постарался как можно спокойнее попрощаться с ними:
нам сейчас не нужна, обойдемся без вас.
настойчиво заявил:
пришлось с крыльца взять третью скорость.
разными правдами и неправдами в командиры. Я и раньше говорил Жорке, что
из этого ничего не выйдет, что такие командиры нам не нужны. Но Жорка
захотел увериться в этом на опыте.
дело прочесывали одна другую. Жорка сейчас похож на тигра: глаза у него
острые и искрящиеся. Кандидаты держат себя так, как будто их притащили
сюда играть в новую игру, но правила игра запутаны, старые игры вообще
лучше. Они стараются деликатно улыбаться в ответ на страстные обьяснения
Жорки, но эффект этот Жорку мало радует:
паразитом! Ты знаешь, что такое советская власть?
щеки.
видимо лодырь и губошлеп, - фамилия его Петрушко.
Белухиным и Карабановым, кажется, привела его в умиление, но сейчас он
разочарован: от него требуют невыгодных и неприятных осложнений с
товарищами.
куряжан, мы все же составили совет командиров, переписали всех обитателей
колонии и даже сделали наряд на работы завтрашнего дня. В это время
Волохов и Кудлатый налаживали инвентарь к завтрашнему выезду в поле. И
совет командиров и инвентарь имели очень дрянной вид, и мы улеглись спать
в настроении усталости и неудачи. Хотя Боровой с помощником
приступили к работе и вокруг ярко-черных навалов земли уже блестели свежие
щепки, общая задача в Куряже все равно представлялась неразборчивой и
лишенной того спасительного хвостика, за который необходимо дернуть для
начала.
условлено в совете командиров, в шесть часов позвонили побудку. Несмотря
на то что у соборной стены висел уже новый колокол с хорошим голосом,
пробудка не произвела на куряжан никакого впечатления. Дежурный по колонии
Иван Денисович Киргизов в свеженькой красной повязке заглянул в некоторые
спальни, но вынес оттуда только испорченное настроение. Колония спала;
лишь у конюшни возился наш передовой сводный, собираясь в поле. Через
двдацать минут он выступил в составе трех парных запряжек плугов и борон.
Кудлатый уселся на линейку и поехал в город доставать семенную картошку.
Ему навстречу тащились из города отсыревшие бледные фигуры. В моем
распоряжении не осталось сил, чтобы остановить их и обыскать, поговорить
об обстоятельствах минувшей ночи. Они беспрепятственно пролезли в спальни,
и чсило спящих, таким образом, даже увеличилось.
командиров, все силы куряжан предполагалось бросить на уборку спален и
двора, на расчистку площадки под парники, на вскопку огромных участков
вокруг монастырской стены и на разборку самой стены. В моменты
оптимистических просветов я начинал ощущать в себе новое приятное чувство
силы. Четыреста колонистов! Воображаю, как обрадовался бы Архимед, если бы
ему предложили четыреста колонистов. Очень возможно, что он отказался бы
даже от точки опоры в своей затее перевернуть мир. Да и двести восемьдесят
куряжан были для меня непривычным сгустком энергии после ста двадцати
горьковцев.
завтракать. У нас уже имелись тарелки и ложки, и все это в сравнительном
порядке было разложено на столах в трапезной, но целый час тарабанил в
колокол Шелапутин, пока в столовой показались первые фигуры. Завтрак
тянулся до десяти часов. В столовой я произнес несколько речей, в десятый
раз повторил, кто в каком отряде, кто в отряде командир и какая для отряда
назначена работа. Воспитанники выслушивали мои речи, не подымая головы от
тарелки. Эти черти даже не учли того обстоятельства, что для них
приготовлен был очень жирный и вкусный суп, и на хлеб положены кубики
масла. Они равнодушно сожрали суп и масло, позапихивали в карманы куски
хлеба и вылезли из столовой, облизывая грязные пальцы и игнорируя мои
взгляды, полные архимедовской надежды.
разложил на ступенях новые, вчера купленные лопаты, грабли, метлы. В руках
Миши новенький блокнот, тоже вчера купленный. В этом блокноте Миша должен
был записывать, какому отряду сколько выдано инструментов. Миша имел вид
очень глупый рядом со своей ярмаркой, ибо к нему не подошел ни один
человек. Даже Ваня Зайченко, командир десятого отряда куряжан,
составленного из его приятелей, на которого я особенно надеялся, не пришел
за инструментами, и за завтраком я его не
заметил. Из новых командиров в столовой подошел ко мне Ховрах, стоял со
мной рядом и развязно рассматривал проходящую мимо нас толпу. Его отряд -
четвертый - должен был приступить к разломке монастырской стены: для него
у Миши заготовлены были ломы. Но Ховрах даже не вспомнил о порученной ему
работе. По-прежнему развязно он заговорил со мной о предметах, никакого
отношения к монастырской стене не имеющих:
и, заглядывая мне в лицо, продолжал:
маслом. Га-га, интересно будет, когда сюда приедут! У нас здесь тоже были
бабенки подходящие... только знаете что? Галаза моего, ну и боялись! Я как
гляну на них, так аж краснеют! А отчего это так, скажите мне, отчего это у
меня глаз такой опасный, скажите?
если желаете, могу познакомить...
тормозов. Поэтому внутри меня что-то нарастало круто и настойчиво, но на
поверхности моей души я слышал только приглушенный скрип, да нагревались
клапаны сердца. В голове кто-то скомандовал "смирно", и чувства, мысли и
даже мыслишки поспешили выпрямить пошатнувшиеся ряды. Тот же "кто-то"
сурово приказал:
не вышел на работу и почему Ваня не завтракал?"
спальне Зайченко.
компания. Ваня положил руку под голову, и его бледная худая ручонка на
фоне грязной подушки казалась чистой.
сказал еле слышно:
накрыли одеялом и... здорово побили! В груди болит!
синеватому личику.
среди пустых грязных комнат была одна, в которой жила старушка-
фельдшерица. Я послал за нею Маликова. В дверях Маликов столкнулся с
Шелапутиным:
величественно улыбнулась:
стороны. Вероятно, он хотел увидеть моих сторублевых воспитателей. Мимо
нас спотыкающимся старческим аллюром спешила к Ване Зайченко фельдшерица.
От конюшни доносились негодующие речи Волохова:
работает, поноровили коней, гады, не кони, а проститутки!
головой:
Самойлова Елена
Посняков Андрей
Андреев Николай
Маккарти Кормак
Шилова Юлия
Ибсен Генрик