Чтение 105–й страницы книги ~Атаульф~

знаю, что это вандальский обычай. Ульф поднимает черное от крови лицо и
несколько мгновений сидит неподвижно, вслушиваясь в темноту. Встает и,
не оборачиваясь, идет к своей лошади. Ударив лошадь пятками, несется за
хродомерово подворье в сторону кузницы. Из его горла рвется крик - я ни-
когда прежде такого от Ульфа не слышал. Птицы болотные так иногда кри-
чат. Двое чужаков выскакивают с хродомерова подворья и несутся следом за
Ульфом. Один остается биться с Визимаром. Этот чужак - великий воин, но
Визимар убил его. От жажды мщения изнемогал Визимар - я понимал это. И
помчался Визимар Ульфа догонять, но не догнал: навстречу ему вывернули
еще двое, и пал Визимар под их ударами. Не будет больше кузнеца в нашем
селе. Не будет больше в праздничный день скакать по селу кузнец, Вотана
славя. Ушло вместе с Визимаром уменье его. Среди чужих людей умер Визи-
мар, и я знал, что в последнее мгновение тоска охватила его. В тоске и
ушел в Вальхаллу, а не в радости.

...Лиутпранд все огрызался на чужаков, не подпуская их к себе. Но да-
же и Лиутпранд начал уставать. Коня под ним убили, и грянулся оземь Ли-
утпранд. И не встал больше. Длинное чужаково копье вошло под густую его
бороду. И радостно закричал тот, кто убил Лиутпранда, ибо хотел взять
себе его доспехи...

...За селом, оставив за спиной хродомерово подворье, Ульф убивал.
Ульф убивал, как Тарасмунд, отец наш, пахал: спокойно, аккуратно, выка-
зывая многолетнюю сноровку. Это было единственное, что Ульф умел хорошо
делать. Сейчас, пренебрегая своим увечьем, снова держал он два меча. В
темноте и тумане и обоими глазами много не наглядишь. Ульф не столько
смотрел, сколько слушал. Слушал не только ушами, но всей кожей. Я знал,
что Ульф ничего не чувствует, когда падал сраженный им враг. Душа Ульфа
была пуста. Теперь я знал это. Мне стало холодно.

Ульф закончил убивать. Прислушался. К селу приближалось человек
шесть, и Ульф повернул коня в сторону болот, решив не принимать боя. Мне
было очень холодно...

Ульф ехал не спеша, все время прислушиваясь. И лошадь его пряла уша-
ми. До кузницы оставалось три полета стрелы, когда лошадь вдруг фыркну-
ла, и тотчас в тумане тоненько заржала лошадь. Ульф приподнялся в седле,
шевельнул ноздрями, принюхиваясь, как пес, и уверенно крикнул что-то на
непонятном языке - будто одним горлом кричал. Из тумана отозвались на
том же языке - и выехали два страхолюдных всадника. Ульф пустил коня
рысью, направляя его между ними. Всадники не успели еще ничего понять,
когда мелькнули два ульфовых меча. У одного страхолюдины отвалилась рука
вместе с плечом, второй скорчился в седле, пытаясь поймать выползающие
из распоротого живота внутренности.

И снова пустота. Ульф ничего не почувствовал, когда убил этих двоих,
- даже удовлетворения. Просто успокоил лошадь и двинулся дальше...

...И видел я дядю Агигульфа с Валамиром, уходящих в сторону дубовой
рощи. И их преследовали...

...И знал я, что они уйдут, и потому отвел глаза...

...Уже светало. Я понял вдруг, что младший сын Тарасмунда по имени
Атаульф сидит в норе на косогоре и трясется от холода и боли. Но это был
не я...

...Агигульф-сосед лежит посреди своего двора с разбитой головой. Весь
двор покрыт смятым, окровавленным, затоптанным полотном - накануне Фрумо
развешивала сушить. Фрумо смотрела на заляпанное полотно, на кровавые
пятна, хлопала себя руками по бокам и кудахтала, как курица. И увидел я
вдруг, что вовсе не полотно это разбросано по двору - это курицы, заре-
занные для большого пира, чтобы порадовать дорогих гостей. А вот и гости
дорогие - стоят вокруг Фрумо, радуются угощению, смеются.

Перестав кудахтать, показала Фрумо пальцем на берестяную личину. И
снял чужак берестяную личину, отдал ее Фрумо. Оказалось под личиной та-
кое лицо, что личина против него куда краше. Плоская морда, на верхней
губе редкие усики, щеки в шрамах, будто кожу с них полосками сдирали. И
лыбился страхолюдный чужак.

Фрумо ногтем личину поскребла, посмеялась и на себя надела. И стала
ходить по двору, напевая. А чужаки за ней ходили, как цыплята за кури-
цей, и с почтением внимали ее лепету. И тихо переговаривались между со-
бой. Я понял, что они боятся Фрумо прогневать.

Фрумо вдруг повернулась к ним и показала пальцем на золотой браслет,
что у рослого чужака на руке блестел. Чужак отдал ей. Тогда она на пряж-
ку показала. И отдал он ей пряжку. Радостно засмеявшись, подошла Фрумо к
мертвому Агигульфу и стала обряжать его в золото, что подарили ей чужа-
ки. Чужак нахмурился, но перечить не посмел.

А Фрумо села на землю возле своего отца и замахала на чужаков руками,
чтобы те уходили.

И уходят чужаки со двора Агигульфа-соседа...

...Хродомер ползет вниз по косогору. И мнится Хродомеру, что все мож-
но заново начать...

...Двое чужаков поймали Сванхильду. Тащат наверх от реки, в село.
Сванхильда брыкается, кричит. Криков не слышно, но я вижу, как открыва-
ется и закрывается ее рот. У нее в руке нож, но чужаки его отчего-то не
замечают. Сванхильда изворачивается и всаживает нож в живот одному из
чужаков. Вырывается и бежит...

...Дубовая роща. Зарывшись в кучу палых листьев, прячется здесь Од-
вульф. Копья при нем нет. Одвульф рыдает и молится, перезабыв со страху
все молитвы. Одни только обрывки повторяет, будто взбирается куда-то по
веревке, а веревка истлевает прямо в руках.

Невдалеке в тумане выводок вепрей. Секач настораживается. Стук копыт
- всадники...

...Хродомерово подворье пылает. В колодец падает горящая головня...

...Чужое лицо. Я видел его, когда сидел в норе. Его щеки вымазаны жи-
ром, поверх жира нанесет углем узор - черная спираль. Он стоит возле то-
го, которого убила Сванхильда, и плачет...

...Я вижу Валамира. Он миновал дубовую рощу и в обход села направля-
ется к кузнице. За Валамиром на маленькой мохнатой лошадке едет дядя
Агигульф. На Агигульфе одвульфовы портки - те самые, что некогда подари-
ла Одвульфу Гизела. Сам Одвульф в одной рубахе уныло плетется за лошад-
кой дяди Агигульфа. Дядя Агигульф то и дело пытается отогнать его. Од-
вульф трясется от рыданий.

Я знаю, что дядя Агигульф едва не убил Одвульфа. Только заступничест-
во Валамира и спасло - отбил Валамир уже опускающийся меч. Ибо ярость
переполняет дядю Агигульфа. Несправедливо, считает дядя Агигульф, чтобы
жил Одвульф, когда Тарасмунд мертв.

В дубовой роще стоит еще, задержавшись с ночи, синеватый полумрак, но
золотистые кроны уже озарены солнцем...

И вспомнил я о бурге, откуда могла прийти помощь. И увидел я рощу,
что выходит на старую ромейскую дорогу, хотя никогда там прежде не был.
В роще лежали Рикимер и Фретила. И увидел я, что не первый день они
мертвы - убиты были на обратном пути из села в бург.

Я метнулся взором к бургу и тотчас же увидел мертвую голову Теодобада
на шесте. Голова была так близко, что я, кажется, мог бы поцеловать ее в
синие губы. Над головой кружили вороны.

И отпрянул я в ужасе и сразу увидел весь бург - так, как птицы видят
его. И не было больше бурга, только мертвое пепелище. У стены лежали
дружинники, около дюжины числом, со стрелами в груди, зарубленные мечом.
Это были лучшие дружинники теодобадовы. И боялись их чужаки. Чужаки боя-
лись их даже мертвых и потому постарались избежать мести: отрезали у
трупов головы, сложив их в другое место и отворотив лица их от бурга. И
ноги у мертвецов были перебиты.

И увидел я дорогу, ведущую из бурга в то село, откуда родом мать наша
Гизела. Навалив трупы наших из бурга на телегу, двигались к тому селу
чужаки. В том селе жителей не было, они в бург ушли и в бурге погибли.
Дома же сохранились целые.

Добравшись до уцелевших домов, загнали чужаки в один из них телегу с
мертвыми телами и подожгли дом...

...И видел я, как хоронят они своих убитых. Иной обычай у них, не по-
хож на наш. В яму, камнями выложенную, сажают убитого со скрещенными но-
гами, и оружие ему кладут. После же сверху закрывают яму настилом и зем-
лю насыпают. Так хоронят чужаки...

...И увидел я, что нет уже и того села, откуда вышли дедушка Рагнарис
с Хродомером. Не было того села уже в тот день, когда к нам Снутрс прие-
хал, ибо чужаки пришли туда раньше...

...И увидел я вождя чужаков. Он был уже немолод. Будто великую ношу
нес на плечах, такая усталость была в его глазах...

...И увидел я, как отряды чужаков разливаются с юга по нашей земле,
точно река во время половодья, и не остановить этот поток...

Теперь я знал, что чужаков согнали с их места люди нашего языка, а
тех встревожили и погнали прочь другие люди, о которых я не ведал...

И вдруг увидел я свайную деревню, ту, что на озере стоит. И не была
та деревня брошенной, а дома ее еще не обвалились и не почернели. Там
жили люди. И увидел я воинов, выходящих из леса и сеющих смерть. Хотели
эти воины забрать себе эти земли и истребляли тех, кто жил в свайной де-
ревне. И видел я среди тех воинов их вождя. Я знал его имя. Это был Ре-
кила, отец Ариариха, отца Алариха, отца Теодобада. И открылось мне, что
не от богатырства пришли в эти края люди нашего языка - страх и голод
гнали их, как нынче гонят они чужаков.

Чужаки пришли в эти края, как некогда пришли сюда мы. И не было чужа-
кам здесь места, как не было здесь места и нам. И не смогут навек сесть
здесь чужаки, как не смогли здесь сесть навек мы. Ибо следопыты Огана,
вождя гепидского, что отобрал у Афары солеварни, уже выведали, где ядро
этого племени - где их женщины и потомство. И изгонит их отсюда Оган, но
сам падет под ударами тех, кто идет за чужаками вослед. И то люди нашего
языка. Но нет во мне радости при мысли о том, что мы будем отомщены.

Ибо ведал я судьбу чужаков, а они ее не ведали.