тяжелые предчувствия. И избавиться от них было трудно. Я призывала
на помощь воспоминания. Как ни странно, но прошлое почему-то казалось
светлым. То прошлое, которое мы пережили в мрачные дни войны, в страданиях,
в постоянном ожидании смерти, теперь представало передо мной в ином свете.
Да, я мучилась, я потеряла сына, я видела гибель многих людей. Но я испытала
и первое большое чувство, которое дарит человеку судьба только однажды. Я
была рядом с сильным, мужественным другом и сумела поддержать его в подвиге.
А то, что он творил своей жизнью подвиг, я не сомневаюсь, как не сомневалась
и тогда. Может быть, я чем-то помогла ему. Совсем немногим, но сознание и
этого участия в его борьбе приносит счастье.
ожидание И вот теперь - еще предчувствия. Нужно их изгнать из сердца. Должны
быть только надежды, светлые надежды и свершения.
которые донесла до нас записная книжка Брагина, прибавилась еще одна.
железнодорожного пути Крустпилс-Даугавпилс советская разведывательная группа
пустила под откос литерный состав немцев, шедший к фронту. На след группы
напала специальная команда от карательного батальона в количестве
девятнадцати человек. Поначалу разведчики стали уходить к литовской границе,
а потом вдруг, описав полукруг, направились в обратную сторону, к железной
дороге и берегу реки. Эсэсовцы преследовали группу в течение всей ночи.
Несколько раз возникала перестрелка. Разведчики выбили в карательной команде
девять солдат и двух командиров.
Разведчики сопротивлялись отчаянно и теряли одного человека за другим. У них
иссякли боеприпасы. Кольцо сжималось. Уже только два человека отбивались от
наседавших эсэсовцев. Эсэсовцы решили взять их живьем и поползли к берегу. И
тогда те двое подорвались на единственной гранате.
1944 года.
настойчиво я искала разгадку тайны и, когда нашла ее, должна была отдать
взамен свою мечту о друге. Теперь со мной только воспоминания о нем.
Многое стало понятным из того, что было пережито. Многим я восхищалась и
кое-чему улыбнулась.
удивительна своей простотой. Нет, не величие ума, не особенность дарования,
не фанатическое самопожертвование характерны для него. А убежденность в
своей правоте. Убежденность, ставшая частицей души, ритмом сердца. Кто
выпестовал в нем эту правоту? Не знаю. Может быть, великое время, может
быть, люди, жившие с ним, а может быть, мудрость идей. А возможно - и то, и
другое.
ли нам это? Не помешает ли кровь и смерть многих искренности суждений?
Сердце говорит, что нет. Не помешает. Где-то скрещиваются человеческие пути,