read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com





x x x



Так Феликс Боярчик нежданно-негаданно угодил в плен, хотя изо всей силы
хотел умереть. Произошло еще одно противоречие жизни, еще одна опечатка
судьбы: кто хотел жить -- остался есть траву, как глаголят немцы про убитых,
впаялся в землю, заполненную по щелям рыжей пылью и совсем уж рахитными,
испуганно подрагивающими, серенькими растениями тысячелистника да полыни. А
он, Боярчик, жив и даже не поцарапан. Побаливает колено -- это когда его
немецкий пулеметчик фуганул через себя, он в окопе ударился о железный ящик
из-под пулеметных лент.
Одним из первых, как и ожидал Феликс, погиб Тимофей Назарович
Сабельников. Они, Сабельников и Боярчик, наладились было на берегу открыть
медпункт, но какой-то чин, прикрывший погоны плащ-палаткой, лаясь, что
портовый грузчик, налетел на них, погнал их в атаку, без них, орал он, есть
кому позаботиться об искупивших вину кровью. Феликс помнил еще, что подавал
руку Тимофею Назаровичу, выдергивая его наверх из-под яра. Доктор бежать
быстро не мог, ронял винтовку, задыхаясь, просил: "Погодите! Погодите! Не
бросайте меня..." -- потом, будто на острое стеколко наступив, тонко,
по-детски ойкнул, уронил винтовку, так неуклюже и лишне выглядевшую в его
костлявых, длиннопалых руках. "0-ой, мамочки! -- успел еще выдохнуть. --
Зачем это?.."
На Боярчика, пробующего стащить доктора под осыпь яра, налетели два
мордоворота, яростно матерясь, пинками погнали его вперед.

Тот день на плацдарме был какой-то чересчур тревожный, наполненный
худыми ожиданиями и предчувствиями. Внутренне сопротивляясь, отгоняя
наваждение, фронтовик верил предчувствиям и одновременно страшился их,
пытаясь занять себя трепотней, рукомеслом, всяким разнодельем. Казалось бы,
на плацдарме одно лишь осталось солдату -- ждать боя и смерти, ан нет, там и
сям, снявши амуницию, солдаты гнали из нее, давили осыпную, тело сжигающую
тварь. Уютно ж вестись и жить этой паршивой скотине в старом,
чиненом-перечиненом барахлишке, потому как летняя амуниция получена весной,
шел уже октябрь месяц, к празднику революции, к седьмому ноября, значит,
вот-вот получать новое, уже зимнее обмундирование. Если доживешь, конечно,
до праздника-то.
Интересно знать, как оно у немца -- тоже к Первому мая -- празднику
солидарности трудящихся, выдается летнее обмундирование, зимнее -- к
великому Октябрю иль к Рождеству? Пожалуй, что до Рождества фриц вымерзнет
-- российская зима свои законы пишет, никакой ей Гитлер не указ.
Щусь давно уже усвоил закон жизни, последовательный и никем не
отменимый, -- военный человек на войне не только воюет, выполняет, так
сказать, свое назначение, он здесь живет. Работает и живет. Конечно же,
жизнь на передовой и жизнью можно назвать лишь с натяжкой, искажая всякий
здравый смысл, но это все равно жизнь, временная, убогая, для нормального
человека неприемлемая, нормальный человек называет ее словом обтекаемым,
затуманивающим истинный смысл, -- существование.
Но какую же изворотливость, какую цепкость ума, настойчивость надо
употребить для того, чтобы человек существовал в качестве военной единицы на
войне, веря, что это временное существование, как недуг, вполне преодолимое,
если, конечно, оставаться человеком в нечеловеческих условиях. В пехоте,
топчущей пыль, в этом всегда кучно сбитом скопище появились сапожники,
шорники, портные, парикмахеры, скорняки, спецы по производству самогонки,
копченого сала и рыбы, прачечных дел мастера, архитекторы неслыханного
толка, способные конструировать не палаты каменные, а ячейки, блиндажи,
наблюдательные пункты из подручного материала, допустим, из того же кизяка,
глины, песка, кустов, бурьяна, излаживать пусть и непрочные, но от осколков,
дождя и снега способные тебя сохранить перекрытия. На фронте возник даже
древний гробовщик, но за ненадобностью иль растворился в толпе, иль
отодвинулся в тень, чтобы возникнуть оттудова, если потребуется хоронить
достойную гроба военную персону. Катился слух по окопам: явились свету
спецы, способные из травы полыни натолочь перец, из кожи вшей выделывать и
шить гондон, из каменьев выжать не только самогонку, но и пользительные
лекарственные снадобья, из макаронин артиллерийского пороха извлечь чистый
спирт, а сами макароны, очищенные от химии, жарить по-флотски, так чего уж
толковать о солдатском супе из топора, о солдатской ворожбе, способной
застопорить месячные у подвернувшейся женщины и взнять для боевого действия
орудью казалось бы на века охладевшего воина, даже о брюхатеющих через
письма бабах поговаривали меж собой солдаты.
На передовой и вблизи ее шили, тачали, варили, стирали, плясали, пели,
стишки сочиняли и декламировали люди, приспособившие войну для
жизнесохранения. Само собой, никто их при копании земли и в бою не заменял,
работа их использовалась неспособным к рукомеслу черным людом, фронтовым
пролетариатом, которому, чем дальше продвигалось на запад советское войско,
тем больше надо было надсаживаться -- в мире вообще, на войне в частности,
назначенную человеко-единице работу должно выполнять кому-то, иначе все
остановится и разрушится, поскольку и жизнь, и война тоже -- держатся
трудом, чаще и больше всего земляным. Искажаясь, жизнь прежде всего исказила
сознание человека, и внутреннее его убожество не могло не коснуться и
внешнего облика Божьего создания. Остались при своем звери, птицы, рыбы,
насекомые, они все почти в том одеянии, в которое их Создатель снарядил в
жизнь. Но что стало с человеком! Каких только не изобрел он одежд, чтобы
прикрыть свое убожество, грешное, похотливое тело и предметы размножения.
И более всего изощрений было в той части человеческого существа, где
царило и царить не перестало насилие, угнетение, бесправие, рабство, -- в
военной среде. Во что только не рядилось чванливое воинство, какие
причудливые покрывала оно на себя и на солдата -- вчерашнего
крестьянина-лапотника не пялило, чтоб только выщелк был, чтоб только убийца,
мясник, братоистребитель выглядел красиво или, как современники-словотворцы
глаголят, -- достойно, а спесивые вельможи -- респектабельно. Да-да, слова
"достойно", "достоинство", "честь" -- самые распространенные, самые
эксплуатируемые среди военных, допрежь всего самых оголтелых -- советских и
немецких -- тут военные молодцы ничего уже, никаких слов, никакого
фанфаронства не стеснялись, потому как никто не перечил. Оскудение ума и
быта не могло не привести и привело, наконец, к упрощению человеческой
морали, бытования ее. И вот уж новая модель человеческих отношений: один
человек с ружьем охраняет другого: тот, что с ружьем, идет за тем, что с
плугом, -- проще некуда -- раб и господин, давно опробовано, в веках
испытано, и как тут ни крути, как ни изощряйся, какие самые передовые,
научные обоснования ни подводи под эти справедливые отношения или, как боец
Булдаков выражается, -- как ни подтягивай муде к бороде -- все то же
словоблудство, все та же непобедимая мораль: "голый голого дерет и кричит:
рубашку не порви!"
Упрощая жизнь, неизбежно упрощаясь в ней, человек не мог не упроститься
и во всем остальном: одеяния его в массе своей уже близки к пещерным
удобствам. И вот здесь-то, на очередном витке жизни, раб и господин почти
сравнялись, чтоб равноправие все же не низвело господина до раба,
заключенного до охранника, солдата до командира -- придуманы меты или, как
их важно и умело поименовали в армии, -- знаки различия. Скотину и ту метят
горячим тавром, но как же человеку без знаков различия?
И чтобы этакого вот равноправия достичь, надо было из века в век лупить
друг друга, шагать в кандалах, быть прикованным к веслу на галере, лезть в
петлю, жить в казематах, сгорать от чахотки в рудниках, корчиться на
кострах, ютиться на колу, сходить с ума в каменных одиночках? Конечно,
странно было бы видеть на этой войне, на этом вот клочке земли людей в
позументах, эполетах, в киверах, в пышных шляпах, в цветных панталонах, в
шелковых мушкетерских сорочках с кружевными рукавами и с жабо на шее. Но не
странно ли видеть существо с человеческим обличьем, валяющееся на земле в
убогом прикрытии, в военной хламиде цвета той же земли, точнее, по рту
ложка, по Еремке шапка, по этой войне и одежка. Нищие духом неизбежно должны
были обрядить паству в нищенскую лопотину, шли, шли, шли, думали, думали,
думали, изобретали, изобретали, изобретали, готовили, готовили, готовили,
пряли, пряли, пряли, кроили, кроили, кроили, шили, шили, шили -- и вышла
рубаха почему-то без кармана, совершенно необходимого солдату, и сам солдат
на передовой, в боевой обстановке спарывает налокотник, прорезает на груди
рубахи щель, вшивает мешочек из лоскута, отрезанного от портянки, -- и без
того безобразная, цвета жухлой травы или прелого назьма рубаха делалась еще
безобразней, быстро пропадала на локтях без налокотников, кто зашьет рваный
рукав, кто так, с торчащими из рубахи костьми и воюет.
Но самое распаскудное, самое к носке непригодное, зато в изготовлении
легкое -- это галифе, пилотка и обмотки. Про обмотки, узнав, что их придумал
какой-то австрияк, все тот же воин Алеха Булдаков говорил, что как только
дойдет до Австрии, доберется до нее, найдет могилу того изобретателя и в
знак благодарности накладет на нее большую кучу! Еще большую кучу надо
класть на творца галифе. Шьют штаны с каким-то матерчатым флюсом, и флюс
этот затем только и надобен, чтобы пыль собирать, чтоб вши в этом
ответвлении удобно было скапливаться для массового наступления. А пилотка?
Головной убор уже через неделю превращается в капустный лист! И это вот тоже
заграничное изделие да на русскую-то голову!

Томимый какой-то смутой, думая о чем угодно, чтобы только отвлечься от
нарастающей тревоги, капитан Щусь мотался по ходам сообщения, неряшливо,
мелко отрытым между оврагами, водомоинами и просто земными обнаженными
трещинами, в изломе, в профиле совершенно похожими друг на друга. На солдат



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 [ 105 ] 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.