Чтение 104–й страницы книги ~Колдун и кристалл~

решили не приходить в город на Ярмарку... Почему они решили не приходить,
Сюзан? Они не любят Ярмарки?

- Ты об этом скоро узнаешь. Нет у меня времени отвечать на твои
вопросы, Шими. Иди... дорога у тебя дальняя. Однако он не сдвинулся с
места.

- Что еще? - спросила Сюзан, стремясь не выказывать нетерпения. -
Шими, в чем дело?

- Я бы хотел, чтобы ты поцеловала меня. Все-таки fin de ano. - И Шими
густо покраснел.

Сюзан не могла не рассмеяться, потом приподнялась на цыпочки и
поцеловала его в уголок рта. С этим Шимии отбыл к "Полосе К".

На следующий день Рейнолдс поскакал в СИТГО. Лицо укутал шарфом,
оставив только глаза. Ему не терпелось выбраться из этого чертова Хэмбри,
где пастбища так близко соседствовали с морем. Вроде бы и температура упала
не так сильно, но ветер, набрав скорость надводной гладью, резал как ножом.
А еще больше угнетало его другое: ощущение обреченности, накрывшее город,
да и весь Меджис, в преддверии ярмарки Жатвы. Рой это тоже чувствовал. Об
этом ясно говорил его взгляд.

Нет, у него явно полегчает на душе, когда трое юных рыцарей
превратятся в пепел, который разнесет ветром, а он покинет этот забытый
богами феод.

Рейнолдс спешился на автомобильной стоянке, привязал лошадь к ржавой
железяке с загадочным словом "шевроле", едва читаемым на небольшой, когда-
то блестящей табличке, и зашагал к нефтяному полю. Ветер пробирал даже
сквозь овчинный полушубок, которым его снабдили на ранчо, и дважды ему
пришлось натягивать шляпу на уши, чтобы ее не сдуло ветром. Он даже
радовался, что не может увидеть себя: должно быть, выглядел он как какой-
нибудь гребаный фермер.

Оглядываясь по сторонам, Рейнолдс время от времени удовлетворенно
кивал. Тишина и покой. Лишь ветер шуршит в соснах, растущих по обе стороны
от трубы. Никогда не подумаешь, что за тобой наблюдает с десяток пар глаз.

- Эй! - позвал он. - Выходите, парни. Давайте держать совет.

Мгновение его призыв оставался без ответа. Потом из-за деревьев
появились Хайрем Куинт с ранчо "Пиано" и Крикун Каллахэн из "Приюта
путников". Святое дерьмо, в изумлении подумал Рейнолдс, и где они только
этим разжились.

Из-за пояса штанов Куинта торчал древний мушкетон. Рейнолдс подумал,
что Куинту крупно повезет, если мушкетон просто даст осечку, когда тот
нажмет на спусковой крючок. Если не повезет - мушкетон взорвется и ослепит
его.

- Все тихо? - спросил Рейнолдс. Куинт ответил на непереводимом местном
диалекте. Крикун с минуту слушал его, потом взял инициативу на себя.

- Все хорошо, сэй. Он говорит, что он и его люди теряют терпение. -
Широко улыбнувшись, Крикун добавил: - Если бы вместо мозгов был порох, он
не смог бы высморкаться.

- Но доверять этому идиоту можно?

Крикун ползал плечами. Вероятно, сие означало, что да.

Они прошли под деревья. Там, где Роланд и Сюзан видели почти тридцать
цистерн, стояли шесть, и из этих шести только в двух была нефть. Мужчины
сидели на земле или храпели, привалившись к стволам сосен и надвинув на
лицо сомбреро. В большинстве своем их вооружение по возрасту и надежности
могло посоперничать с мушкетоном Куинта. У некоторых Рейнолдс заметил
пращи. И решил, что проку от них будет больше. Он повернулся к Крикуну:

- Скажи этому лорду Перту, что если мальчишки придут, будет стычка и у
них есть только один шанс сделать все как надо.

Крикун заговорил с Куинтом. Тот заулыбался, обнажив остатки зубов.
Коротко ответил, затем пальцы его сложились в громадные кулаки, он поставил
их один на другой и повернул в разные стороны. как бы откручивая шею
невидимому врагу. Крикун начал было переводить, но Клей Рейнолдс остановил
его взмахом руки. Ему хватило одного слова, которое он понял без перевода:
muerto [мертвец, покойник (исп.).]

Всю предшествующую празднику Жатвы неделю Риа просидела перед
магическим кристаллом, вглядываясь в его глубины. Черной ниткой она пришила
голову Эрмота к его телу, мертвой змеей обвязала себе шею да так и сидела,
не замечая запаха разложения, который со временем только усиливался. Дважды
подходил Масти, громко мяукал, требуя еды, и всякий раз Риа ногой
отталкивала его, не отрывая взгляда от хрустального шара. Она сама все
более превращалась в скелет, а глаза уже напоминали глазницы тех черепов,
что лежали в висевшей в углу сетке. Иной раз она впадала в дрему, с гниющей
змеей на шее, с хрустальным шаром, лежащим на коленях. Упиралась острым
подбородком в шею. из уголков рта вниз бежали струйки слюны, но спать она
не спала. Она не могла терять время на сон: слишком многое показывал ей
магический кристалл.

Показывал в охотку. Теперь, чтобы заглянуть в розовые глубины, ей уже
не приходилось прибегать к пассам. Ей открылась вся мерзость Меджиса, все
гадости и жестокости, творимые вдали от чужих глаз. В большинстве, конечно,
она видела всякую ерунду: мальчишек, которые онанировали, подглядывая в
замочную скважину за раздевающимися сестрами, жен, выворачивающих карманы
мужей в поисках денег или табака, Шеба, пианиста, вылизывающего сиденье
стула, на котором только что сидела голой задницей его любимая проститутка,
служанку в Доме-на-Набережной, плюнувшую в подушку Кимбы Раймера после
того, как канцлер дал ей хорошего пинка: служанка помешала ему пройти.

Все, что видела Риа, лишь подтверждало ее мнение об обществе, которое
она покинула. Иногда она дико смеялась, иногда обращалась к людям, которых
видела в хрустальном шаре, словно они могли ее слышать. На третий день
недели, предшествующей празднику Жатвы, она перестала ходить в туалет, хотя
и могла брать с собой магический кристалл, и теперь от нее шел резкий запах
мочи.

На четвертый день Масти перестал подходить к ней.

Риа смотрела в магический кристалл и растворялась в нем, как случалось
с другими, теми, кто приникал к шару до нес. Она уже не отдавала себе
отчета в том, что шар, показывая ей невидимое другим, высасывает из нес
остатки anima. А если бы и отдавала, то скорее всего решила, что это
равноценный обмен. Она видела все то, что люди старались скрыть от
посторонних глаз, все то, что всегда интересовало ее, и едва ли сочла, что
ее жизненная сила - слишком дорогая плата за доставленное удовольствие.

- Дай я ее зажгу, боги тебя побери. - Джонас узнал говорившего: этот
мальчишка махнул Джонасу отрезанным собачьим хвостом и крикнул: "Мы -
Большие охотники за гробами, как и ты!"

Другой мальчишка, к которому обращался этот ангел, никак не желал
расставаться с куском печенки, который они увели из-под носа владельца
мясной лавки на нижнем рынке. Первый схватил его за ухо, вертанул. Второй
мальчишка вскрикнул, выронил печенку из вымазанных кровью рук.

- Так-то лучше. - Первый поднял кусок печенки. - Ты должен помнить,
кто тут босс.

Они стояли за небольшой пекарней на нижнем рынке. Поблизости,
привлеченный запахом горячего хлеба, терся пес с бельмом на одном глазу. Он
смотрел на них, повиливая хвостом.

На куске печени виднелся разрез, из него торчал зеленый фитиль большой
петарды. Под фитилем печенка раздулась, как живот беременной женщины.
Первый мальчишка достал серную спичку сунул ее меж передних зубов, зажег.

- Он не возьмет! - подал голос, дрожащий от надежды и предвкушения,
третий мальчишка.

- Такой-то тощий? - хмыкнул первый. - Возьмет, ставлю мою колоду карт
против твоего лошадиного хвоста. Третий подумал и покачал головой. Первый
широко ухмыльнулся. - А ты мудр. - И зажег фитиль. - Эй, милый, - позвал он
пса. - Хочешь попробовать вкусненького? Держи!

И он бросил кусок печенки. Шипящий фитиль не остановил пса. Он
метнулся к печенке, не отрывая единственного глаза от еды, какой не видел
уже много дней. И в тот момент, когда пес на лету поймал печенку петарда,
которую мальчишки засунули внутрь, взорвалась. Громыхнуло, вспыхнуло. У пса
оторвало нижнюю челюсть. Хлынула кровь. Какое-то мгновение пес стоял, глядя
на мальчишек одним глазом, потом рухнул.

- Схватил! - воскликнул первый мальчишка. - Схватил! Нас ждет
счастливая Жатва, а?

- Что это вы тут делаете? - раздался женский голос. - А ну кыш отсюда,
воронье!

Мальчишки убежали, смеясь, и смех их действительно напоминал карканье
ворон.

Катберт и Ален остановили лошадей у устья каньона Молнии. Ветер уносил
от них "голос" червоточины, но от него все равно гудела голова, дребезжали
зубы.

- Как же я ее ненавижу. - процедил Катберт. - Давай поторопимся.

- Да, - согласился с ним Ален.

Они спешились, неуклюжие в полушубках, привязали лошадей к кустам, что
росли неподалеку. В обычной ситуации они обошлись бы без этого, но знали,
что надсадный вой червоточины лошадям тоже не по нутру. Катберту даже
послышалось, что червоточина разговаривает с ним, настойчиво предлагает
пройти к ней. Настойчиво и убедительно.

Давай, Берт, отринь все эти глупости: жажду славы, гордость, боязнь
смерти, одиночество, которое ты высмеиваешь, потому что, кроме смеха,
другого оружия у тебя нет. И эта девушка, забудь про нее. Ты ее любишь, не