реть должен на самой вершине Парнаса! Нектар души своей он рассеял по цветам,
которые увядали раньше срока. Тредиаковский проживет еще очень долго, но
счастлив в жизни никогда не станет... Не жизнь у него была - трагедия!
хаживал в мундирчике, не имея ни шинели, ни овчины, шляпа фасона глупейшего
не грела голову, оставляя уши открытыми. Чулки и гетры ног от холода не защи-
щали... Немало народу померзло при торжественном вшествии армии в Петербург
для празнования мира, славы не принесшего!
го "для делания кукардов к шляпам". Возглавлял вшествие Густав Бирон, брат
фаворита. "Штаб и обер-офицеры, так как были в войне, шли с ружьем, с примк-
нутыми штыками; шарфы имели подпоясаны; у шляп сверх бантов за поля были
заткнуты кукарды лаврового листа... ибо в древние времена римляне с победы
входили в Рим с лавровыми венками, и то было учинено в знак того древнего
обыкновения". На армию лавров уже не хватило, и "солдаты такия ж за полями
примкнутые кукарды имели из ельника связанные, чтобы зелень была". Пар от ды-
хания нависал над войском замерзшим. Гвардия и армия голенасто вышагивала в
чулках разноцветных, топала башмаками в твердый, наезженный санками наст.
Впереди со шпагой в руке трясся посинелый от холода Густав Бирон, за ним де-
филировал штаб с носами красными - все под усохшими на кухнях лаврами, отня-
тыми у супов кастрюльных. Марш начался от Московской ямской заставы ко дворцу
Зимнему, который войска обошли кругом, и видели они в окнах дворцовых расплю-
щенные об стекла носы и щеки девок разных; на балкон в шубах пышных выходила
императрица, ручкой им в ободрение делала. Солдаты прошагали от Адмиралтейс-
тва к Ледяному дому, дивясь немало на красоту рукотворную, с Невы же колонны
завернули обратно ко дворцу. Тут запели трубы, и знаменосцы стали сворачивать
полковые стяги в "крутени", которые сразу унесли в покои царские. Война за-
кончена!.. Офицеров звали во дворец, где они перед престолом поклоны нижайшие
учиняли. При этом Анна Иоанновна каждого из них бокалом венгерского потчева-
ла, а речь ее была такова:
лежащих диспозициях, господа офицеры тверды и прилежны находились, о чем я
чрез фельдмаршала графа Миниха и подполковника Густава Бирона известна стала,
и будете вы все за службы свои немалые мною не оставлены...
квартирам на постой развели, где им никто не радовался, ибо постои эти обыва-
телям в тягость были. Живет себе человек с женою и детишками, ничем не тужит,
вдруг прутся в дом сразу восемь солдат с гранатами и ружьями. Теперь пои,
корми их, ублажай всячески, а они кочевряжатся и жене твоей намеки разные де-
лают... Когда постой закончится, в доме твоем мебелишка истерзана, посуда по-
колочена, детишки слова скверные произносят, жена воет, а девки брюхаты от
солдат бегают...
когда казармы в Петербурге выстроят, тогда обыватель столичный заживет
по-людски!
рону бриллиантовую. Пушки раскатисто стучали с крепостей Адмиралтейской и
Петропавловской; при барабанном бое по улицам разъезжали секретари, читая на-
роду манифест о мире. Близился час великого "трактования", когда следовало
царице многих отблагодарить за подвиги в войне минувшей.
ные в войне этой с Турцией жалую тебя деньгами в благодарение суммою в пять
миллионов рублей...
плечи голые показывая. Склонились и мужи государственные; низко упали, почти
пола касаясь, длинные локоны париков, а концы шпаг вельможных высоко вздерну-
лись... Тишайше было. При пяти миллионах шуметь не станешь, а только задума-
ешься.
Правда... потужения к виктории я производил, но могу оценить их лишь в сто
тысяч рублей, которые и приму от тебя!
а просил" для сыночка своего кавалерию красную Александра Невского, которая и
была дана, отчего сопляк остермановский сразу вошел в чины генеральские...
Вообще скромность - это большая наука, не каждый умеет смирить свою алчность!
теперь надо ждать войны новой - на Балтике. От двора же велено было домовла-
дельцам, чтобы выставили на .подоконники не менее десяти свеч зажженных. Го-
род, обычно тонущий во мраке, озарился огнями праздничной иллюминации. Пушки
еще долго били с крепостей, в ушах звенело от пальбы их, гофмаршал раздавал
иностранным послам памятные медали в знак Белградского мира. Иные выпрашивали
себе и по две-три медали, ибо сделаны они были из чистейшего золота.
ром на Украину посадили храбреца Джемса Кеита, а он остался при Военной кол-
легии, при корпусе Кадетском, при жене костлявой. Правда, Анна Даниловна в
приход ему ежегодно по ребенку приносила, но дети эти не графы Минихи, а по
отцу законному-князья Трубецкие... Вот, кстати, и отец их подоспел.
Иоанновна от зеркала приветливо обернулась:
по-царски... проси!
ним чином... генералиссимуса.
муса имеют право иметь лишь особы царской или королевской крови! Как я тебе
такой чин дам?
ми, будто обрубленными пальцами.
свой иметь...
кую. А я думала, что он великим князем Московским быть захочет... Доверься
ему, так я бы на чухонском престоле осталась, а он бы на московском рассел-
ся...
лейб-гвардии полка Преображенского! Конечно, от такого "трактования" и заску-
чать можно. Исподлобья наблюдал Миних, как на сцене театра придворного два
итальянских танцора изображали ревнивых любовников. Межу ними крутилась в пи-
руэте француженка-балерина, предельно тощая и лядащая, вроде жены Миниха...
Вдруг подошла Анна Даниловна, шепнула с придыханием страстным:
одной кости грызутся.
заискивающий поклон (не уехать ли в Париж?). Потом явился посол Пруссии, ба-
рон Мардефельд, и Миних отпустил ему тяжелую, как гиря, берлинскую шутку (не
махнуть ли в Берлин?)... Оглушая гостей могучим басом, нахальный и тревожный,
крутился среди красавиц двора Бисмарк. В сторонке от гостей, нелюдим и подтя-
нут, стоял, поскрипывая лосинами, одинокий фельдмаршал Петр Петрович Ласси -
шотландец гордый. Гостей звали к столу. Миних локтями продрался ближе к бал-
дахину, назло Бирону наглейше занял место подле императрицы. Фельдмаршал
грозным рычанием велел лакеям придвинуть к нему серебряный поставец настоль-
ного "холодильника" с винами. Анна Иоанновна, недовольство Миниха ощутив, бы-
ла с ним крайне любезна:
ла она. - Подать фельдмаршалу мое блюдо...
коился жирный заяц. По краям же от него симметрично расположились четыре кро-
лика. А между ними в благоухании лежали полдюжины цыплят и голубей. Все это
было щедро прошпиговано шафраном и перцем, корицею и каперсами, имбирем и
гвоздикой. Фельдмаршал (потихоньку от соседей) кушак на лосинах распустил по-
шире и с возгласом: "Я медлить не люблю!" - вонзил вилку в зайца. Струя аро-
матного жира прыснула в глаз Миниху... А мимо него проплыли в сторону царицы
и Бирона два белоснежных лебедя - грациозно кивали гостям их длинные шеи,
только глаза были мертвы, и вместо глаз кулинары вставили по две жемчужины.
ры, играли на трубах. Время от времени ледяной слон на Неве извергал из себя
массу огня, после чего издавал протяжный рев... Миних сожрал все, что ему да-
ли на блюде царском.