Чтение 105–й страницы книги ~Улица младшего сына~

крошки съели.

Он снял со стены пальто, оделся, потянулся за шапкой-ушанкой, которая
лежала на стуле. Мать встала в дверях, взявшись за косяк:

- Не ходи, Володенька, ну, прошу тебя! Боязно мне что-то... Ведь не велено
тебе было. Не ровен час, оступишься или заденешь...

Володя мягко убрал ее руку, толкнул дверь:

- Я же ненадолго, мама! К обеду уже дома буду.

- Поберегись хоть! - крикнула она ему вдогонку. - Ой, неспокойно у меня
опять на сердце...

Она видела через окно, как он нагнал саперов, подбежал к старшему,
откозырял и пошел рядом с ним, маленький, решительный, стараясь ступать в
ногу. Она стояла у окна, пока они не скрылись за поворотом улицы.

"Испеку ему к обеду содовые пышки, - подумала она. - Давно, верно, не ел, а
любит - страсть!"

Она подошла к плите, замесила муку с водой и вскоре ушла с головой в
знакомые хлопоты, ставшие теперь снова для нее сладкими, так как она знала,
что к обеду придет Володя, увидит любимые пышки и кинется обнимать ее от
радости.

Протяжный, двойной, грохочущий удар из-под самого, как ей показалось, пола
горницы на мгновение будто приподнял весь домик, а потом грузно всадил его
обратно в землю. Из окна выпал уголок стекла, подклеенный бумагой, слабо
звякнул о подоконник...

Несколько камней, щелкнув по крыше, пролетели за окном и шмякнулись с силой
возле дома. Послышались испуганные голоса. Улица за окном заполнилась
бегущими людьми. Евдокия Тимофеевна видела, что все они спешат, обгоняя
друг друга, по направлению к каменоломням... туда, куда только что ушел ее
Володя.

Она стояла некоторое время, словно окаменев. Как будто тем ударом ее
пришибло на месте. Потом сделала один шаг, косой и неверный, хотела сделать
второй, уже не справляясь с ногами, едва не миновала табурета, тяжело
опустилась на него и уронила на пол полотенце.

Надо было выйти на улицу, узнать, что это так грохнуло, но у нее не было
силы встать.

На улице стихло. Никто не проходил мимо окон. Евдокия Тимофеевна все сидела
на табурете, обернувшись к двери, еще надеясь на что-то, но страшась, что
сейчас дверь раскроется и впустит в дом весть, ужаснее и горше которой для
матери нет и не может быть на свете...

Так она сидела очень долго. И с каждой минутой где-то еще теплившаяся
надежда все гасла и гасла в ней.

Темнело в комнате. За окном стыли серые, неприютные сумерки.

И тогда в дверь постучали. Она не слышала своего голоса, но там, в сенях,
услышали.

Дверь открылась.

В комнату вошли трое. Лица их были черны от въевшейся в кожу копоти.
Евдокия Тимофеевна сразу узнала командира Лазарева, комиссара Котло и того
в морской военной форме, с которым Володя познакомил ее как со своим
учителем.

Они вошли и все трое одновременно сняли шапки.

А она медленно подняла руки, перебирая пальцами сборки кофты на груди,
комкая их. И вдруг схватила себя обеими руками за шею, словно что есть силы
стиснув в пальцах подступивший к горлу, готовый вырваться крик. И все трое,
взглянув на нее, поняли: знает.

Потом губы ее неслышно шевельнулись.

- Володя? - шепотом спросила она.

Лазарев беспомощно раскинул руки:

- Не углядели мы. Сам пошел... Хотел саперам помочь...

Она привстала, глянула мимо них на дверь. Комиссар шагнул к ней навстречу,
взял за локти:

- Не надо сейчас туда, Евдокия Тимофеевна!

... В парке Камыш-Буруна, в главном цветнике, где всегда играют дети,
высится не очень высокий памятник на братской могиле партизан. И на доске
из крымского мрамора, укрепленной на каменном постаменте, написано:

Здесь похоронены партизаны Отечественной войны, погибшие в борьбе с
немецко-фашистскими оккупантами: Зябрев Александр Федор., Шустов Иван
Гаврил., Важенин Влас Ив., Макаров Ник., Бондаренко Ник., Дубинин Володя.

А под горой Митридат в Керчи, со старой лестницы, хорошо видна прямая
солнечная улица, что начинается от склона горы, от подножия лестницы, и
просторно убегает вдаль. Голосисто поют в погожие дни на этой светлой улице
чижи, прыгающие в клетках у перекрестка, где широкая улица Ленина
встречается с Володиной улицей и пропускает ее через себя. Иногда на улицу
эту в сопровождении керченских пионеров приходят Евдокия Тимофеевна
Дубинина с Валей. Пионеры часто навещают их. Они долго смотрят на портрет
Володи, перечитывают простое, мужественное письмо, которое написал домой,
узнав о гибели сына, Никифор Семенович.

Вскоре после этого и Никифор Семенович погиб на фронте. Отец сложил свою
голову за то же великое и справедливое дело, которому беззаветно отдал
жизнь его сын.

Долго и жадно расспрашивают школьники Евдокию Тимофеевну обо всех, кто был
вместе с Володей в школе, в пионерском отряде и в подземной крепости. И
Евдокия Тимофеевна терпеливо отвечает им, что Лазарев по-прежнему заведует
всеми каменоломнями, а Жученков - начальник каменоломен Старого Карантина,
где в памятные дни укрывался партизанский отряд; и совсем недавно в газете
"Правда" сообщалось, что бывший партизан тов. Жученков создал машину для
штучной нарезки камня. Применение этих машин на шахтах позволило увеличить
выработку камня-ракушечника, идущего на строительство домов и промышленных
зданий.

Котло живет на Кубани, работает в МТС по политической части. Корнилов - на
заводе в Туапсе. Петропавловский после ранения ослеп, живет с матерью в
Ленинграде. Он частенько встречается там с пионерами, рассказывает ребятам
города Ленина о том, как принимал в подземном штабе рапорты юного
разведчика. Дядя Гриценко служит в кооперации, живет в том же домике, где и
раньше жил.

Тихо, задумчиво слушают рассказ матери пионеры.

Мать достает из стола пожелтевшую фронтовую газету с напечатанным в ней
приказом командования Крымского фронта от 1 марта 1942 года:

"От имени Президиума Верховного Совета Союза ССР, за образцовое выполнение
заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и
проявленные при этом доблесть и мужество наградить... орденом Красного
Знамени... Дубинина Владимира Никифоровича".

Потом пионеры просят Евдокию Тимофеевну и Валю пройти с ними на Володину
улицу.

- Вот моего младшенького улица, - говорит пионерам Евдокия Тимофеевна,
медленно сходя по ступеням старой лестницы на улицу, носящую имя ее сына.

В праздничные дни, когда на всех улицах играет музыка, в порту на судах
подняты пестрые флаги и летают белокрылые модели над Митридатом, громко
бьют барабаны и резво поет пионерская труба над лестницей из серого
камня-ракушечника. По крутым маршам лестницы спускаются, шагая в ногу, ряд
за рядом, мальчики и девочки в трехконечных красных галстуках - пионеры из
школы имени Володи Дубинина, пионеры соседних дружин.

Дружный, легкий шаг их звонко отдается на известняковых плитах и заполняет
всю улицу. Чижи Кирилюка высвистывают свою приветственную песенку на углу
улицы Ленина. Ветер двух морей играет в складках алого знамени. Пионеры
идут по широкой, озаренной солнцем улице, где под фонарем каждого дома
написано:

УЛИЦА ВОЛОДИ ДУБИНИНА

Керчь - Москва.

Сентябрь 1947 - февраль 1949.

Май 1950 - январь 1952 года.

СПУСТЯ МНОГО ЛЕТ

Послесловие

Больше двадцати лет прошло после событий, описанных в этой книге. И снова
мы приехали в славный город Керчь. И опять бродили по знакомым уже нам
улицам, где когда-то ходил со своими дружками Володя Дубинин, и по той
улице, что уже два десятилетия носит его имя.

А город так чудесно похорошел и расцвел за эти мирные годы! Большой и
красивый памятник Владимиру Ильичу Ленину поднялся над сочно-зелеными
газонами в тени акаций сквера, на который теперь выходит только что
отстроенное светлокаменное здание городского театра. Огонь Вечной Славы
ныне горит днем и ночью над вершиной Митридата, куда ведет многоступенчатая
лестница, по крутым ступенькам которой, легко перемахивая одну за другой,
взбегал с белокрылой моделью Володя Дубинин...

А сколько новых красивых домов и школ на разных улицах Керчи увидишь
сверху, если поднимешься на Митридат!

На заново отстроенном здании одной из этих школ - той, что на Пироговской
улице, - написано:

"Керченская средняя общеобразовательная трудовая политехническая школа No 1
с производственным обучением имени Володи Дубинина".

В просторном вестибюле этой школы стоит отливающий темной бронзой бюст.
Задорно вскинута голова подростка-мальчугана. Взгляд его с пытливой отвагой
устремился вдаль. Концы пионерского галстука словно разметал порыв
встречного ветра.

Таким изобразил Володю Дубинина скульптор. Он хорошо передал черты
порывистого бесстрашия, упрямой пытливости и жизнерадостной прямоты Володи.

Такой же бюст, но изваянный из светлого мрамора, был выставлен летом 1951
года на Фестивале молодежи в Берлине, среди живописных и скульптурных
портретов, воссоздавших образы юных героев - отважных борцов за утверждение
мира и счастья во всем мире.

Ныне этот бюст находится в Москве, в Историческом музее, на постоянной
выставке "Комсомол в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. ".

Бюст Володи Дубинина, украшающий сегодня вестибюль школы, установлен был