иностранного корабля и его пассажиров. В его обязанности входило не
допускать подобной вредной пропаганды. Такое поведение рисует город в
невыгодном свете, как будто здесь не рады гостям.
получить визу во Францию...
Булони.
- И мы переправимся.
поедем со мной. Мне просто думать тошно, неужели ты поедешь дальше. Что ты
станешь делать один в Испании?
ничего нового и удивительного не было, правда? Очень похоже на Мехико,
кривые старые улочки, и говорят по-испански, и такие же лавчонки, и
штукатурка тех же тонов... но ты заметил, странно было как раз в новой части
города, в центре, где ведут торговлю и прочие дела со всем миром? Ты видел -
там на кирпичной стене есть медная табличка - отделение банка Британской
Западной Африки?
очень чужой стране, и мне там совсем не нравится.
прозвучала нежность, всегда такая неожиданная, и, как всегда, сердце Дженни
растаяло; влажно блеснули глаза, она замигала и осторожно улыбнулась Дэвиду.
далеко.
друг к другу, потом поцеловались, и Дэвид сказал внезапно, небрежно, словно
между прочим, словно и не ждал, что его услышат:
другой день будем в Париже. Мне надоело спорить, Дженни.
твой галстук и ронять слезы тебе за воротник? И пускай на нас смотрят, мне
все равно!
Авилу, и в Гранаду, и всюду-всюду. Или, хочешь, давай поедем сперва в
Испанию, а уже потом в Париж... правда, лапочка, я не против. Теперь мне все
равно, куда ехать. Сойдем в Хихоне, ладно? И оттуда - в Мадрид.
поблизости и только и ждало своего часа. Вот она, ее хитроумная уловка:
всегда она упрямится, пока он не уступит, а тогда вдруг сама сдается,
прикидывается такой покладистой, будто только того и хотела, и он остается в
дураках. Но сперва он должен уступить. "Я перестану, если ты
перестанешь...", "Я все сделаю по-твоему, только сперва ты сделай
по-моему..." Вот и опять она взяла верх, а теперь, не угодно ли, отдает
победу ему, показывает, как легко ей быть великодушной, идти за ним, куда
ему хочется, в счастливом согласии... вот бы и пошла на это с самого начала,
а не дергала его столько времени и не тянула из него жилы! Теперь-то,
конечно, она начнет командовать поездкой по Испании, все переиначит
по-своему, начнет с Хихона, а ему и в голову не приходило там
высаживаться... Он молчал так долго, что Дженни встревожилась.
голоском. - О чем ты думаешь? Правда, было бы славно высадиться в
каком-нибудь месте, о котором мы никогда и не думали, а оттуда просто пойти
пешком по стране до самого Мадрида?
о Мадриде. Предпочел бы пока оставаться на побережье - может, в Сантандере,
или в Сан-Себастьяне, или доехать до французской границы, в Ирун...
едем вместе в Париж, а там посмотрим...
сердитым, не огорченным, не испуганным, не обиженным, нет, попросту
критически неодобрительным, - и заговорила самым обычным своим голосом,
усиленно обычным, можно сказать, в энной степени, кисло усмехнулся в душе
Дэвид.
держался своего выбора, пока мы не доведем дело до конца, или что-то не
решим, или даже... а то, знаешь, сколько раз так бывало: ты тащишь меня за
две мили к девяти вечера в ресторан ужинать, а у самых дверей передумаешь и
тащишь меня еще милю куда-то в другое место, и кончается тем, что мы
где-нибудь на улице, на углу, едим зеленые tamales {Мексиканское блюдо:
толченая кукуруза с мясом и перцем.}, разогретые прямо в консервной банке...
Неужели и вся эта наша поездка так обернется? Тогда, может, просто сейчас
прыгнем за борт, и точка? Дэвид, ну чего ты, в конце концов, хочешь?
Дженни просыпалась самая обыкновенная баба и все черты ее характера
сплавлялись в бессмысленной чисто женской сути, выливались в слова, лишенные
всякого подобия логики и разума, Дэвид испытывал огромное облегчение:
ослабевал внутри тугой узел вечного напряжения, так приятно не принимать ее
всерьез, не утруждать себя попытками что-то ответить, объяснить, успокоить;
ссоры теряли всякую остроту, даже воспоминание о любви теряло всякий смысл;
человек не обязан ни на волос поступаться своим мужским достоинством ради
женщины, не обязан хоть на миг принимать ее во внимание и хоть на грош
уважать, если она так его шпыняет, все равно что булавками тычет. Нет,
право, какое облегчение видеть, что Дженни, такая особенная, удивительная,
не похожая ни на одну женщину на свете, сливается с безымянной, безликой,
неисправимой напастью, бичом мужчины, - с болтливой, сварливой, придирчивой
самкой Высшего Примата. Прыгнуть за борт? Да чего ради? Он заметил, что
волна стала круче, уже ощущалась качка. На сей раз Дженни наговорила больше
глупостей, чем обычно, когда она начинала рассуждать по-женски.
Мы едем в Париж, это решено бесповоротно. - (Место ничуть не хуже других,
там вполне можно покончить с этой историей раз и навсегда: Берлин, Мадрид,
Париж - не все ли равно?) - Оставим пока что Испанию в покое. Пора заняться
Францией.
произнесла ни одного недоброго слова. - Посмотрим, как оно получится в Виго.
- И прибавила почти робко: - Ты такой душенька, что не рассердился на меня,
когда я сейчас взвилась. Дэвид, ты, конечно, не поверишь, но я очень
счастлива... очень. Пожалуйста, забудь все, что я наговорила...
затаенная улыбка.
выходил из гавани, тут волнение так разыгралось, что катерок лоцмана едва не
захлестнуло. Матрос у руля промок до нитки и с немалым трудом удерживался на
ногах.
спрыгнул в катер, который едва не опрокинулся. Взялся за руль и круто
повернул суденышко. Яростная короткая схватка - и мотор заглох.
Минуту-другую лоцман стоял неподвижно, удерживая рулевое колесо в нужном
положении, и глядел вверх, на высоченный, угрожающе нависший над ним нос
корабля.
вовсю им размахивать. Наконец лоцман заметил ее знаки; широким движением,
полным изящества, он снял скромную лоцманскую фуражку и помахал в ответ.
Дэвид стиснул пальцами перила и откачнулся назад, руки его напряглись,
закаменели до самых плеч. Его передернуло. А Дженни все медлила у борта,
шарф болтался в руке, черты смягчились, лицо так и светилось весельем и
лаской. Дэвид взял ее за локоть и почти оттащил от борта.
покорностью. Обычно это означало, что она уже обдумала для себя новую
забаву, еще того похлеще.
зная отчего почувствовала, что никогда в жизни ей не было так хорошо и
весело. Дэвид задумался о чем-то своем; корабль сильно зарывается носом, и
от качки должно бы, кажется, холодеть все внутри, но Дженни не ощущает
холода. Все те же столики вокруг, и за ними все те же пассажиры - да, почти