Черному послал гонцов с требованием воротить Переяславль Дмитрию. Дмитрий
взамен отказывался от великого княжения и присягал, что не будет искать
власти под братом.
отречения, Дмитрий наконец тронулся из Твери домой. Иван, распростясь с
отцом, с частью дружины отплыл еще прежде в Кострому.
в последний раз. Долго смотрел потом, как по синей воде уходили, распустив
паруса, вниз по течению смоленые челны, как долго еще мелькали, появляясь
и исчезая за мысами, белые паруса.
путем, через Волок. Дмитрий надеялся на помощь Данилы. К Переяславлю,
ежели Федор Черный заупрямится, следовало подойти с ратною силой.
Сожидали княгиню, псковскую помочь. Княгиня и тут не сумела приехать
вовремя. Дмитрию час от часу становилось хуже, он терял силы, большое тело
переставало повиноваться ему совсем. Нечем было дышать, князя выносили на
двор...
глазами. Трудно подняв руку, вручил кошель с серебром.
оставишь? Ну, прости... Сейчас езжай на Москву, брату весть отвези... И
семью свою, может, живы... Ступай.
шевельнулась, князь повторил тише:
моя, по тебе томится плоть моя в земле пустой, иссохшей и безводной.
Княгиня приехала утром в воскресенье, уже не застав мужа в живых. Тело
Дмитрия повезли хоронить в Переяславль*.
Схоронили Прохориху. Умирая в сознании, старуха все жаловалась, что будет
лежать вдали от мужа и родного села. <Ето мне за грехи, что его на чужом
погости схоронила!> - утверждала она.
вымолах. После смерти матери ворочаться в Княжево он не захотел. Стали
делиться. Продали третью лошадь, деньги поделили. Вера подарила Степановой
семье корову. Сани сменяли на телеги, приплатив. Степан купил новый
сошник. Он уже вызнал, где какие места, и ладился за Волгу, на вольные
земли.
Степан.
запрягла своего коня и тронулась вместе с негустою толпой переяславцев в
обратный путь. (Уже стало известно, что Федор Черный оставил город.)
Степан же на другой день, уложив куль семенного хлеба, что чудом сберегли
(мать, умирая, говорила: <Сберегите!>), отправился к перевозу.
землю. Заплывающий водой след тянется за телегой.
места все не находилось. Степан упрямо забирался все дальше и дальше.
Марья просила иногда:
своих старшеньких и совсем уже квелую меньшую. Верно, пора было
остановиться.
западинке, к каждому лужку, но то вода была далеко, то лес мокрый, то
земля не казалась.
просветлело. С горы открылся воздушный простор, и блеск, и свежее дыхание
воды, а потом и тихое журчание сказали о реке. Полого взбегающие горки в
лесной густой щетине окружали долинку.
искусанного комарьем лица, неотрывно вгляделась в тихую, с мягкими
извивами речку, что струилась внизу.
меньшенькая. Марья, закусив губу, стала совать ей, выпростав из рубахи,
потную, в набухших венах грудь.
проснувшись, опять стали пихаться, начал сводить воз вниз по угору,
проламывая ельник. Лошадь дергала головой. Овода кружились над нею с
сердитым жужжанием. Но Степан, ухватя Лысуху под уздцы, коротко к морде,
сильно и бережно сводил воз, мягко успокаивая словами упиравшуюся,
взопревшую и измученную больше всех кормилицу. Корова, привязанная сзади,
хромала, дергая вервие. Жеребенок, отстав в ельнике, взоржал испуганно, и
Лысуха, захрапев, чуть не вывернула воз. Степан удержал, однако, и вывел
на пологий, в орешнике, берег, где путь им преградил было завал из сухих
дерев, Марья, слезшая с воза еще прежде, взяла теперь Лысуху под уздцы, а
Степан, достав из-под сена топор, в три удара - отколь воротилась сила к
мужику - перерубил самую толстую рогозину и, натужась, разволок завал.
Выехав из орешника, телега разом окунулась в высокое влажное разнотравье,
в море цветов, над которыми реяли блестящие, словно парчовые, стрекозы.
Отощавшая, изъеденная до кровавых язв корова уже жадно, вскидывая рогатой
головой и помахивая хвостом, въелась в сочную траву. Пока выпрягали и
поили Лысуху, раз пять плеснула крупная рыба. Степан отошел на угор и
копнул деревянною, с окованным краем лопатой. Мягкая и влажная краснобурая
земля была добра. Он выпрямился, озирая тихую, в лесном укрытии, прогретую
солнцем долину. Прикинул, что дерева на избу удобно будет волочить вниз,
под угор. Куда еще бежать? И так пора упущена - пахать да сеять... Хоть
сколь, а надо, не то зимы не протянуть! Марья поглядела на него
просительно:
А место доброе, и земля, и вода, и лес...
избу-зимовку и распаханный луг.
митрополит Кирилл тако заповедал, а паки того, от отец святых... Как мощно
братию свою во Христе работить? Захочешь, иди. Путь тебе чист. Хочешь,
живи тута. Никто не зазрит. Да ты поговори с отцом игуменом! Он послал:
кто ста здеся? Щепки по реки плыли. Он за малую мзду разрешит и осести
тутотка, да и попервости может и помочь чем. Жито у нас есть! Угодья
монастырски, дак их пахать надоть... - прибавил монашек.
обижать, все залечит... А может, и впрямь жита у их взять?
плеч мешок с мукой. Молча заглянул в домовинку, перекрестился. Достал
огарок свечи, возжег, начал читать отходную. Исполнив обряд, кивнул на
мешок:
появилась маленькая могилка. Когда домовинка была опущена в землю и они,
натужась, вдвоем забросали яму и поставили крест, монашек, поклонившись
Степану с Марьей, еще раз перекрестил могилу и неслышно пропал в кустах.