Чтение 104–й страницы книги ~Американская трагедия~

знали! Как бы я хотел рассказать вам все! Как бы я хотел...

Но он не мог рассказать - ни теперь, ни потом, - никогда. Как бы он
осмелился сказать ей хотя бы слово о мрачной преграде, стоящей между ними?
Сондра с ее воспитанием, с усвоенными ею понятиями о любви и браке никогда
его не поймет, никогда не согласится принести так много в жертву любви,
как бы она его ни любила. Она тотчас оставит его, покинет, - и какой ужас
отразится в ее глазах!

Однако теперь, когда он сжимал ее в объятиях, она, глядя в его глаза, -
от лунного света в них вспыхивали электрические искорки, - в его бледное,
напряженное лицо, воскликнула:

- Клайд так сильно любит Сондру! Милый мальчик! Сондра тоже его любит,
очень-очень! - Она охватила его голову обеими руками и стала быстро и
горячо целовать. - И Сондра не откажется от своего Клайда. Ни за что.
Только подождите - и увидите. Теперь что бы ни случилось - все пустяки!
Может быть, это будет нелегко, но Сондра не оставит Клайда! - А потом
вдруг деловым тоном - это было так характерно для нее - заявила: "Ну,
теперь мы должны идти, сейчас же. Нет, больше никаких поцелуев. Нет, нет!
Сондра сказала: нет. Нас могут хватиться".

И, поправив прическу, она взяла его за руку и побежала обратно к дому,
как раз вовремя, так как навстречу им попался Палмер Тэрстон, который уже
искал ее.

На следующее утро, около семи часов, как и обещала Сондра, состоялась
поездка на мыс Вдохновения. Бертина и Сондра были в ярко-красных жакетах
для верховой езды, в белых бриджах и черных сапогах, волосы их свободно
развевались по ветру; они то и дело уносились вперед, а потом снова
возвращались к Клайду; или же Сондра весело окликала его, предлагая
догнать их; или обе они, смеясь и болтая, скрывались от него далеко
впереди, меж деревьев, словно в потаенном уголке лесного храма, где он не
мог их видеть. Бертина, заметив, как Сондра в эти дни поглощена Клайдом,
начала думать, что дело может окончиться свадьбой, если только не помешают
семейные осложнения, а потому сияла улыбками, вся - воплощенное радушие;
она премило настаивала, чтобы Клайд приехал к ним на все лето, и обещала
покровительствовать влюбленным, - тогда никто не сможет придраться. И
Клайд то трепетал от восторга, то вдруг мрачнел, невольно возвращаясь к
мысли, которую подсказало ему газетное сообщение, и все же боролся с нею,
пытаясь ее отбросить.

В одном месте Сондра свернула по крутой тропинке вниз к роднику,
который пробивался среди мхов и камней в тени деревьев.

- Сюда, Клайд! - позвала она. - Джерри знает дорогу, он не
поскользнется. Выпейте воды! Говорят, кто напьется из этого источника, тот
скоро опять сюда вернется.

И когда он соскочил с седла, она сказала:

- Я хочу вам кое-что сказать. Видели бы вы вчера вечером мамино лицо,
когда она услышала, что вы здесь! Конечно, она не может знать наверно, что
я просила пригласить вас, - ведь она думает, что это Бертина вами
интересуется. Я ее в этом убедила. Но все-таки, мне кажется, она
подозревает, что и я тут замешана, и это ей очень не нравится. Но она
ничего не может прибавить к тому, что сказала раньше. А я сейчас
поговорила с Бертиной, и она согласна помогать мне, чем только может. Но
нам надо быть как можно осторожнее, потому что, если мама станет слишком
много подозревать, я даже не знаю, что она сделает... пожалуй, решит
сейчас же уехать отсюда, чтобы мне нельзя было с вами видеться. Понимаете,
она не допускает и мысли, что я могу увлечься кем-то кто ей не по душе. Вы
знаете, как это бывает. Она и со Стюартом так. Но вы будьте осторожнее и
делайте вид, что я вас очень мало интересую, особенно когда поблизости
есть кто-нибудь из наших, - и тогда, я думаю, она ничего не станет
предпринимать, - по крайней мере сейчас. А потом, осенью, когда мы
вернемся в Ликург, все будет по-другому. Я уже буду совершеннолетняя, и
тогда посмотрим! Я еще до сих пор никого не любила, но вас я люблю и не
откажусь от вас - вот и все. Не хочу. И они не смогут меня заставить, ни
за что!

И она топнула ногой. Лошади мирно и безучастно глядели по сторонам. А
Клайд, восхищенный и удивленный этим вторым, столь решительным изъявлением
ее чувств, воспламененный мыслью, что именно теперь он может предложить ей
бегство и брак и, значит, избавиться от нависшей над ним угрозы, смотрел
на Сондру с тревожной надеждой и страхом. Ведь она может отказать, может
сразу перемениться, шокированная его неожиданным предложением. И потом у
него нет денег, и он не представляет себе, куда они могли бы уехать, если
бы она согласилась. Но, может быть, она что-нибудь придумает? Если уж она
согласится, так почему бы ей не помочь ему? Это ясно. Во всяком случае, он
должен заговорить, а там - будь что будет! И он начал:

- А почему бы вам не уехать со мной теперь же, Сондра, дорогая? До
осени еще так далеко, а я так люблю вас! Давайте уедем? Все равно, ваша
мама никогда не позволит вам выйти за меня замуж. Но если мы уедем теперь,
она ничего не сможет сделать. А после, через несколько месяцев, вы ей
напишете, и она вас простит. Уедем, Сондра?

Его голос звучал горячей мольбой, глаза были полны печали, страха перед
отказом и перед тем, что ждало его после.

Сондре передался его трепет, порожденный глубоким волнением, и она
медлила с ответом; ее нимало не оскорбило его предложение, напротив - она
была по-настоящему взволнована и польщена мыслью, что могла пробудить в
Клайде такую нетерпеливую и безрассудную страсть. Он так стремителен, так
пылает огнем, который она сама зажгла, хотя она и не способна чувствовать
столь же пылко... Никогда еще она не видела такой пламенной любви. И разве
не чудесно - бежать с ним теперь... тайно... в Канаду, Нью-Йорк или Бостон
- куда-нибудь! А какое волнение поднялось бы тогда здесь, в Ликурге, в
Олбани, в Утике! Какие разговоры и тревога у нее дома и повсюду! И Гилберт
волей-неволей оказался бы с нею в родстве, и все Грифитсы, которыми так
восхищаются ее Мать и отец.

Одно мгновение в ее глазах читалось желание и почти решимость сделать,
как он просил: бежать с ним, превратить свою пылкую, неподдельную любовь в
грандиозную шалость. Раз они поженятся, что могут сделать ее родители? И
разве Клайд недостоин ее и ее семьи? Конечно, достоин, хотя почти все в ее
кругу воображают, будто он не бог весть какое сокровище, просто потому,
что у него не так много денег, как у них. Но ведь деньги у него будут...
Он женится на ней - и получит такое же хорошее место на предприятии ее
отца, какое занимает Гил Грифитс на фабрике своего отца.

Но через мгновение, подумав о своей жизни здесь, о том, в какое
положение она поставит своих родителей, уехав таким образом, в самом
начале летнего сезона и о том, что это разрушит все ее собственные планы и
чрезвычайно рассердит мать (может быть, она даже потребует расторжения
брака на том основании, что дочь несовершеннолетняя), Сондра опомнилась, и
задорный блеск в ее глазах сменился столь характерной для нее серьезной
практичностью. В сущности, что стоит подождать несколько месяцев! А это,
конечно, спасет Клайда от разлуки с нею, тогда как бегство может повести к
тому, что их разлучат навсегда.

Поэтому она ласково, но решительно покачала головой, и Клайд понял, что
он потерпел поражение - самое тяжкое и непоправимое поражение, какое
только могло его постигнуть. Она не уедет с ним! Значит, он погиб...
погиб... и она, быть может, навсегда для него потеряна. Господи! А лицо
Сондры озарилось нежностью, необычайной для нее даже в минуты самого
глубокого волнения.

- Я согласилась бы, милый, если б не думала, что нам лучше этого не
делать, - сказала она. - Это было бы слишком поспешно. Мама сейчас ничего
не предпримет, я знаю. И потом, у нее столько планов, она хочет устроить
этим летом целую массу приемов, - все для меня. Она хочет, чтобы я была
любезна с... ну, вы знаете, о ком я говорю. Ну и что ж, все это нам никак
не помешает; я не сделаю ничего такого, что могло бы напугать маму. -
Сондра ободряюще улыбнулась ему. - Но вы можете приезжать сюда так часто,
как захотите, и ни у мамы, ни у кого другого это не вызовет никаких
подозрений, потому что вы будете не нашим гостем, понимаете? Я обо всем
уговорилась с Бертиной. И, таким образом, мы можем видеться с вами здесь
все лето, сколько захотим, понимаете? А осенью я вернусь в Ликург, и если
тогда я никак не смогу расположить к вам маму и убедить ее, что мы
помолвлены, - ну, тогда я с вами убегу. Да, убегу, милый, это чистая
правда!

Милый! Осенью!..

Она замолчала, и ее взгляд говорил, что она очень ясно представляет
себе все стоящие перед ними практические затруднения. Она взяла его за
руки и посмотрела в лицо. Потом порывисто обвила руками его шею и
поцеловала.

- Неужели вы не понимаете, дорогой? Ну, пожалуйста, милый, не глядите
так печально. Сондра так любит своего Клайда! Она сделает все, все, чтобы
он был счастлив. Сделает! И все будет хорошо. Подождите - и увидите.
Сондра никогда не откажется от своего Клайда, никогда!

Клайд понимал, что у него нет ни одного довода, чтобы переубедить ее, -
решительно ни одного, который не заставил бы ее почувствовать, как странно
и подозрительно его тревожное нетерпение, - и что из-за требования Роберты
(если только... если только... ну, если Роберта его не отпустит) отказ
Сондры означает для него катастрофу. И он печально, даже с отчаянием,
смотрел ей в лицо. Какая она красивая! Как прекрасен ее мир! А ему не дано
владеть ни ею, ни этим миром - никогда! Всему преграда - Роберта, ее
требование и его обещание. И нет никакого спасения, кроме бегства. Боже!

Взгляд его стал напряженным, почти безумным - в нем появилась
необычайная сила, - это был взгляд человека, стоящего на грани
помешательства; так еще никогда не случалось с Клайдом за всю его жизнь, и
Сондра заметила странную силу этого взгляда. Клайд казался таким больным,
надломленным, безмерно отчаявшимся, что Сондра воскликнула:

- Да что с вами, Клайд, милый? У вас глаза такие... даже не знаю
какие... несчастные или... Клайд так сильно меня любит? Но разве он не