еще через день дошла весть, что татары и вовсе отворотили от Твери.
Дюдень, прослышавший о готовой обороне города и вдосталь ублаживший свое
ополонившееся войско, не стал дальше испытывать судьбу. Он воротился на
Волок, грозя двинуться к Новгороду, и там к нему прибыло посольство
новгородских бояр во главе с посадником Лукой Клементьевым с бесчисленными
дарами, умоляя царева брата взять мир и не идти далее.
разгромленных городов, разоренные села и деревни, - <землю пусту
сотворше>, - татарская рать повернула обратно. Так сходит полая вода,
оставляя грязь, раздутые трупы утонувших животных и людей, бревна, щепу и
покореженные обвалившиеся хоромы. И вослед уходящим татарам начали
вылезать из чащоб, из лесных берлог, сочиться тоненькими обратными
ручейками из далеких глухих деревушек перегоревавшие эту беду остатние
русские люди, запуганные, скорбные, растерявшие добро, родных и близких
своих.
уходящего татарского войска (на что, как и на подарки хану и темникам,
ушла львиная доля городецкой казны, а также казны углицкого князя,
забранной его боярами во время погрома Углича), остался один на один с
разоренной, поруганной и вконец озлобленною землей. Вдруг и сразу у него
оказалось до смешного мало ратников. Вручив Окинфу Великому Владимир и
наделив его селами и землями под городом, уступив Федору Черному
Переяславль, услав Ивана Жеребца с полком в Кострому, а в Городце оставя
Давыда Явидовича, Андрей сам, с одною своей дружиной, поспешил в Новгород
Великий, ибо только там надеялся и мог получить помочь против
разгромленного, но ускользнувшего от плена старшего брата.
подтаивающих дорогах, и прибыл в Новгород, в городищенские княжеские
хоромы, в канун Сыропустной недели, а через два дня сел на новгородский
стол: принял власть в Софийском соборе из рук архиепископа и посадника.
Вернее сказать, не власть, а то, что осталось от власти, ибо для того,
чтобы утвердиться в Новом Городе, он подписал все, чего требовали и не
могли добиться новгородцы от князя Дмитрия: независимый торговый суд, суд
посаднич с печатью посадника и Господина Великого Новгорода вместо своей,
княжой, признание прав совета старых посадников и суды владычного
наместника по областям. Сверх того, он возвращал Новгороду забранный
Дмитрием Волок Ламской, все княжеские и низовские села по волости, <чьи ни
буди>, и подтверждал грамотою <путь чист> новгородским купцам по Волге до
Сарая. Тут же, по требованию бояр, часть дружины с новгородской ратью
пришлось послать на Нево, против свеев, которые, пользуясь смутою на Руси,
успели построить град на устье, запиравший Новгороду выход в Варяжское
море. (Рать была отбита в первом суступе и по весеннему времени из-за
оттепели, задержавшей обозы с обилием, отступила.) С остальными ратными и
с новгородской помочью под водительством посадника Андрея Климовича князь
Андрей, не задерживаясь долее, устремился к Торжку, перехватывать брата,
который, как дошли вести, вновь возвращался в Переяславль.
животворной силой, остро пахнущие сосновые боры, обгоняла княжой обоз.
Дмитрий ехал в санях, расстегнув меховую шубу, отвалясь на возвышенное
зголовье. Сердцу было тяжело в груди, голова кружилась, - думалось, от
весны, и он боялся упасть с коня. Что-то надорвалось в нем этою зимой, в
многоверстных гонках и скачках надломились силы не только тела, но и души.
Слишком многое обвалилось и рассыпалось из достигнутого за прежние годы.
поглядел на угрозы Андрея. Старшины градские тоже уперлись, когда им из
Новгорода пришла грамота о выдаче Дмитрия... Что ж! Пусть теперь Андрей
сам разбирается с новгородцами... Сумеет ли только? Навряд!
Федору Ярославскому, а ему, Дмитрию, вовсе не оставили места на земле,
решил не медлить. Сейчас, когда татары только что ушли, когда по лесам еще
бродят вооруженные ратники, когда Федор едва ли сумел утвердиться, а
Андрей скачет из града в град, сейчас еще можно было все - или многое -
воротить. И он ехал, несмотря на хворь, на застуду. Вез казну -
пригодится. Ехал с сыном, Иван сейчас впереди. Только княгиню с ее бабьим
двором да расхворавшуюся сноху оставил у зятя в Плескове. Как знать, что
еще ждет впереди! Тело вот только отказывалось служить... Дмитрий,
крепясь, терпел толчки, когда кренились сани или полозья ухали в
водомоину, пил и пил весенний влажный воздух и не мог надышаться. Хотелось
остановить коней и лежать вот так, в тишине, чувствуя, как ласково
обдувает ветер, следя, как любопытная птаха, перепархивая с ветки на
ветку, ниже и ниже, приближается, оглушительно-звонко верещит, желая и не
смея клюнуть горячий навоз из-под конских копыт... Но приходилось спешить,
вот-вот рухнут пути и вскроются реки. Иван подъезжал иногда, заботливо
вглядываясь в лицо отца, и Дмитрий с усилием улыбался сыну. Это ничего,
что немеют руки, что порою нечем дышать! Он просто устал. Ничего.
Почему-то во Пскове не мог заставить себя успокоиться, переждать,
отдохнуть... Нет, он еще поборется с Андреем! Возможно, Ногай скоро
одолеет Тохту. Весна... Набухшие почки вот-вот лопнут... Весна!.. Кони
ржут и нюхают воздух, и все еще можно воротить!
берегами, круша ледяные заторы, срывая кусты, подмывая и руша целые
деревья. Солнце жгло, и вода в болотах, среди островов снега, нагревалась
до тепла. Подснежники дружно лезли на проталинах. Дмитрий застрял,
пережидая паводок, и опоздал к переправе. Новгородская дружина с Андреем
уже ждала его под Торжком и сторожила все броды.
полузатонувшие льдины, несла коряги, кусты. Кони дрожали кожей и не шли в
воду. Федор разоставил сторожу, ругаясь, сам полез наперед. Искупавшись,
все ж таки нашел брод, выбрался на тот берег. Стали перетаскивать обоз, но
первый же воз поплыл, и его едва вытащили. Стали рубить деревья, вязать
плоты. Дружинники по одному перебирались через беснующуюся воду. И тут как
раз, когда половина дружины была на одном, а половина на другом берегу,
подоспели новгородские молодцы. Федор с крутояра увидал первым подходящую
дружину. Завопил, махая своим: беда! Дмитрий, на том берегу, вырвал было
саблю из ножен, но новгородцев было во много раз больше, как отсюда было
видно - шевелился весь лес, сила валила неодолимая. Федор кинулся было
назад, но князя уже схватили под руки, упирающегося, волокли к воде. К
переправе, расшвыривая талый снег, уже скакали в бронях и шишаках с
разбойным свистом новгородские <молодчие>. Пока там отстреливались, а
безоружные обозные заползали под возы, ратники, борясь с течением,
переправлялись через реку. Казна, припас, обилие - все осталось на том
берегу, ничего не удалось спасти. Мало успели умчать самого князя. Дружина
все ж сумела переправиться. Пока первые новгородцы, порушив строй, грабили
княжой обоз, Дмитрий с дружиною успел оторваться от погони. Изнемогая, они
добрались наконец до Твери. Добро, князь Михайло с матерью не испугались
Андрея, приняли Дмитрия, его бояр и ратных. Князь, как сошел с седла, так
и слег. Сердце неистово колотилось после скачки. Теперь, опоминаясь,
переяславские бояре, хмурые, сидели у постели своего господина. Иван сам
терпеливо подавал питье, отирал полотном пот с чела родителя. Озабоченный
Михаил почтительно приветствовал Дмитрия, назвав великим князем,
рассказал, что Андрей прислал послов из Торжка, требует выдачи, угрожает
войной, что Ногай разбит Тохтой и отступил и его нойоны уже перестают ему
повиноваться... Понизив голос, посоветовал мириться.
Мирись.
Плакал он молча. Только слезы лились и лились по щекам. Все кончалось...
Кончилось уже... И сила, и жизнь, и власть. Если бы он еще мог встать,
скакать, рубиться, не спать ночами, как прежде, как еще зимой. И еще
думалось, казалось ему, что отлежится, вот бы лишь успокоить сердце... Но
и отлежаться ему не дадут! Быть может... Он усилием воли заставил себя
встать. Поднялся, выпрямился, постоял, большой, бессильный, пока ноги
вдруг задрожали страшно, и он сел, мало не упав. Со слабостью пришла
отрезвляющая усталость. В конце концов пусть... Земля устала. Он устал
тоже. Пусть Андрей... Дядя был тоже Андрей! Но он, Дмитрий, оказался
слабее отца. Он усмехнулся невесело. Понурился. Что ж! Ты победил, Андрей.
Не будет ли только горька победа твоя!
Глебович Можайский, что до сих пор сидел в Твери, не торопясь возвращаться
в свой дотла разоренный город. Андрей поупирался и взял мир.
брату ничего - пришлось отложить. Возроптали все князья, особенно
Константин Борисович, в злобе за Углич готовый всячески пакостить Андрею.
Оказалось, что проще было родного брата ять, ослепить, убить на бою, но
оставить его без удела нельзя было. И Андрей, поняв, что они с Федором
Черным зарвались, уступил. Да и ему самому вдруг не занравилось, что Федор
Черный ухитрился забрать три удела, и каких! Ярославль, Переяславль и
Смоленск. Там, глядишь, и на него, Андрея, татар наведет! Оказалось также,
что нельзя и Ивана, сына Дмитриева, оставить без удела. И Андрей, скрепя
сердце, отдал Ивану Кострому (правда, не в удел, а в держание), а к Федору
Шилова Юлия
Суворов Виктор
Пехов Алексей
Глуховский Дмитрий
Соломатина Татьяна
Шилова Юлия