сказала:
к ним на высоких каблуках. Салл тоже встал.
добрый друг Мэри-Тереза Чарлтон.
крепким и уверенным, длинные прохладные пальцы прижались к его пальцам, но
смотрела она на Диффенбейкера.
Саллу.
проповедовать. - Но при этих словах его глаза посмотрели мимо Салла, будто
знали, что этого обещания он сдержать не сможет.
***
сверкая на солнце и напевая про себя. Салл упал на живот и перекатился под
машину. Рояль ударился об асфальт меньше чем в трех шагах от него,
детонировал, и клавиши брызнули в разные стороны, будто зубы.
кое-как поднялся на ноги. Он поглядел вдоль шоссе на север широко раскрытыми
неверящими глазами. С неба сыпалась огромная распродажа всякого барахла -
магнитофоны и коврики, газонокосилка (облепленное травой лезвие вращалось
под кожухом) и черный разбрызгиватель, и аквариум с плавающими в нем
рыбками. Он увидел старика с театрально-пышной седой шевелюрой, бегущего по
полосе торможения, но тут на старика упал лестничный марш, оторвал его левую
руку и швырнул на колени. Настольные и напольные часы, письменные столы и
кофейные столики, и рушащийся лифт, кабель которого разворачивался за ним в
воздухе, будто вымазанная в масле пуповина. На автостоянку индустриального
комплекса у шоссе спланировал косяк гроссбухов, их переплетные крышки
хлопали, будто аплодируя. На бегущую женщину упало меховое манто, спутало по
рукам и ногам, затем на нее грохнулся диван и расплющил. В воздухе
забушевала буря света - из небесной синевы посыпались оранжерейные рамы.
Статуя солдата Гражданской войны пробила фургон. Гладильная доска ударилась
о перила перехода впереди и обрушилась на машину внизу, вращаясь, как
пропеллер. В пикап упало чучело льва. Всюду бегали и вопили люди. Всюду
виднелись машины с пробитыми крышами и разбитыми стеклами; Салл заметил
"мерседес", из верхнего люка которого торчали неестественно розовые ноги
витринного манекена. Воздух содрогался от воя и свиста.
утюг, или тостер, или еще какая-нибудь хозяйственная штуковина, она
раздробит ему череп. А если что-нибудь потяжелее, от него останется только
мокрое пятно на асфальте.
отскочил и лег на асфальт у его ног. Он поглядел на него сначала с
удивлением, а потом с нарастающим ощущением чуда.
узнав ее даже после стольких лет: глубокая бороздка вдоль последнего пальца
и смешные узелки на сыромятных ремешках были неповторимы, как отпечатки
пальцев. Он поглядел туда, где Бобби печатными буквами вывел свое имя. Оно
было там, но буквы казались свежее, чем следовало бы, а кожа в том месте
выглядела потертой, и блеклой, и поцарапанной, словно там писались другие
имена, а потом стирались.
Салл надел ее на руку, и что-то зашуршало под его мизинцем - лист бумаги,
засунутый туда. Он не обратил на него внимания. А прижал перчатку к лицу,
закрыл глаза и глубоко вдохнул. Кожа, и смазочный жир, и пот, и трава. В них
каждое лето - все до единого. Лето 1960-го, например, когда он вернулся
после своей недели в лагере - и все переменилось: Бобби мрачный, Кэрол
какая-то далекая и бледно-задумчивая (во всяком случае, некоторое время), а
клевый старикан, который жил на третьем этаже над Бобби - Тед, - уехал. Все
переменилось.., но все равно было лето, ему все равно было одиннадцать, и
все по-прежнему казалось...
а поблизости о крышу хлебного фургона разбился стеклянный ящик с бабочками,
и стоп-сигнал вонзился, дрожа, в полосу торможения, точно метко брошенное
копье. Салл вспомнил свой бо-ло и черные кеды, и вкус драже из пистолетика,
когда шарик ударялся о небо и отлетал на язык; он вспомнил ощущение от
бейсбольной маски, когда она прилегала к лицу так, как требовалось, и
"хиша-хиша-хиша" разбрызгивателей вдоль Броуд-стрит, и как бесилась миссис
Конлан, когда ты оказывался слишком близко к ее драгоценным цветам, и миссис
Годлоу в "Эшеровском Ампире", которая требовала предъявить метрику, если ей
казалось, что тебе никак не может быть меньше двенадцати, раз ты такой
высокий, и афишу с Брижит Бардо (если она - мусор, так я бы пошел в
мусорщики), завернутой в полотенце, и игры с пистолетами и в "Карьеры", и
пасовки, и громкое "пук!" ладонями на задней парте в четвертом классе на
уроках миссис Суитсер, и...
поднимет голову о г перчатки модели Алвина Дарка, перчатки Бобби. Старенькая
мамасан стояла между верховой ракетой, которую сокрушил морозильник (из его
разбитой дверцы высыпались брикеты замороженного мяса) и "субару", из крыши
которого торчал металлический фламинго, предназначенный для украшения
газонов. Старенькая мамасан в зеленых штанах, оранжевой кофте и красных
туфлях, старенькая мамасан, яркая, как вывеска бара в аду.
бассейнов, и блоков сигарет, и туфель на высоком каблуке, и под
огромной-преогромной сушилкой для волос и телефоном-автоматом, который,
ударившись, изрыгнул фонтан четвертаков. Он шел к ней, испытывая облегчение,
то облегчение, которое испытываешь, возвращаясь домой.
сыпались всякие-превсякие американские вещи, слепя шоссе ј 1 - 95 к северу
от Бриджпорта своим падающим сверканием. Она обняла его.
него на всех четырех полосах стояли замершие машины. Радио было включено,
настроено на WKND. "Плэттеры" пели "Время сумерек", а Салл не мог вздохнуть.
Словно бы с неба ничего не падало и, если не считать затора, все словно было
в полном порядке, но как же так? Как же так, если на его руке все еще надета
старая бейсбольная перчатка Бобби Гарфилда?
американский мальчик, я спасай.
он сожалеет, что хотя бы у некоторых из них намерения были самые хорошие, но
ему не хватало воздуха, и он очень устал. Он закрыл глаза, попытался в
последний, заключительный раз поднести перчатку Бобби к лицу, в последний,
заключительный раз чуть-чуть вдохнуть этот густой летний запах, но она была
слишком тяжелой.
стола и наливал себе кофе, в кухню вошла Мэри. На ней была ее трикотажная
фуфайка с "СОБСТВЕННОСТЬ ДЭНВЕРСКИХ БРОНКО" поперек груди; она держала
нью-йоркский "Пост".
бы уточнила:
после обеда, подумал он. После обеда человек более или менее готов к
грустным известиям. А прямо с утра что угодно ранит слишком больно.
друга, ты же сказал, что он торгует машинами в Коннектикуте, верно?
необычное и редкое...
милый.
после того, как ты видел их, говорил с ними - вроде бы незыблемое правило.
форме со сдвинутой на лоб маской, Салл в полевой форме с сержантскими
нашивками на рукаве и Салл в солидном костюме где-то конца семидесятых. Под
тремя фото располагался заголовок, который можно найти только в "Пост".
КОННЕКТИКУТСКОМ ШОССЕ
предали, - чувство, которое теперь неизменно охватывало его, когда он читал
сообщение о смерти кого-то одного с ним возраста, кого-то знакомого. "Мы все
еще слишком молоды, чтобы умирать", - всегда думал он, вполне сознавая