Чтение 104–й страницы книги ~Этногенез и биосфера Земли~

К счастью для юной Византии, фанатики были все-таки в меньшинстве. Ведущую
роль в церкви и государстве занимали люди пассионарные, но разума не
терявшие. Для них тоже была важна доктрина спасения, но они хотели ее
понять. Пока церковь была гонима, а христиане жили под угрозой смерти, они
держались друг за друга. Когда же им разрешили свободно исповедовать свою
веру, выяснилось, что основные принципы ее воспринимаются и понимаются
различно. А огонь пассионарности, сжигавший сердца людей того времени,
вызвал вместо дружеских споров и бесед пожары, гасимые проливаемой кровью.

С точки зрения предложенной концепции при развитии и нарастании
пассионарности, через 300 лет после толчка и по окончании инкубационного
периода, должны возникать консорции, облекающиеся в общественные формы. В
Византии этими формами были секты, оформлявшиеся как исповедания тех или
иных тезисов христианства. В каждом исповедании (секте) было ядро из
искренних адептов, оболочка из разделяющих мнение и сочувствующих ему и
среда из людей безразличных, но использующих коллизии на личную потребу. К
числу последних относились почти все императоры, за исключением Юлиана
Отступника, искреннего митраиста. Однако Юлиан был тонкий политик. Он не
прибегал ни к каким религиозным гонениям, давая полную возможность
представителям разных течений религиозной мысли бороться друг против друга,
но не против его власти.

Самую жуткую роль в этой ситуации играло население городов. До Константина
они жаждали крови христиан и писали на них столько доносов, что Траян
запретил принимать доносы к рассмотрению; по его эдикту христианина
следовало казнить лишь тогда, когда он сам заявлял на себя. После победы
христианства эти подонки стали писать доносы на язычников, гностиков и
еретиков, устраивать погромы философов и мятежи против властей. Но
собственного исповедания веры они не имели, да и не хотели иметь.

Нетрудно заметить, что для нужд государства ни пассионарное монашество, ни
субпассионарные массы не могли быть использованы. А поскольку положение на
границах было крайне острым, нужда в солдатах и чиновниках была велика.
Приходилось брать на эти должности иноземцев, больше всего готов, так как
они были несколько деликатнее вандалов, гепидов и герулов.

Готские юноши охотно поступали на службу в Константинополь, делали карьеру
вплоть до генерала и часто совершали государственные перевороты, потому что
готского полководца поддерживали соплеменники, которые верили ему, а он им.
Это были естественные консорции в урбанистическом ландшафте столицы. Они
принимали христианство в обязательном порядке и примыкали к какому-либо
исповеданию, без сомнения не разбираясь в теологических тонкостях, но
твердо зная, что их противники не правы и в высшем смысле, а почему-то
знают богословы.

Противовесом германцам были дикие исавры, потомки киликийских пиратов.
Разгромленные Августом, они во время смут III в. освободились от всякого
влияния римских властей и возобновили грабежи на суше и на море. Их дикая
храбрость обеспечивала карьеру в Византии, где один из их атаманов-Зинон
стал императором (474-491), а другой- полководец Лев Исавр основал в 717 г.
собственную династию. Будучи соперниками готов, исавры держались другого
вероисповедания, опять-таки вне зависимости от его содержания.

В начале IV в. в Александрии начался спор между пресвитером Арием,
человеком ученым и безупречным, и епископом Александром, которого поддержал
диакон Афанасий, аскет и искренний борец за свои убеждения. Они не
помышляли о готах и исаврах, но их спор стал символом борьбы и индикатором
процессов этногенеза.

Точно такую же тягу к самостоятельности и оригинальности проявили Египет и
Сирия с Месопотамией. И тут, и там возникли консорции с конфессиональными
оттенками. Последствия этих процессов определили историю и культурное
развитие Азии и Северной Африки на многие века. Но о том влиянии, которое
оказал уровень пассионарного напряжения на динамику этнических систем и
идеологическое преломление этого процесса, следует сказать подробнее.

ПОЭЗИЯ ПОНЯТИЙ

Потребность в познании и понимании не менее сильна, чем потребность в пище
или женщине. Она более вариабельна и проявляется у разных людей то как тяга
к творчеству, то как жажда слепой веры, но она всегда прямо пропорциональна
пассионарному напряжению, а вектор ее определяется наличием актуальных
проблем.

В IV в. были уже отброшены монархианство, согласно которому Христос - это
Бог-Отец, и учение Павла Самосатского, учившего, что Христос - человек,
осененный божественной мудростью. "А как же тогда?" - ставили вопрос
пытливые умы. Им ответил пресвитер Арий: "Христос - божественный Логос, но
поскольку он - Сын Божий, постольку, следовательно, было время, когда он не
существовал. Логос предвечен, но не вечен; он "меньше" Отца, ибо имеет свое
"начало". Если Логос не рожден, то, значит, Бог-Отец - не отец, а Бог-Сын -
не сын".

"Нет,-возражали Арию епископ Александр и диакон Афанасий, - Отец и Сын
сосуществуют, а Сын рождается, как луч света, от источника света. Слово
"Отец" и "Сын" - это просто метафора; на самом деле Логос - одно лицо
(ипостась) Святой Троицы"[20].

Уточним проблему. Арий утверждал подобосущее Сына - Отцу, Афанасий -
единосущее. В греческом языке эти слова различаются лишь одной буквой...
Стоило ли ради этой буквы убивать столько людей в течение почти трехсот
лет! Конечно, не стоило, а если и убивали, то не ради нее и не из-за нее, а
просто под прикрытием ее.

Но выбор повода показывает, что не только церковные мыслители, но и массы
людей безграмотных были способны начертать на своих знаменах философские
символы и идти с ними в бой. В то время мысль была уважаема.

Поэзия философских понятий вовлекла в свой круг всю восточную половину
империи. В спорах приняли равное участие ученое духовенство и народ. В 321
г. поместный Собор в Александрии осудил учение Ария. Вселенский Собор в
Никее в 325 г. решил вопрос в пользу учения Афанасия. Арий был отправлен в
ссылку, а его сочинения сожжены.

В 335 г. в ссылку был отправлен оговоренный Афанасий, а через год император
Константин реабилитировал Ария, который вскоре умер, то ли от отравы, то ли
от руки тайного убийцы. Тем не менее ариане восторжествовали на Соборе в
Антиохии в 341 г. Им покровительствовал император Констанций. Но, как
всегда бывает, победители перессорились: одни искали компромисса с
никейским исповеданием, другие шли дальше Ария, требуя, чтобы все догматы
были ясны разуму, третьи предлагали обтекаемые формулировки, чтобы избежать
упреков в неправоте.

Официальную доктрину арианства выработал Собор 359 г. в Римини. За истекший
период были крещены готы, бургунды, вандалы, лангобарды. Они составили
гвардию Констанция, управлявшего весьма беспокойной страной.

А никейцы сидели в ссылках. Выпустил их только язычник Юлиан, давший
свободу вероисповедания, для того чтобы христиане боролись друг против
друга.

Только в 381 г. испанец Феодосии созвал II Вселенский Собор в
Константинополе, который предал анафеме ариан и македонян[21]. С этого
времени арианство стало исповеданием германцев, а не римлян. Философема
перешла из поэзии понятий в этиологию.

Конфликты иной раз возникали не по принципиальным вопросам догматики, а на
почве недоразумений, имевших отнюдь не теологическую подоплеку. В 439 г.
константинопольским патриархом стал Несторий, родом перс, человек весьма
строгий и ученый. То и другое задевало столичное духовенство, не чуждое
мирским соблазнам, против которых в 397-404 гг. боролся еще Иоанн Златоуст,
тоже неудачно. В богословском прении Несторий произнес фразу, канонически
бесспорную: "У Бога нет матери". Его враги тут же перетолковали этот тезис
как хулу на Деву-Марию. И от Нестория избавились, осудив его на Эфесском
Соборе 431 г.

Казалось бы, тут-то и установить мир, но египетские монахи высказались за
отрицание человеческого начала в Христе, и в 449 г. в тот же Эфес съехались
на Вселенский Собор представители всех церквей империи, а также тех или
иных направлений. Речь шла о том, имелась ли в Христе, наряду с
божественной, человеческая субстанция? В те времена это был вопрос не
праздный. Если правы египетские монофизиты, то страдал на кресте не
человек, а Бог, который мог легко переносить муки и даже не ощущать их. А
коль скоро так, то он нам, людям, не пример, ибо мы слабы и боли боимся.
Но, с другой стороны, не есть ли признание в Христе человеческой природы -
его принижение? Поэтому монофизиты кричали: "Надвое рассеките признающих
два естества!" Собор обещал быть бурным.

Учение о двух естествах поддерживали греки и италийцы (патриарх и папа);