консервативной политикой. Цель сопротивления - "урегулировать свободу".
Нужно не обуздывать постоянно обнаруживающееся в народе брожение,
порождаемое нуждами, стремлением, страданиями, идеями, мечтами и химерами;
не следует пренебрежительно относиться к выражению всего этого в народных
речах и в декламациях прессы, а следует дать ему законный исход и
правильную форму, допустить законное его выражение и тем побудить его
выражаться спокойно. Вся задача и заключается в переводе свободы из
буйного состояния в нормальное, считал Гизо. Всего сильнее он восставал
против того, что называл "духом 91 года". Это был дух революции.
при столкновении с жизнью: сословие работающих восстало против тех, кто
создавал м н е н и е для с е б я, во имя своих интересов: трудились -
миллионы, стригли купоны - тысячи; неравенство классов чревато взрывом,
равновесие невозможно.
исследования с.-демократии Польши и России, ибо наверняка петербургские
Гизо будут стараться примерить модель Гизо на разлагающееся тело империи.
История - форма исследования вероятии будущего".
Дзержинский, радуясь весточке с воли, "папироску" развернул, прочитал
листовку, не поверил глазам, прочитал еще раз:
типограф Марцын Каспшак.
учреждения "демократической" Государственной думы, - преступное царское
правительство бросило рабочему классу кровавый вызов.
него удвоенной боевой энергией!
Ты ведь такой человек, Марцын, что без тебя плохо жить на этой земле. Есть
такие люди, которые обязательно должны жить до тех пор, пока живешь ты.
Тогда не страшно, если ты где-то рядом, и тебя можно найти, и прийти к
тебе, сесть на табуретку в твоей кухоньке, выпить с тобою чаю, выплакать
тебе свое горе, и отступит отчаяние, и не будет так одиноко и пусто. Ты
ведь не для себя жил, Марцын; поэтому-то и ж и л. Ах, Марцын, зачем тебя
нет?
Гриневского, боевика из ППС. Был Казимеж избит немилосердно, верхняя губа
вспухла, выворотилась синим, в белых пупырышках мясом, левый глаз затек,
ухо было красно-желтым - полыхало жаром.
скрежещуще запер дверь. - Сейчас, браток, сейчас, я оденусь, потерпи
минуту.
Альдоной, - мягкое, вафельное, не измученное тюремной карболкой, осторожно
обмыл лицо Гриневского, потом снял с него башмаки, положил на койку и
достал из столика металлическую невыливайку с йодом: поскольку стекло в
камере не позволялось, йод он держал в невыливайке, но всегда при себе -
помнил побои во время первого ареста, помнил, как загноилась вся спина,
оттого что ни у кого из товарищей не было чем промыть ссадины, оставшиеся
после ударов березовыми, свежесрезанными палками.
сейчас больно будет.
но застонал сразу, оттого что губу резануло тяжелой, рвущей болью.
больно, тогда не обидно ощущать ту боль, что другой тебе приносит.
оттого что понимал, как ему больно сейчас, когда шипящий йод проникал в
открытые белые нарывчики на вывернутой губе.
специально, в Мюнхене посещал курсы, знал, что в тюрьме никто не поможет,
если сам арестант не научится), он раздел Гриневского, укрыл его двумя
одеялами - знал по себе, что после побоев сильно трясет, - и начал
тихонько, ласково поглаживать Казимежу голову, от макушки - к шее; это,
говорили мюнхенские доктора, действует лучше любого снотворного.
нет?
внешность.
обязан запоминать то, что вижу и слышу, не полагаясь на бумагу.
- покрываете.
обозом?
Владивостокской второй мужской гимназии, поручик артиллерии, причислен к
его императорского величества корпусу жандармов после сражения у Мукдена.
Там я был, изволите ли видеть, по иную сторону баррикады, нежели чем ваш
друг Пилсудский. Кстати, из его миссии ничего не вышло - слыхали? Мы туда
отправили одного из лидеров национальных демократов, господина Романа
Дмовского, он такую характеристику выдал Пилсудскому, что от него
шарахнулись японцы: как-никак монархия, они микадо чтут, а тут социалист
со своими услугами... Существует некая кастовость монархов: воевать -
воюют, но хранят корпоративную верность в основополагающих вопросах, не
желают окончательного крушения, только частичных уступок жаждут.
висках, лицо поручика. - Хорошо мыслите.
глаза этого жандарма понравились ему - в них не было потуги на внутреннюю
постоянную игру, которая обычно свойственна чинам из департамента.
открытым сердцем, ибо видел на фронте измену, граничившую с идиотизмом,
государственное предательство пополам с тупостью. Я пришел сюда, считая,
что смогу принести благо родине, пользуясь полицией, словно воротком, в
достижении общегосударственных патриотических целей. Но увы, здесь никто
не хочет заниматься охраной общества - в истинном понимании этих слов,
потому что нельзя карать тех, кто объявляет войны, выносит приговоры,
издает законы, - инструмент власти не может восстать против власти же;
часть не в состоянии подняться против целого.
приемлю. Вы хотите разрушить все, что создавалось веками, а мне, русскому
интеллигенту, слишком дорога культура моей родины.
хотим дать ее народу; ныне культура принадлежит тем, кто не очень-то ею
интересуется - корешки подбирают в тон к обоям, или живопись, чтоб
соответствовала интерьеру.
Разрушать культуру прошлого могут вандалы, мы же исповедуем
интеллигентность, как проявление духа человеческого.
поручик!"
частности, - он понизил голос, чуть подавшись вперед, - Цадер, друг
Пилсудского и Гемборека; как-никак вместе в тюрьме сидели. Это - аванс,
Феликс Эдмундович, я вам государственную тайну открыл, меня за это должны
упрятать в Шлиссельбург...
спросил Дзержинский.