работать где-то на задворках. Дорогой мой, я ведь не обижала тебя, правда?
Ты знаешь, я тебя искренне люблю! Я не хочу, чтобы ты меня покидал, а ты
меня покинешь, если забьешься в эту противную вермонтскую берлогу.
месяцев в году?
произведения на свет Дорогого Младенца не будет уже позади. Тогда
подумаем.
от "Скворечника", то не настолько серьезно, чтобы что-то предпринять.
работа шла у него так скверно, как никогда в его жизни. Он утратил свой
бешеный пыл и ясность духа. Он слишком чувствовал пытку возведенного в
профессию светского образа жизни и никак не мог постичь этого таинства -
званого обеда: через силу развлекать людей, которые вам не милы и не
интересны.
раздражали хорошо одетые ничтожества, и одно время он даже увлекался
азартной игрой - добиваться, чтоб Избранное Общество приняло его в свою
среду. Но теперь разум его возмутился.
Клифа, который был ему утешением среди Ангусов Дьюеров и Эрвингов Уотерсов
на медицинском факультете. Но Клифа не оказалось ни в автомобильном
агентстве, в котором он служил когда-то, ни в других автомобильных
предприятиях. Мартин не виделся с ним четырнадцать лет.
визитную карточку:
человека! Как он тогда дал мне денег в долг на поездку к Леоре! Старый
Клиф! Черт возьми! Мне очень нужен кто-нибудь, вроде него... теперь...
когда Терри нет и я окружен этой светской сворой! - возрадовался Мартин.
громогласно говорил молоденькой регистраторше:
нигде не видывал более шикозной обстановки, чем тут у вас, - разве что в
жульнических акционерных конторах, и нигде не встречал такой пикантной
милашки! Как вы насчет тихого обеда тет-а-тет, как-нибудь вечерком?
Полагаю, я теперь часто буду иметь с вами parlez-vous - мы с доком
Эроусмитом большие друзья. Я и сам док - честное слово! - Костолом первый
сорт - был на медицинском факультете, все как полагается. А! вот и ты,
разбойник!
удручен.
было потно; голос звучал сипло; немыслимый клетчатый костюм плотно
обтягивал грузные плечи и толстомясые ляжки.
Мешок с костями! Разрази меня гром, если ты смотришь хоть на день старше,
чем в последний раз, когда я видел тебя в Зените!
скромной регистраторши. Он сказал:
публики, в свой личный кабинет.
безопасности. - Где ты пропадал? Мы с Леорой, как приехали в Нью-Йорк, из
кожи лезли, чтоб тебя найти. Да... Ты знаешь... о ней?
Вест-Индии... или где это было? Ты теперь, полагаю, большой человек -
многославный гонитель чумы, и всякое такое, всемирно знам-менитый ученый
муж. Забыл небось старых друзей.
энларгатус, Март. Черт подери, говорю я, бывало, самому себе: если я
нагряну и Март отворотит от меня нос, я ему выложу правду, всю как есть -
на закуску после сладких комплиментов от светских дамочек. Рад, что ты не
потерял головы. Собирался я написать тебе из Бьютта - я там продавал дутые
нефтяные акции, а сейчас смотался, чтоб избавить ревизоров от труда
просматривать мои книги. "Ну, - думаю я иной раз, - сяду и накатаю
мозгляку письмо, польщу его честолюбию и сообщу, в каком я восторге от его
расчудесной работы". Но, ты знаешь, время как-то идет и идет. Ну так!
Эксцелентус! Теперь мы можем видеться вволю, я тут с одним субъектом
затеваю в Нью-Йорке дельце по продаже акций. Здорово зашибем, старина! Я
тебя вытащу на этих днях и покажу, что значит настоящая жратва. Ну, ладно.
Расскажи-ка, что ты делал с тех пор, как вернулся из Вест-Индии. Верно,
примеряешься, как половчее пройти в хозяева, в президенты или, как оно тут
зовется, сего многославного институтуса?
держаться своей лаборатории. Я... Тебе, может быть, любопытно послушать о
моей работе с фагом?
свои опыты.
- почтенная старая курица, миссис Публика, уже немного наслышана об этом
бак... как его бишь? - бактериофаге. Так вот, помнишь ты старого плута,
Бенони Кара, которого я представил на медицинском банкете как великого
фармаколога? Мы с ним вчера кутнули вдвоем. Он открыл санаторий на
Лонг-Айленде - для отвода глаз: на деле он форменный бутлеггер; держит там
у себя богатых лоботрясов и поит их всем, чего они пожелают, по рецепту
врача, вполне законно, не подкопаешься! Устраивает им шикарные вечеринки,
с дамочками, все как следует! Когда у дяди Клифа делается острый приступ
тедиум бутылис, он едет поправляться в санаторий Кара. Теперь, прошу
внимания! Кар, или кто-нибудь другой, провозглашает новый способ лечения -
скажем, фаготерапию... О, дядя Клиф мастер изобретать названия, на которые
доллары клюют, как рыба на живца! Пациенты сидят в паровой бане и глотают
таблетки фага - на деле можно подмешать немного стрихнину, чтоб-сердце
прыгало повеселей! Последнее слово науки! Пахнет миллионом! Что скажешь?
знаю, как мне объяснить тебе, что значит истинная наука. Да, истинная
наука. Так называл это Готлиб. Я ученый (или, по меньшей мере, считаю себя
ученым), и я не могу... Ну... я не могу связаться с такого рода делом...
Я и сам попотел в анатомичке! Глупая ты медуза, у меня и в мыслях не было
связывать с этим твое имя! Ты будешь стоять в стороне, снабжать нас
таблетками и создавать широкую рекламу для фага вообще, чтобы денежный
народ шел на удочку, - а черную работу проведут без тебя.
бы вот что: доведись мне узнать, что кто-нибудь затеял подобную штуку, я
бы отдал его под суд, кто б он ни был!
его звучало подозрение:
находке. Ладно, Март. Мне пора. Только я скажу тебе, что ты мог бы
сделать, если это не заденет опять твоей чувствительной совести: ты мог бы
пригласить старого Клифа к себе домой на обед, познакомить его с твоею
новой женушкой, о которой он читал в газетах в светской хронике. Мог бы,
знаешь ли, вспомнить, старый жох, что были времена, когда ты охотно
позволял толстопузому Клифу накормить тебя и взять к себе на ночлег!
никто. Слушай. Где ты остановился? Я спрошу у жены, когда у нас ближайший
свободный вечер, и позвоню тебе завтра утром.
твоего дня? Хорошо, хорошо! Я в чужие дела не суюсь. Остановился я в
Беррингтон-отеле, комната шестьсот семнадцать - запомни! Шестьсот
семнадцать. И позвони мне завтра утром, до десяти. А знаешь, пикантная
девчонка сидит у вас там при входе. Как ты полагаешь: есть шансы у дяди
Клифа вытащить ее в ресторан и так далее?
Мартин запротестовал:
тебе не советую.