торопливости, оглаживали стеганое одеяло. Голова ее в белом ночном чепце
беспрерывно, со страшной равномерностью раскачивалась из стороны в
сторону. Ввалившийся рот бессознательно открывался и закрывался при каждой
мучительной попытке глотнуть воздуха, глубоко запавшие глаза блуждали,
умоляя о помощи, и время от времени с потрясающим выражением зависти
останавливались на ком-нибудь из тех, кто стоял здесь, дышал и жил, но
ничего уже больше не мог для нее сделать, - разве что воздать ей последнюю
жертву любви, то есть не отводить глаз от ее одра. За окнами уже стало
светать, а в состоянии консульши не наступало никаких изменений.
потянул за рукав старого доктора Грабова в глубину комнаты, - доктор
Лангхальс в это время делал какое-то вспрыскивание больной. Г-жа
Перманедер, зажав рот платочком, тоже подошла к ним.
доктор Грабов. - Возможно, что ваша матушка уже через пять минут
освободится от страданий, а возможно, что это продолжится еще несколько
часов... Ничего не могу вам сказать. В данном случае мы имеем дело с так
называемым отеком легких...
текли у нее по щекам. - Это часто случается при воспалении легких -
легочные пузырьки наполняются водянистой жидкостью, и человеку больше
нечем дышать. Да, я это знаю...
длинном добром его лице обозначились строгие складки. - Это обманчиво,
дорогой друг. Верьте мне, это обманчиво. Сознание сильно помрачено... То,
что вы видите, скорее рефлекторные движения, уж поверьте мне...
и все понимает.
возле кровати сестры, опершись на набалдашник трости. Глаза у него были
красные.
томление, роковая неизбежность одиночества, ужас перед полнейшей своей
беспомощностью, казалось, целиком завладели этим обреченным смерти телом.
Ее глаза, помутневшие, молящие, ищущие и жалобные, то закрывались при
агонизирующих движениях головы, то вновь раскрывались так широко, что
жилки на глазном яблоке наливались кровью! А сознание все не покидало ее!
натыкаясь на мебель.
больной, уснули на своих стульях, и лица их раскраснелись во сне.
Дыхание у нее прерывалось, страх возрастал.
снотворного никто не решился.
это уже было однажды:
боролась с жизнью за смерть.
Господа! Ради всего святого! Заснуть!..
разрыдалась, а Томас, схватившись за голову, тихо застонал. Но врачи
памятовали свой долг: а долг их заключался в том, чтобы всеми силами и как
можно дольше отстаивать эту жизнь для близких, - наркотические же средства
немедленно сломили бы в умирающей последнюю силу сопротивления. Врачи
существуют не затем, чтобы приближать смерть, а затем, чтобы любой ценой
сохранять жизнь. За это ратовали религиозные и моральные принципы, которые
им внушались в университете, даже если в данный момент они и не помнили о
них... Поэтому оба доктора всеми способами подкрепляли сердце и с помощью
рвотных средств время от времени добивались мгновенного облегчения.
вскинулась и, широко раскрыв глаза, стала захватывать руками воздух,
словно ища опоры, ища простершихся к ней рук, и, оборачиваясь то туда, то
сюда, без устали выкрикивала ответы на зовы, слышимые ей одной и с минуты
на минуту, казалось, становившиеся все настойчивее. Можно было подумать,
что где-то здесь присутствуют не только ее покойный муж и дочь, но ее
отец, мать, свекровь и множество других, опередивших ее в смерти
родственников. Она называла какие-то уменьшительные имена, и никто в
комнате уже не мог сказать, кого из давно ушедших звали этими именами.
Сейчас приду! Сейчас! Сию минуту! Да! Не могу... Снотворного, господа!..
состарившемуся, искаженному мукой лицу прошел трепет - неожиданное
выражение страстного ликования, бесконечной, жуткой, пугающей нежности
появилось на нем. Она стремительно раскрыла объятия, и с такой порывистой
непосредственностью, что все почувствовали: между тем, что коснулось ее
слуха, и ее ответом не прошло и мига, - крикнула громко, с беспредельной,
робкой, испуганной, любовной готовностью и самозабвением:
она?
растроганным лицом закрыл глаза покойнице.
ознобе. Сестра Леандра затянула простыней зеркало на туалетном столе.
2
Перманедер. Она стояла на коленях подле кровати, совсем одна, распустив по
полу складки своего траурного платья, и, опершись молитвенно сложенными
руками о сиденье стула, почти беззвучно шептала что-то. Прекрасно слыша,
как ее брат с женой вошли в маленькую столовую и невольно остановились
посреди комнаты, чтобы не прерывать ее молитвы, она, однако, не сочла
нужным особенно спешить; но потом сухо закашлялась, неторопливым
грациозным движением подобрала юбки, встала на ноги и, без тени смущения,
величаво двинулась навстречу брату и невестке.
эта Зеверин... похоже, что покойная мама вскормила змею на своей груди.
терпения... И как она смеет нарушать нашу скорбь своими вульгарными
выходками?
вынимает мамины шелковые платья, перекидывает их через руку и направляется
к двери. "Рикхен, - говорю я, - куда это вы?" - "Мне их обещала госпожа
консульша!" - "Милая Зеверин", - говорю я и очень сдержанно разъясняю ей,
что такой образ действий излишне поспешен. И что, ты думаешь, это помогло?
Ничуть! Она забирает не только шелковые платья, но прихватывает еще целую
стопку белья и удаляется. Сам понимаешь, не драться же мне с ней... И не
она одна. Горничные того же поля ягоды!.. Корзинами тащат из дому платья и
белье... Прислуга на моих глазах делит между собою вещи, потому что ключи
от всех шкафов у Зеверин. "Мамзель Зеверин, - говорю я, - будьте любезны
передать мне ключи". И что же она отвечает? Без малейшего стеснения
говорит, что не мне, мол, ей приказывать, что она не у меня служит, я ее
не нанимала и, покуда она здесь, ключи останутся у нее.
неизбежно, когда распадается хозяйство, которое и без того уже последнее
время велось спустя рукава. Не будем поднимать шума. Белье не бог весть
какое, да и старое к тому же. Но, конечно, надо будет проверить, что еще
осталось. Где списки? На столе? Хорошо! Сейчас посмотрим.
г-жа Антония откинула белый покров с лица покойницы. На консульше уже было
шелковое платье, в котором ее сегодня должны были положить в гроб - там,
наверху, в большой столовой. Двадцать восемь часов прошло с той минуты,
как она испустила свой последний вздох. Щеки и рот ее без искусственной
челюсти по-стариковски ввалились, а заострившийся подбородок сильно
выдался вперед. Всматриваясь в неумолимо плотно сомкнутые веки, все трое
мучительно и тщетно пытались узнать в этом лице лицо матери. Зато из-под
воскресного чепца консульши виднелись все те же рыжевато-каштановые,
гладко зачесанные волосы, над которыми так часто подтрунивали дамы
Будденброк с Брейтенштрассе... По стеганому одеялу были рассыпаны цветы.
Перманедер. - От всего города... Ну просто от всего света! Я велела их
сложить в коридоре; вы потом непременно посмотрите, ты, Герда, и ты, Том.
Это так прекрасно и печально! Атласные ленты вот такой ширины...
Якобе очень постарался. И... - она всхлипнула... - и гроб тоже прислали.
Да раздевайтесь же, дорогие мои, - продолжала она, снова бережно прикрывая
Березин Федор
Посняков Андрей
Куликов Роман
Прозоров Александр
Доценко Виктор
Никитин Юрий