сильным припадкам, становилсЯ вдруг агрессивен, буен, когоРто из родни
ударил утюгом С он так и не вспомнил кого. Родные от него отказались,
жил пока здесь. От припадка к припадку забиваемый кулаками санитаров,
шаг за шагом, сколько выдержит...
временами превращалсЯ в совсем дурака и хватал свой кал. Я видел: он
вдруг пристально уставилсЯ в унитаз и полез рукой С быстрое, короткое
зачерпывающее движение. Схватив, он только и успел измазать лицо, щеки.
(Собаки, вымазываясь в уличном дерьме, отбивают свой запах, чтобы их не
отличил зверь; инстинкт!) Возможно, Сесеша отбивал запах своего ТяУ. Ду-
мал, что не отыщут. Санитар ударил его кулаком по шее, и Сесеша то-
ненькоРтоненько заскулил:
ло.
кровать.
янноРрадостному признанию. Был уже загнан в исповедальный тупик и вскоре
бы раскололсЯ (ну пять, ну шесть бы дней еще мучилсЯ С две недели от си-
лы). Спасло чудо; и чудо называлось все тем же моим словом: удар.
ка, и МарусЯ С как обычно С сделала изРза решетки мне знак доброй пухлой
рукой: проходи, уколю вперемежку с другими... Я прошел, спустившись (уг-
лубление) на несколько ступенек вниз.
дебил Алик. Я стал рядом. Колени дрожали. Был изнурен поносом.
костылями (костылем и палкой) Кривошеин, этот всегда затягивает процеду-
ру, трусоват и много раз переспрашивает Марусю назначение укола С и
сколько кубиков, и нет ли ошибки!.. Но вот Я обратил внимание, что Мару-
сЯ не сразу поймала мой взгляд. Глупо, но Я думал об этом: вычислял, кто
из присутствующих здесь больных (взамен меня) решилсЯ претендовать на
Марусю? Ага, Шашин! Язвительные больные добиваютсЯ медсестер первыми.
Голова кружилась сильнее. њто мне Шашин и что мне сама Маруся, если че-
рез пять или шесть дней Я...
палату, где его зафиксируют. Волокли медленно, за плечи и за волосы.
Вдруг вспомнив, Я затеял мой вялый ежедневный тренинг по сопереживанию:
внушал себе, что больно, что ему очень больно. Как же так? С корил Я се-
бя. С И почему Я С так?.. Почему столь бесчувственно (то есть не слыша
чувства) Я, человек Русской литературы, смотрю на насилие и созерцаю?
(Накачанному препаратами Сударькову едва ли было и больно. Он хихикал.
Волочимый, он начал вдруг брыкаться.) А надо бы ему посострадать. Хоть
бы крикнуть, хоть бы сиплоРхрипло выматерить их! С упрекал и гневил Я
себя.
гиваясь и короткими криками согласовываЯ действия, ухватили его наконец
С уловили, как скользкую рыбу, прижали Сударькова к полу и повернули на
бок. (На боку не оченьРто раскинешь ноги.) Один из братьев сунул свой
кулак Сударькову в сплетение. Сунул незаметно, но ЯРто заметил, Я же
вглядывался, силясь сострадать, С уух! С Сударьков обмяк; потащили. И
вот тут мне удалось С удалось чувствовать. В сонных и мертвых моих глу-
бинах, как в забытых земных недрах, шевельнулся, дернулсЯ хвостик боли:
ТяУ было живо.
скрылась за срезом стены. Но ноги еще ползли мимо нас, без тапок (сбро-
сил, когда брыкался). Старые белые ноги в дивных венозных кружевах, в
синюшном мраморе прожилок. ТркРтрк, пятки Сударькова терли, тыркали,
чуть скребли пол С там, на дощатом полу, доской Я и ощутил боль и свое
старое литературное сердце. Вот оно. Они менЯ тащили. Они менЯ (ткнув в
сплетение) проволокли за угол С и дальше в палату. И шершавый треск моих
седых волос Я расслышал под их пальцами.
А Я тихо радовался: был (в связи с Сударьковым) доволен собой, удавшейсЯ
медитацией. Боль была опосредованная, не вполне подлинная, но Я услышал,
как дважды стиснулось сердце, сопереживал, сочувствовал, сомнений нет!
Шаги. Это вернувшиесЯ медбратья. Остановились С отдыхают, прислонившись
оба к решетке могучими спинами.
один из медбратьев стал отряхивать руки. Он отряхивал руки (после прово-
лоченного за волосы Сударькова), что менЯ вновь задело за больное. Заде-
ло С и куда острее, больнее при повторе вдруг оскорбило. Это мои наполо-
вину седые волосы сука отряхивал с рук, менЯ волокли по шершавому полу,
это после менЯ он отдыхает, привалясь спиной к решетке. НеожиданнаЯ сила
сорвала менЯ с места, Я схватил палку Кривошеина (костыль и палка возле
стула) и, с прыжка к ним подскочив, ударил одного, затем второго. Удар
за ударом, сколько успел, Я наносил им сквозь решетку увесистой этой
палкой по почкам, по спинам! по лопаткам! тычками!.. Сначала их вопли. А
уж затем С громкаЯ брань, мат. Топот их ног.
обежав решетку, они ворвались и обрушили на менЯ огромные кулаки.
они, трое, били меня, пока Я не потерял сознание. Как тащили, как броси-
ли на койку С не помню. Поздно вечером в палату все трое зашли на минуту
и посмотрели, как Я?..
Синяки на скулах. Выбиты три зуба.
руки. Пальчик, потому что мизинец. Его загипсовали, прибинтовав к нему
небольшой карандаш.
без сна, скрипел зубами.
(њто было делать с моими ребрами? с рукой? С Я уже кричал по ночам.) По-
совещавшись, менЯ скоренько перевели в больницу, что специально придана
в помощь московским психушкам. Довольно далекая, автобусом четыре оста-
новки от метро ТПолежаевскаяУ. В этом переселении и затаилсЯ поворот
случая, а в нем и мой исключительный шанс. Так получилось.
Ребра и руку С менЯ подлечили за два неполных месяца.
интерес, менЯ еще числили, еще держали в уме, но уже подзабыли. Подумать
только! Я опять стал бумажный больной.
ке никому не нужен. Я уже был не их С Я был чейРто. (С каждой минутой Я
словно бы терял человеческий вес, становясь легчайшей и трепетной в сво-
ем существовании эманацией С бумагой.) Когда в ту пятницу, избитого и
мочащегосЯ кровью, менЯ сажали в фургон с решеткой, ни рожи того или
иного санитара, ни даже врачишки Пыляева рядом не оказалось. (Езжай,
мол, и живи теперь сам, бумага с тобой!) Я еще не понимал того, что само
собой выстроилось. Не мог объяснить. Как это они отступились? Как отпус-
тили?.. А как, каким образом мой задавленный препаратами, дохлый, еле
сопротивляющийсЯ ум решилсЯ на атаку?.. Тоже не объяснить. Так получи-
лось.
все еще был туп и тяжел мыслью, чтобы осознать происшедшее. Был перена-
качан, но зато с каждым вдохом и выдохом, с каждоразовой красной мочой
химиЯ выходила вон. И однажды поутру Я услышал настоящую острую боль в
висках: это была боль, и это была жизнь. ОбычнаЯ моЯ (от подголадывания)
живаЯ головнаЯ боль. Я застонал, мое ТяУ возвращалось к моему телу С
стонал и одновременно смеялся, догадавшись.