евреев идет речь?
Гиммлера и вождя, могли ответить на него.
демократии и космополитизма следовало спросить его о том, чего Лисс не
знал, - признаться в своем незнании.
сказал Лисс, - в годы учения, как сказано у Гете.
сказал Эйхман и добавил: - Цифру эту, земляк, я впервые произношу вслух.
Если считать Берхтесгаден, Рейхсканцеляй и ведомство нашего рейхсфюрера,
она была названа семь или восемь раз.
ощущения, что собеседник умней его.
одна причина, по которой я назвал вам эту цифру. Мне хочется, чтобы она
связывала нас для дальнейшей совместной работы.
вертикально вверх. - Если вы разделите со мной труд, а Гитлер проиграет,
мы будем висеть вместе - вы и я.
столик и скажем: "За двадцать месяцев мы решили вопрос, который
человечество не решило за двадцать веков!"
Жизнь в национал-социалистическом государстве не могла развиваться
свободно, - каждым ее шагом нужно было управлять.
чтения, заводами, пением, армией, летними экскурсиями, - нужны были
вожаки. Жизнь ведь потеряла право расти, как трава, волноваться, как море.
Вожаки, казалось Лиссу, тяготели к четырем типам характеров.
способности к анализу. Эти люди ловили лозунги, формулы из газет и
журналов, цитаты из речей Гитлера и статей Геббельса, из книг Франка и
Розенберга. Они терялись, не чувствуя подпорок. Они не задумывались о
связи явлений, проявляли жестокость и нетерпимость по любому поводу. Они
все принимали всерьез: и философию, и национал-социалистическую науку, и
туманные откровения, и достижения нового театра, и новую музыку, и
кампанию по выборам в Рейхстаг. Они, как школяры, зубрили в кружках "Mein
Kampf", конспектировали доклады и брошюры. Обычно они были скромны в
личной жизни, иногда испытывали нужду, чаще остальных категорий попадали в
партийные мобилизации, отрывавшие их от семей.
волшебной палочки. В проверенном кругу друзей они посмеивались над многим,
- над невежеством новых докторов и магистров, над ошибками и нравами
ляйтеров и гауляйтеров. Они не смеялись только над вождем и над высокими
идеалами. Эти люди обычно жили широко, много пили. На высших ступенях
партийной иерархии эти характеры встречались чаще, чем на низших. Внизу
царствовали характеры первого типа.
восемь-девять человек и бывали допускаемы еще пятнадцать-двадцать, там
существовал мир, лишенный догм, там свободно судили обо всем. Там не было
идеалов, одна лишь математика, веселые, не ведающие жалости высокие
мастера.
блага.
знаменовало начало зловещих событий. Мастера социальной механики возвышали
догматиков, чтобы поручить им особо кровавые дела. Простаки временно
упивались высшей властью, но обычно, закончив дела, исчезали, а иногда
разделяли судьбу своих жертв. Наверху вновь оставались веселые мастера.
свойство, - они были народны. Они не только цитировали классиков
национал-социализма, но и говорили языком народа. Их грубость казалась
народной, крестьянской. Их шутки вызывали смех на рабочих собраниях.
идеям, философии, но также чуждые и аналитических способностей.
Национал-социализм платил им, и они служили ему. Их единственной, высшей
страстью были сервизы, костюмы, дачи, драгоценности, мебель, легковые
машины, холодильники. Деньги они не очень любили, не верили в их
прочность.
с ними, - там, в царстве насмешливого ума, щегольской логики, он
чувствовал себя легко, естественно, хорошо.
стратосферой был мир туманный, непонятный, неясный, мучающий своей
алогичностью, - в этом высшем мире существовал вождь Адольф Гитлер.
несоединимое, - он был главой мастеров - сверхмехаником, шеф-монтером,
обер-мастером, обладавшим высшей логикой, высшим цинизмом, высшей
математической жестокостью, даже по сравнению со всеми своими ближайшими
помощниками, вместе взятыми. И в то же время в нем была догматическая
исступленность, фанатическая вера и слепота веры, бычья нелогичность,
которые Лисс встречал лишь на самых низких, полуподвальных этажах
партийного руководства. Он, создатель волшебной палочки, первосвященник,
был одновременно и темным, исступленным верующим.
неожиданно вызвал в нем то пугающее и влекущее, неясное чувство, которое
вызывал в нем лишь один человек в мире - вождь немецкого народа Адольф
Гитлер.
32
доброжелательстве и в истребительных погромах.
исторический, бытовой, физиологический; разнообразны формы его -
индивидуальный, общественный, государственный.
наук, в душе глубокого старика и в детских играх во дворе. Антисемитизм
без ущерба для себя перекочевал из поры лучины, парусных кораблей и ручных
прялок в эпоху реактивных двигателей, атомных реакторов и электронных
машин.
средство, он мерило противоречий, не имеющих выхода.
общественных устройств и государственных систем. Скажи мне, в чем ты
обвиняешь евреев, и я скажу, в чем ты сам виноват.
свободу, шлиссельбургского арестанта, крестьянина Олейничука, выражалась
как ненависть к ляхам и жидам. И даже гениальный Достоевский увидел жида
ростовщика там, где должен был различить безжалостные глаза русского
подрядчика, крепостника и заводчика.
расизма, жаждой власти над миром, космополитическим безразличием к
немецкой родине, навязал евреям свои собственные черты. Но это лишь одна
из сторон антисемитизма.
равноправной жизненной борьбе, всюду - в науке, в торговле, в ремесле, в
живописи. Антисемитизм - мера человеческой бездарности. Государства ищут
объяснения своей неудачливости в происках мирового еврейства. Но это одна
из сторон антисемитизма.
разобраться в причинах своих бедствий и страданий. В евреях, а не в
государственном и общественном устройстве видят невежественные люди
причины своих бедствий. Но и это массовое проявление антисемитизма - одна
из сторон его.
общества. Но и это лишь одна из сторон антисемитизма.
истинная причина физиологического антисемитизма. Ведь человек, с
отвращением говорящий о курчавых волосах еврея, о его жестикуляции,
восхищается черными, курчавыми волосами детей на картинах Мурильо,
безразличен к гортанному говору, жестикуляции армян, дружелюбно
поглядывает на синегубого негра.
подвергаются национальные меньшинства. Это явление особое, потому что
Каменистый Артем
Корнев Павел
Бажанов Олег
Пехов Алексей
Прозоров Александр
Белогорский Евгений