берегам озера Опет, где узкий канал отводил воды озера и давал галерам
Опета доступ к океану. Канал назывался рекой жизни, артерией, которая
питала сердце Опета.
канал, и перебили гарнизон и надсмотрщиков. Большая часть флота Хаббакук
Лала лежала на берегу, готовясь к очистке корпусов. Галеры были сожжены на
месте, а моряков побросали живыми в огонь.
освобожденных рабов снесли небольшой гранитный холм, стоявший рядом с
рекой жизни, и погрузили его в самое узкое место канала, сделав
невозможным проход для любого судна, большего, чем каноэ. Эта работа
сопоставима со строительством великой пирамиды Хеопса. Город Опет и его
население были полностью отрезаны от внешнего мира.
беспрепятственно прошла по территории дравов и, как черная буря, ворвалась
на холмы Зенга.
устремилась через реку в районе Сетта. Сам Манатасси командовал ею, и
именно он избрал это место для переправы.
человек и был разбит в короткой кровавой битве. Мармон бежал с поля битвы
и умер на собственном мече среди горящих развалин Заната.
Его колонна занимала три мили в ширину и двадцать в глубину, огромное
количество людей мешало ей продвигаться быстро.
ни детей. Не грабил, жег ткани, книги, кожу, разбивал посуду, бросал все в
погребальный костер нации. Здания он сжигал, а потом разбрасывал горячие
каменные плиты.
ее горит все ярче.
Мармоном на севере, еще два были разорваны на куски на террасах Зенга, а
выжившие держались в нескольких осажденных крепостях.
Манатасси. Они встретились в ста пятидесяти милях к северо-востоку от
Опета, и Ланнон одержал победу, которая дала ему две мили территории и
один день передышки, но которая стоила четырех тысяч убитых и раненых.
Бен-Амона, пришел в палатку Ланнона на поле битвы, когда небо светилось от
похоронных костров, а запах сожженного мяса портил аппетит, оставшийся
после усталости битвы.
увидел, что он больше уже не молод. Как быстро пронеслись годы. - За
каждого нашего мы взяли двенадцать, - продолжал Бакмор.
рану на руке. Он увидел засохший пот и кровь в волосах и бороде Бакмора,
на его красивом лице обозначились новые линии.
лице Бакмора углубились.
отчаянные часы, когда казалось, он будет разорван под давлением черных тел
и стали.
меньше предыдущей. Снова Ланнон одержал победу, но не смог удержать поле и
должен был оставить тысячи своих раненых гиенам и шакалам, а сам отступил
к холмам, к новой защитной линии.
семьдесят дней. И в конце этого времени они стояли лагерем в двадцати
римских милях от Опета, и шесть легионов Ланнона сократились до трех.
двести тысяч врагов. Потому что Зенг пал, и только горстка воинов
пробилась, чтобы описать его судьбу. Города сожжены и сровнены с землей,
сады срублены и тоже сожжены. Шахты срединного царства разрушены, рабы
освобождены и присоединились к ордам Манатасси, а стволы шахт забиты
землей и камнями.
нельзя уйти, а с востока и запада движутся новые армии, чтобы усилить
давление Манатасси на Опет.
они, казалось, не уменьшились и не утратили решительности. Каждый раз, как
Ланнон устанавливал свои знамена и препятствовал Манатасси продвигаться,
на него набрасывались свежие силы. Он уничтожал их десятками тысяч, он
обескровил собственные легионы, и с каждым разом усталость и отчаяние все
сильнее подавляли их боевой дух.
перебил своих офицеров и разбежался в темноте маленькими группами. Взяв
своих женщин из окружающих Опет деревень, беглецы растворились на юге.
они предстали перед гневом Ланнона. Все они смешанной крови юе, классом
выше освобожденных рабов, самый низкий слой граждан, которым позволено
носить оружие. Похоже, они невысоко ценили эту привилегию. Храбрый от
сознания неизбежности казни, их предводитель сказал царю:
немного выше собак, мы остались бы с тобой.
оставшимися двумя легионами отступил в город.
север, Ланнон днем и ночью видел огни армии Манатасси, как цветущие
маргаритки на равнине. Манатасси продолжал теснить его.
Бакмор приблизился к царю с первой хорошей новостью за долгие дни.
оживает его дух.
признался себе, как ему не хватает маленького жреца. Он не видел его с
того дня, как Хай выбежал из пещеры Астарты в середине церемонии
Плодородия Земли.
сто золотых пальцев за информацию о нем, Хай исчез.
своему другу, по его советам и утешениям!
песне большого топора.
переходил в другой. Большую часть времени он работал над свитками. Он
принес с собой все пять золотых книг и, уходя из хижины, прятал их под
матрац.
он работал днями и ночами, но потом масло для лампы кончилось, и по ночам
он бродил по берегу и слушал, как небольшой прибой шипит и шумит,
накатываясь на песок, а ветер над островом шелестит листьями пальм.
отмелях, он похудел, его волосы и борода спутались.
думал, кроме своей потери. Прошло много дней в безнадежном отчаянии,
прежде чем гнев и негодование начали поднимать в нем свою голову. Из
глубины возникали мысли, темные и опасные, как тени акул-убийц,
поднимающихся на запах крови.
казалось, что они жестоки и алчны. Земля, вся посвященная накоплению
богатства, не считая количества затраченных человеческих жизней.
Легкомысленные боги, требующие жертвоприношений, кровожадные и алчные.
набегала на его ноги и отбегала назад. Темные мысли оставались, смешиваясь
с воспоминаниями о Танит.
слуг. Чего еще они хотят от него? Он отдал им все, что ему было дорого, а
им все мало.
жалел теперь, что не рассказал Ланнону о Танит. Если бы Ланнон знал, он
защитил бы его любовь, Хай был уверен в этом. Сначала он возненавидел
Ланнона, потому что именно он назвал имя жертвы. Потом разум победил. Он
понял, что Ланнон действовал, желая лучшего. Он ничего не знал о
взаимоотношениях Хая и Танит. Он знал только, что нация в страшной
опасности и нужен ценный вестник. Танит в таком случае - естественный
выбор, неохотно признавал Хай. Он поступил бы так же.
подталкивал его к этому. Богов, безжалостных богов.
горизонте виднелись розовые утесы и башни Опета.
чтобы запеть хвалу Баалу.