То есть самку карсы. То есть...
такое. То, что женщина обычно говорит мужчине, когда не хочет его
обидеть, но и согласиться не намерена. Только, понятное дело, сказала
не словами. А рыжий все равно обиделся. Как любой мужчина, который
получил отказ даже в самой вежливой форме.
и всем самцам человеческой породы? Ждать - или разыскивать - такого же
как я, то есть оборотня, причем именно мадхета. А с человеком - ни-ни.
Чушь какая!
далеко. Может быть, я и вернусь в этот лес.
Каменного леса! Как ни трудно было, а дошли. Почти. А раз дошли -
значит, сумеем выжить. И вырвать победу у соперников. Конечно, будет
трудно. Нечеловечески трудно. Но ведь мы и есть нелюди. А там, где
интересно, не может быть легко.
у бодливой коровы.
клочка неба над головой. Небо было лиловым.
шерстинки остались на шероховатой, посеревшей от времени коре.
западе медленно сползал под землю Меар. Небо в просветах крон меняло
цвет. Из него постепенно уходила синева, а взамен оно наливалось
вишневой спелостью. Когда Меар почти целиком скрылся за краем мира, в
небе четтанского утра остался лишь легкий оттенок голубизны.
Желудок подскочил к горлу мерзким комком. Перед глазами заколыхалась
душная муть. Я вцепилась когтями в землю. Внутри меня с противным
пощелкиванием зашевелились ребра. Тьма! Хуже всего, когда меняются
кости... Последним распрямился позвоночник, и я поднялась с
четверенек. Ноги почти не дрожали, и сердце уже билось ровно.
по-настоящему страшна тем, что означает смерть или увечье. Я же на
пересвете не умирала, я рождалась заново. Здоровой и невредимой. И мое
новое, цельное "я" больше не стремилось погасить сознание, ускользнуть
от боли и ужаса превращения в темноту.
подтолкнул меня на путь в У-Наринну. Слышишь, Лю? Вместе с памятью
синих дней ко мне пришло и воспоминание о том, как погиб Беш. Я
вспомнила неопрятного старика, который двигался с быстротой оборотня и
говорил со мной на языке карс. И крошечного котенка карсы, который
невесть как оказался под ножами людей. Рыжий котенок был таким же
беззащитным, как тот полосатый кошачий малыш, погибший девять кругов
назад от ножа Сишара. И моя преданность Хозяину рухнула под
стремлением уберечь и защитить кроху от людей.
думала.
значит, это было делом рук чародея. Скорее всего, Лю. Кому еще нужно
было, чтобы я осталась бездомной? И готова была бежать куда угодно -
хоть к джерху в зубы, хоть в Каменный лес - прежде чем в Айетоте
начнется охота на оборотня. На меня. Останься жив Беш, и я не пошла бы
в У-Наринну. Не поверила бы обещанию Лю вернуть мне память меарских
дней, будь он хоть четырежды чародей, и отмахнулась бы от него.
Тури попыталась бы убить тебя за это. Сегодня, накануне Ночи и в
преддверии У-Наринны, я нынешняя говорю тебе "спасибо".
снова настала внутренняя тишина.
обнаружила, что улыбаюсь.
превращеньицем!
не получишь. Но если еще когда-нибудь ляпнешь мне после пересвета про
"превращеньице" - ох, и влетит тебе! Долго потом будешь сучья
пересчитывать.
тоже всегда...
доброта моя не беспредельна. Пенек замахал на меня ветками.
А у меня еще ожоги от вампиров корой не затянулись! Все меня обижают,
никто не любит...
этот Моран. Не то опять поцарапаю. Любя.
Мораном зовут. Только он почему-то не хотел, чтобы ты знала. Беда мне
с вами! Теперь еще и Одинец по стволу накостыляет. И чего вы,
оборотни, такие беспокойные?
он не хотел мне его говорить? Я пожала плечами. Какая мне, собственно,
разница? Может быть, анхайр считал Мораном свое человеческое
воплощение, а вулха всегда называл Одинцом. А, может, побоялся
доверить мне настоящее имя, отделался прозвищем? Ну и дурак же он
тогда! За время совместного пути мы с анхайром успели узнать
внутреннюю суть друг друга. А путешествие во Тьму за ушедшими
половинками наших душ связало нас нитью, которую теперь не разорвать
никогда. Если бы я захотела причинить вред Одинцу, мне не стало бы
помехой незнание истинного имени.
землетрясения. Тогда он мог опасаться меня. А потом просто забыл
сказать мне свое человеческое имя. Лопух потому что. И урод.
(сразу три имени!) пытался называть меня-карсу не Тури, а как-то
иначе. Кажется, Висса. Но я откликалась только на имя Тури. Может
быть, потому, что так звал меня Унди Мышатник. И красным днем, и
синим.
Унди было такое прозвище - Мышатник? С мышами он на моей памяти дела
не имел и вообще терпеть их не мог. Наверное, потому, что у всякого
знающего Унди складывалось впечатление, что Мышатник постоянно занят
какими-то своими делами. Кропотливыми и неприметными, как мышиная
возня.
в наручах и ласково потрепала Ветра по холке. Жеребец всхрапнул и
потянулся губами к моей руке. Эх... Скоро мы расстанемся, мой верный
конь. Сегодня - последний день, когда ты несешь меня на могучей спине.
Я собралась вскочить в седло и уже протянула руку пеньку, чтобы он
взобрался ко мне на плечо. Но в последний миг остановилась и
подозрительно глянула на Корнягу.
корнях. Глазки-ягодки он зажмурил. Похоже было, что у корневика
происходит внутренняя борьба.
Вот только не знаю, какое именно.
чирикали и щебетали птицы. Красные лучи пронизывали листву деревьев и
падали на землю, рисуя причудливый узор из пятен света и тени.
Крошечные бабочки-однодневки порхали в теплых лучах. Их крылышки
сверкали, точно усыпанные алмазной пыльцой.
светлый лиственный лес не таил никаких диковин. Он был приветливым,
здесь царили спокойствие и порядок, здесь хотелось остановиться и
отдохнуть душой. Но я торопилась дальше.
пересекать неглубокие овраги, склоны которых поросли орешником. Если
не считать орешника по оврагам, лес стал почти сплошь дубовым. Другие
деревья встречались все реже и постепенно исчезли. Остались лишь
могучие дубы-великаны с кряжистыми стволами и разлапистыми кронами, да